Айзек Азимов - Я, робот
— Что же нам тогда делать?
— В любом случае попытаться. Депутат Че Ли-Цинь будет на нашей стороне, как и еще многие депутаты, чье число все увеличивается. Президент в таком вопросе, несомненно, согласится с большинством в Собрании.
— А большинство за нас?
— Далеко нет. Но мы его получим, если общественное мнение допустит, чтобы широкое истолкование человечности, которого оно добивалось, распространилось и на вас. Шанс не очень велик, не стану скрывать, но, если вы не хотите отказаться от борьбы, нам придется разыграть эту карту.
— Отказываться я не хочу.
20Депутат Ли-Цинь заметно постарела с тех пор, как Эндрю встретился с ней в первый раз, и давно уже не носила прозрачные одежды. Теперь волосы у нее были коротко подстрижены, а одеяние напоминало футляр. Эндрю же по-прежнему придерживался, насколько позволял хороший вкус, моды тех дней, когда сто с лишним лет назад он начал носить одежду.
Ли-Цинь сказала:
— Эндрю, мы зашли настолько далеко, насколько возможно. И попробуем еще раз после каникул. Но, честно говоря, поражение неизбежно, и вопрос будет окончательно закрыт. Все мои последние усилия только обеспечили мне не менее верное поражение на ближайших выборах.
— Я знаю, — сказал Эндрю, — и это очень меня огорчает. Когда-то вы сказали, что отступитесь от меня, если дело обернется подобным образом. Почему вы этого не сделали?
— Убеждения, бывает, меняются. Каким-то образом отступиться от вас теперь значило бы заплатить слишком высокую цену за еще один депутатский срок. Я и так уже заседала в Собрании четверть века, Этого вполне достаточно.
— И мы никак не можем переубедить их, Че?
— Всех, доступных доводам рассудка, мы уже переубедили. Сломить инстинктивную антипатию остальных оказалось невозможно.
— Инстинктивная антипатия не должна влиять на то, как депутат голосует.
— Совершенно справедливо, Эндрю. Но они даже себе никогда не признаются, что ими руководит антипатия.
Эндрю сказал осторожно:
— Следовательно, все сводится к мозгу. Но должны ли мы останавливаться на простом противопоставлении клеток позитронам? Нельзя ли добиться функционального определения? Надо ли указывать, что мозг состоит из того или этого? Нельзя ли указать, что мозг — это нечто способное мыслить на определенном уровне?
— Не сработает, — ответила Ли-Цинь. — Ваш мозг изготовлен человеком, а человеческий мозг — нет. Баш мозг сконструирован, их — результат эволюции, Для человека, который упорно хочет сохранить барьер между собой и роботом, эти различия — стальная стена в милю высотой и в милю толщиной.
— Если бы добраться до источника их антипатии, до самого источника…
— Столько лет прошло, — грустно сказала Ли-Цинь, — а вы все еще пытаетесь найти к людям логичный подход. Бедный Эндрю! Не сердитесь, но это упорство вам внушает робот в вас.
— Не знаю, — сказал Эндрю. — Если бы я сумел заставить себя…
1 (резюме)
Если бы он мог заставить себя.
Он давно предполагал, что дело дойдет до этого, и в конце концов оказался в приемной хирурга. Он нашел достаточно искусного для подобной операции — то есть робота. Ни на умение, ни на добрую волю хирурга-человека тут положиться было нельзя.
Этот хирург не мог подвергнуть такой операции человека, а потому Эндрю перестал оттягивать решительную минуту горькими расспросами, отражавшими его внутреннее смятение, и нейтрализовал Первый Закон, сказав:
— Я тоже робот.
А потом сказал с твердостью, с которой за последние десятилетия научился обращаться даже к людям:
— Я приказываю тебе подвергнуть меня этой операции.
Вне воздействия Первого Закона приказ, отданный с такой категоричностью тем, кто выглядел совсем как человек, включил Второй Закон настолько, что победа была одержана.
21Слабость, которую испытывал Эндрю, была, по его убеждению, воображаемой. После операции он оправился полностью. И все же, как можно незаметнее, он прислонился к стене. Если бы он сел, все могло бы стать слишком явным.
Ли-Цинь сказала:
— Заключительное голосование назначено на эту неделю, Эндрю. Оттянуть еще мне не удалось, и мы проиграем. Это будет конец, Эндрю.
Эндрю сказал:
— Я очень благодарен вам за то, что вы так умело добивались отсрочки голосования, Так я получил необходимое мне время и сделал ход, который должен был сделать.
— Какой ход? — спросила Ли-Цинь с нескрываемой тревогой.
— Я не мог предупредить о нем вас или людей в «Фейнголд и Чарни». Меня, конечно, остановили бы. Послушайте, если камень преткновения — мозг, то самое большое отличие заключено в бессмертии, верно? Кого, в сущности, интересует, как выглядит мозг, из чего он состоит или каким образом возник? Важно то, что клетки мозга умирают, что они обречены умереть. Пусть все остальные органы поддерживаются постоянно в функциональном состоянии или заменяются, клетки мозга, которые нельзя заменить, не изменив и тем самым не убив личность, должны обязательно рано или поздно умереть. Мои позитронные связи существуют почти два столетия без различимых изменений и могут просуществовать еще столетия. Не в этом ли непреодолимый барьер? Люди способны терпеть бессмертного робота — не все ли равно, как долго машина сохраняется в рабочем состоянии? Но они не способны смириться с бессмертием человека, поскольку мысль о их личной смерти переносима только потому, что это общая участь. Вот по какой причине они не хотят признать меня человеком.
— К чему вы клоните, Эндрю? — спросила Ли-Цинь.
— Я разрешил эту проблему. Много десятилетий тому назад мой позитронный мозг был соединен с органическими нервами. Теперь еще одна операция изменила это подключение так, что медленно, очень медленно потенциал моих позитронных связей понижается.
Изборожденное тонкими морщинами лицо Ли-Цинь несколько секунд не выражало ничего. Потом ее губы задрожали.
— То есть ты организовал свою смерть, Эндрю? Но это же невозможно. Это — нарушение Третьего Закона.
— Нет, — сказал Эндрю. — Я выбирал между смертью моего тела и смертью моих надежд к стремлений. Оставить мое тело жить ценой большей смерти — вот это было бы нарушением Третьего Закона.
Ли-Цинь ухватила его за плечи, словно собираясь встряхнуть, но совладала с собой.
— Эндрю, это ничего не даст. Сделай новую операцию, верни все в прежнее положение!
— Невозможно. Изменения необратимы. Мне осталось жить год — немногим больше, немногим меньше. Но до своего двухсотлетия я доживу. Я поддался слабости и позволил себе такую отсрочку.
![Айзек Азимов - Робот, который видел сны [Сны роботов]](/uploads/posts/books/56487/56487.jpg)
