Эликсиры Эллисона. От глупости и смерти (сборник) - Эллисон Харлан

Он расстегнул пальто, распахнул полы и показал Орхону, что тот когда-нибудь унаследует, если очень будет стараться не быть деспотом. Приколотые к ткани – каждая пара с изображением планеты – тикали миллион и больше часов; каждые символизировали Землю в разные моменты, и все они беспорядочно урчали, как дремлющие сфинксы. И Орхон стоял на жаре долго-долго и слушал, как тикает ограниченный мир.

ЛЕВЕНДИС: В среду 16 октября он случайно наткнулся на трех скинхедов в «мартинсах» и одежде из дешевого черного заменителя, которые избивали межрасовую пару, вышедшую после вечернего спектакля из театра «Ла-Саль» в Чикаго. Он спокойно стоял и смотрел. Долго.

ЛЕВЕНДИС: В четверг 17 октября он случайно наткнулся на трех скинхедов в «мартинсах» и одежде из дешевого черного заменителя, которые избивали межрасовую пару, остановившуюся перекусить в «Ховард Джонсонс» возле «Короля Пруссии» [140] на Пеннсильвания-Тернпайк. Он вытащил полуторадюймовой толщины штырь железного дерева, лежащий рядом с водительским сиденьем, взял его за середину, держа у ноги, чтобы штырь не был сразу заметен в полутьме парковки, подошел сзади к троице, лупившей ногами черную женщину и белого мужчину, брошенных на асфальт среди припаркованных машин, похлопал самого высокого по плечу, и, когда тот повернулся, перехватил штырь правой рукой и вогнал скинхеду в глаз, пробив орбиту и разворотив мозги. Парень хлопнулся на спину, уже мертвый, и зацепил руками своих подельников. Пока они оборачивались, подошедший раскручивал штырь как боевую дубину все быстрее и быстрее, и, когда тот из двоих, что был покрепче, бросился в атаку, он хлестнул его наотмашь по голове и полоснул по горлу. Резкий хруст эхом отразился от темных холмов за рестораном. Третьего парня он пнул коленом в пах, а когда тот свалился на спину, ударил ногой под подбородок, раскрыв ему рот, встал над ним и двумя руками загнал в раскрытый рот деревянный кол, выбив зубы и раздробив кости затылка. Штырь скрипнул по бетону.

Потом он помог мужчине и его жене подняться, крикнул менеджеру ресторана, чтобы тот пустил их отлежаться в своем кабинете, пока не приедет полиция. А себе заказал тарелку жареных моллюсков и с удовольствием их ел, пока копы не сняли с него показания.

ЛЕВЕНДИС: В пятницу 18 октября он направил автобус с мормонскими школьниками к мелководью Большого Соленого Озера в Юте – отдать дань почтения великому скульптору Смитсону, познакомив невежественных в искусстве детей со Спиральной дамбой – неуместной и великолепно искривленной полосой земли и камня, уходящей прочь и вдаль, как затерявшаяся в приливе мысль.

– Человек, который это сделал, который это выдумал и осуществил, знаете, что он однажды сказал?

И они ответили, что нет, не знают, что сказал этот скульптор Смитсон, и человек, который вел автобус, выдержал театральную паузу и повторил слова Смитсона: «Создавайте загадки, а не объяснения». Они все на него уставились.

– Может, вы должны были там побывать, – сказал он, пожав плечами. – Кто будет мороженое?

И они направились в «Баскин Роббинс».

ЛЕВЕНДИС: В субботу 19 октября он подал иск на тридцать миллионов долларов против Главной лиги от имени Альберды Джанетты Чемберс, девятнадцатилетней левши с молниеносным фастболом [141] (рекордная зафиксированная скорость – 96 миль/час), обманчивым слайдером [142], который может сделать бочку в воздухе и еще прибрать за собой, с показателем пропускаемости 2,10ERA [143]; умеющей бить с любой стороны пластины со средним показателем отбивания 0,360, страхующей сразу две базы в качестве въедливого шорт-стопа с перчаткой-ловушкой, придуманной ею самой, а также которой отказали в пробах буквально все профессиональные команды США (и Японии) от самых крупных и до Пони-лиги. Он подал в федеральный суд Южного округа штата Нью-Йорк и сказал Теду Коппелу, что Алли Чемберс будет первой женщиной, мулаткой или нет, в бейсбольном Зале Славы.

ЛЕВЕНДИС: В воскресенье 20 октября он ездил по улицам Роли и Дарема, штат Северная Каролина, в арендованном фургоне, оборудованном громкоговорителями, и неустанно напоминал сомнамбулическим пешеходам и семьям, группами входящим в рестораны «Эггз энд гритс» (многие из взрослых на самом деле голосовали за Джесси Хелмса [144] и потому им грозила опасность потерять sertse), что, наверное, не надо бы им налегать сегодня на Библию, а лучше вернуться и перечитать рассказ Ширли Джексон «Обычный день и арахис».

Этот рассказ озаглавлен

Желтый нарцисс, который забавляет

ЛЕВЕНДИС: В понедельник 21 октября, отклонившись от маршрута, он брел через город Нью-Йорк по не самым благополучным кварталам. Был 1892 год. Он прошел по Двадцать четвертой улице с Пятой авеню на Седьмую, свернул прочь от центра и медленно пошел по Седьмой авеню к Сороковой улице. В этой части города то и дело попадались бордели, красным светом вывесок бросающие вызов тусклым газовым фонарям. Компания «Эдисон и Свэн Юнайтед Электрик Лайт» здорово разбогатела за счет разумных действий одного продавца с греческой фамилией, который поставил вопрос о проституции в районе к западу от Бродвея всего пятью годами раньше, требуя установки ламп накаливания мистера Джозефа Уилсона Свэна и мистера Томаса Альвы Эдисона: выкрашенные алым, они были закреплены над зловеще зияющими дверями многих здешних домов, не обремененных добродетелью. Проходя мимо переулка, выходящего на Тридцать шестую, он услышал из темноты возмущенный женский голос:

– Ты мне обещал два доллара, так ты их дай сначала! Нет, стой! Сперва дай мне два доллара!

Он шагнул в переулок, подождал, пока глаза привыкнут к полной темноте, стараясь сдержать дыхание из-за вони. И тут он увидел их. Мужчина под пятьдесят, в котелке, в длинном пальто с каракулевым воротником. В переулке слышался стук копыт и колес конных экипажей, и человек в каракулевом воротнике посмотрел в сторону выхода. Лицо его было напряженным, будто он ожидал увидеть сообщника девушки – грабителя, хулигана, сутенера, бегущего ей на помощь. Штаны у него были расстегнуты, наружу торчал тонкий бледный член, а девушку он прижимал к кирпичной стене, левой рукой держа за горло, а правой задирая ей передник и юбки и готовясь залезть в трусы. Она пыталась его оттолкнуть, но безуспешно – он был крупный и сильный. Увидев второго человека у входа в переулок, он выпустил девушку и заправил орган в штаны, но не стал тратить время на застегивание.

– Эй, ты! Подглядываешь, как это делают те, у кого лучше получается?

Человек, свернувший с пути, сказал ему негромко:

– Отпустите девушку. Дайте ей два доллара и отпустите.

Человек в котелке сделал шаг к выходу из переулка, поднимая руки как кулачный боец. И тихо засмеялся, даже фыркнул – грубо и презрительно.

– Ты кем себя вообразил? Джон Л. Салливен [145], кэп? Ну, ладно, посмотрим, как мы с тобой да с маркизом Куинсберри [146] поладим…

Он двинулся вперед, пританцовывая – громоздкое пальто ему довольно сильно мешало. Когда он подобрался на расстояние двух вытянутых рук, молодой человек выхватил из кармана пальто тазер и выстрелил в упор. Колючки оцарапали щеку и шею кулачного бойца, разряд сбил его с ног и швырнул в кирпичную стену с такой силой, что вылетели нити, а сам несостоявшийся блудник рухнул лицом вниз и ударился так, что вылетели три передних зуба, обломившись у самых десен. Девушка хотела убежать, но переулок был тупиком. Она испуганно смотрела, как приближается этот человек со странным оружием. Лица его было почти не видно, а вот еще недавно в Лондоне прокатилась волна убийств Джека-Потрошителя, и поговаривали, что этот Джек был янки и вернулся в Нью-Йорк. Ей стало страшно. Звали ее Поппи Шкурник, она была сиротой и работала в городе сдельщицей на фабрике женской одежды. Зарабатывала доллар шестьдесят пять центов в неделю за шесть дней труда с семи утра до семи вечера, и этого едва хватало уплатить за жилье в меблированных комнатах Байера. Приходилось «подрабатывать», гуляя в квартале красных фонарей – дважды в неделю, не больше, – и молиться, чтобы на нее не обратили нежелательное внимание джентльмены, которым нравится сперва поиметь девушку, а потом изувечить; приходилось также избегать давления сутенеров и «друзей», которые хотели, чтобы она на них работала; приходилось отталкивать мысль, что она больше не из числа «достойных», хотя и далека от того, чтобы продаться в какой-нибудь бордель под красными фонарями.