Владимир Михановский - Путь «Каравеллы»
«… Желание забыться… Так вот оно каково, одно из чисто человеческих качеств, – размышлял Тобор, медленно бродя по пустынному коридорному отсеку. – Тяжкое это чувство».
Внезапно корабль дрогнул. Одновременно прогремел оглушительный взрыв, и тут же завыла аварийная сирена. От неожиданности Тобор вздрогнул. И это тоже было то новое, что появилось у него в последние дни, – никогда прежде Тобор не вздрагивал.
Мозг белкового заработал особенно четко, как и всегда в минуту смертельной опасности, пусть пока и не осознанной. В течение тысячной доли секунды он оценил общую ситуацию: такой аварийный сигнал мог включиться лишь в том случае, когда корабль перестает существовать как целое.
Впереди возникло черное пятно: это был провал, испещренный колючими точками. Звезды! Тобор сразу узнал их. Коридорный отсек переломился надвое, и половина его исчезла.
Воздух из коридорного отсека мигом улетучился. Легчайшие белые хлопья, образовавшиеся из сконденсированных паров, гирляндами осели на стенах. В пролом хлынул космический холод.
Корабль накренился, и Тобор едва не вылетел в открытое пространство. Он вовремя успел ухватиться щупальцами за штангу, опоясывающую коридорный отсек, – она была рассчитана на полет в условиях невесомости.
К безвоздушному пространству и низкой температуре Тобору было не привыкать.
Отломившаяся половина корабля вместе с умолкшими в результате взрыва двигателями уплывала вперед, повинуясь импульсу, полученному от страшной аннигиляционной вспышки.
Догнать уплывающую половину корабля, чтобы состыковаться с ней, Тобор был бессилен – все маневровые дюзы находились на оторвавшейся части «Каравеллы».
Расстояние между обеими половинами корабля медленно, но верно увеличивалось.
Тобор понимал, что решение ему нужно принимать сразу – для раздумий времени не оставалось.
И тут роботу по единственно необходимой в этот критический момент ассоциации вспомнилось давнее-давнее… Эта вспышка памяти была подготовлена всей предыдущей работой его мысли. Перед внутренним взором высветилась картина испытательного полигона Зеленого городка, заключительный цикл решающих испытаний и его отчаянный прыжок через вулкан, на дне которого клокотала огнедышащая лава. Именно тогда, в экстремальных условиях, Тобор прыгнул со вспомогательным грузом, хотя этому его не учил никто из воспитателей. Он зажал в щупальцах два увесистых обломка базальтовой скалы, повинуясь острому, как проблеск молнии, прозрению: недаром ведь по настоянию Акима Ксенофонтовича его напичкали всевозможной информацией о прыжках всех выдающихся легкоатлетов, начиная с легендарных времен первых древнегреческих Олимпиад!.. Тогда, в минуту смертельной опасности – а она была всамделишной, а не игровой, мыслительные способности Тобора резко обострились, и он понял, как именно нужно прыгать с грузом, чтобы прыгнуть далеко. Полученная драгоценная информация навсегда запечатлелась в его мозгу.
Воспоминание отхлынуло. Робот огляделся. Теперь он знал, как нужно действовать.
Тобор подскочил к отсеку, где хранилось снаряжение для высадки на новую планету, и мощным рывком отворил задраенный люк. Из отсека со свистом вырвался еще сохранившийся там воздух. Робот вихрем влетел в отсек. Он очень торопился – дело решали теперь мгновения. Вытащил из контейнера моток стального троса, испробовав его на разрыв, подумал секунду и отбросил в сторону: сталь может не выдержать необходимого напряжения. Он шарил и шарил глазищами, включил инфразор и все локаторы, но никак не мог обнаружить того, что ему требовалось. После поисков первых пластинок и последующих баталий с ними все в отсеке было перевернуто вверх дном. А потом уж было не до того, чтобы навести здесь, на складе, хотя бы относительный порядок.
Наконец Тобор нашел то, что искал, – бунт нейтритового троса. Он легко выкатил катушку четырехметрового диаметра в накренившийся коридор и поспешил к зияющему вдали пролому. По пути остановился и двумя рывками вырвал из-под потолка два тяжелых металлических куба – климатические установки «Каравеллы». Грани куба представляли собой густую решетку, из которой еще вырывалось теплое дыхание: установки честно, из последних сил старались восстановить в коридорном отсеке температуру и влажность, необходимые для поддержания жизнедеятельности людей.
Едва смолкли двигатели, на изувеченном корабле воцарилась невесомость, и Тобор включил магнитные присоски. Он подкатил к пролому гигантскую катушку, освободил конец троса и тщательно принайтовил его к одной из конструкций, выгнувшихся во время взрыва. Затем вернулся к двум оставленным кубам, пятясь и разматывая за собой трос. На переднее щупальце надел катушку и проверил, свободно ли она вращается.
В два свободных щупальца, правое и левое, Тобор взял по кубу. Необходимо как можно точнее рассчитать прыжок – от этого зависит все. До пролома сорок метров – дистанция, для разбега достаточная.
Робот разбежался и, резко оттолкнувшись от краев пролома, вылетел в открытое пространство. Далеко впереди мерцала перед ним отколовшаяся часть корабля. Треть неба закрывало гигантское блюдце фотонного отражателя. Еще не успевшее остыть от недавнего огня, оно напомнило Тобору кроваво-красный диск земного Солнца в тот момент, когда оно готово нырнуть под горизонт.
Позади тянулся трос. К счастью, катушка разматывалась легко. Сейчас согласно расчету траектории он обогнет блюдце и опустится на корабельную обшивку…
Отколовшаяся часть корабля приближалась. В нужный момент Тобор завел щупальца с грузом вперед и затем с силой отшвырнул прочь оба куба. Желанная цель рывком приблизилась.
Последний десяток метров…
Лишь через двое суток Тобору удалось кое-как состыковать разошедшиеся при взрыве части «Каравеллы». Затем он залатал проем – заварил швы, срезав и выбросив изуродованные края обшивки.
Включил оставшиеся климатизаторы, и через несколько часов атмосфера в коридорных отсеках восстановилась.
Корабль по инерции продолжал приближаться к бете Лиры, но что он там будет делать, робот не представлял.
РУКОПОЖАТИЕ
Любимая! Где ты? Откликнись скорей,
Я здесь, и мгновения мчатся.
На зов мой звенящий, что звезд горячей,
Не можешь ты не отозваться!
Бродя по безжизненному кораблю, Тобор вдруг с ужасающей ясностью понял, что такое одиночество. Прежде для него абстрактное, сугубо теоретическое понятие вдруг наполнилось плотью и кровью.
Он снова и снова обходил за отсеком отсек, вглядываясь в знакомые до мельчайшей черточки лица людей, с которыми так тесно сжился. Многие из них выросли и возмужали на его глазах. Теперь они были неподвижны, как мумии.
