Светлана Дильдина - Песня цветов аконита
— Если покинешь меня, разыщи человека по имени Аоки, с волосами цвета солнечного золота. Вы отлично поймете друг друга… Он был разбойником.
— Верните Айхо, — уже обессилено, но все еще упрямо пробормотал Ниро, глядя в пол. Господин не ответил, снова взялся за кисть. Когда Ниро потерял уже всякую надежду и окончательно понял неуместность своего присутствия здесь, господин вдруг произнес:
— Верну. Хорошо, что ты заботишься о друге.
* * *— Хотя бы так, Айхо, — тихо говорил юноша актеру, когда ехал с ним рядом, стараясь не смотреть в сторону брата, конь которого шел сзади. — Хотя бы так.
* * *Хоровод палых листьев. Ветер вздымает их над землей, и еле слышно гудят темные тан. Йири идет сквозь вихри сухой листвы, что шепчет голосами когда-то живших. На плечи падают листья, путаются в волосах — ломкие, разучившиеся дышать…
Опомнился — он и впрямь шел по саду, своему, не привидевшемуся, и листья вокруг обычные, желтые — они молчат.
По его указу восстановили храм вблизи города. Стены из розоватого камня, чудом сохранившаяся статуя Иями внутри — работе древнего мастера, наверное, полтысячи лет.
За восстановление святилища наместнику многие были благодарны — только сам он в храме ни разу не появился.
Что ж, насильно никто никого не гнал на поклон к Бестелесным, а высших — тем более.
* * *Листья вздымались и опадали под ногами. Айхо поправил ворот осенней куртки с вышитыми на рукавах знаками онна.
Теперь он жил в доме наместника. Тот не обращал на актера никакого внимания, но и не прогонял.
— Это ведь ты упросил его оставить меня.
— Ты в самом деле считаешь, что господина можно уговорить? — фыркнул Ниро. — Если бы дело касалось только тебя! Остался в живых — вот уже невероятное везение! Я бы тебя сам за пределы города вывез.
Поддел ногой упавший сучок.
— Я и не думал, что у него такие картины… До тебя он не рисовал — так, баловство одно. А еще… Да ладно. Когда-нибудь сам поймешь. И Шинори поймет. И примет тебя.
* * *На загнанной лошади, в темно-серой пропыленной одежде, гонец промчался через ворота, проскакал по парку, взбежал на террасу.
Наместник стремительно обернулся, увидел — на головной повязке веточка красной туи. Каждый сразу увидит — такого не остановят. А о чьей смерти весть принесли, понял, еще не спросив.
Упавший на колено гонец протянул плоский черный футляр, обернутый черно-белой тесьмой. А тот словно окаменел — неподвижность мертвого тела, словно о нем — этот знак. Холодный ветерок с тонкой прядью играл. Остальные волосы держала заколка, словно и волосы неживые.
Стоял и смотрел. Шли минуты.
— Ступайте, — Те-Кири принял футляр-хэйга , кивком головы отослав гонца. Наместник повернулся к нему. И голос был мертвый.
— В городе должны знать. Во всей Окаэре. И займитесь домом — самый глубокий траур. Вы сами знаете как…
— Будет исполнено, господин. Вам что-нибудь…
— Ничего.
Впервые Те-Кири не видел легкости в его движениях. Но — мог только в спину смотреть.
Забыв про возраст, почти бегом пересек сад, громко крикнул:
— Ниро!
Юноша в нарядной одежде выбежал на дорожку.
— Где ты болтаешься? Куда собрался?
— Господин отпустил меня в город. Утром пришел караван с севера…
Ухватил мальчишку за плечо, подтолкнул в сторону террасы:
— Живо — к нему!
— А что… — Ниро умел понимать, — Иду.
— Над страной взошло новое солнце.
— Ох… — Ниро схватился за щеку. — А господин — он останется здесь? Или пришлют другого наместника?
— Не знаю. Ему сейчас не до того. Живо к нему! Тебя он хоть не прогонит.
Ниро помчался, будто не по дорожкам — над ними, на ходу скинул нарядную безрукавку, оставшись в рубашке. Уж лучше в таком виде явиться, чем одетым для праздника.
Йири прошел к себе. Медленно притворил дверь — она показалась очень тяжелой. Опустился на колени перед нишей с фигуркой святого. Потянул заколку — рассыпались волосы. Столь же медленно протянул руку, зажег палочку смолистого кедра на полу. Узкая струйка дыма зазмеилась по комнате. А Йири замер, склонив голову, сложив руки. Не стало времени.
Робкий стук в дверь.
— Да… — одними губами. Ниро, словно услышав, а на деле нарушив приказ — без позволения не входить, шагнул в комнату. Бесшумно опустился на колени чуть позади. Шепотом спросил:
— Господин мой… что-нибудь нужно?
Он боялся, что не дождется ответа. Но Йири скоро поднялся, провел рукой по его волосам.
— Принеси нээнэ хэн, черные свечи.
Лицо его враз осунулось, и, видя это, впервые за несколько лет Ниро почувствовал, что вот-вот, и расплачется. Поспешил исполнить приказ. Скоро появился с узким ящичком, на крышке — темный узор. Не только цветом — самой сутью своей.
Йири открыл его, достал черную тонкую свечку из тех, что горят долго. Укрепил в узком подсвечнике, поставил на стол.
— Иди.
— Зажечь ее, господин?
— Нет. Я сам.
Ниро шагнул за дверь и свернулся калачиком по ту сторону. Никто не войдет.
И можно дать волю слезам.
А там, за дверью, зажглась свеча. Огонек на черной палочке, тяжелый, пряный запах смолы.
Весь вечер и ночь горели черные свечи. Умирала одна — ее сменяла другая. Ниро не уходил от двери. Движения не слышал внутри.
Всех слуг прогонял. Только распорядился настой горьких трав принести, из тех, что снимают усталость. Не заботясь уже о том, позволено ли входить, принес узкогорлый кувшин, поставил на стол — и чашку с ним рядом. Наполнив ее питьем, вышел, отчаянно стараясь не взглянуть господину в лицо. Потому что не надо видеть.
Только стало светать, отодвинулась створка. Йири сверху смотрел на юношу, свернувшегося у двери.
— Охраняешь меня?
— Да, господин, — тело не слушалось — быстро встать не удалось.
— Спасибо. Иди. Шинори скоро вернется?
— С рассветом, сказал.
— Иди к брату.
Ниро поднялся, качнувшись.
— Не оставляйте нас, господин, если покинете Окаэру.
— Что ты. Вы — мои люди.
Легкие шаги — и его уже нет. Ниро поплелся к себе.
Там, далеко, за Серебряным озером, на Ивовом Острове, медленно плыли белые как снег носилки с черной резьбой. К белым воротам несли их люди в свободных одеждах из небеленого холста. Ни украшений, ни поясов — и те, кто шел следом, были одеты так же. Веточки красной туи брошены были перед воротами, а в храмах горели черные свечи с терпким смолистым запахом, и женщины надели покрывала, не давая свету упасть на лица.
И в костер легла красная туя, и огонь взлетел к небу. Тот, кто носил имя Юкиро, оставил этот мир.
