Дмитрий Баюшев - Допущение
А посмотреть было на что. Огромное, в два этажа, устройство неизвестного назначения и неизвестно откуда взявшееся чадило густым черным дымом, воняя жженой резиной, и, наверное, кто-то давно уже набрал «01», ибо раздалась приближающаяся сирена, на бешеной скорости примчалась пожарная машина, и выскочившие из нее серо-зеленые пожарники принялись разматывать длинную кишку.
Эрэф поднял набрякшие веки, но, увидев свой корабль в плачевном состоянии, тут же смежил их снова.
Тугая водяная струя окатила крышу с неоновыми буквами "В случае пожара…", прошлась вскользь по открытым окнам, откуда донесся азартный детский визг, и, наконец, уперлась в объект тушения. Дым от объекта стал еще гуще. Зеваки отошли подальше.
Подкатил «Бобик».
— Спасибо, Боб, — сказал Иван, умащиваясь на газоне рядом с Эрэфом. — Ты как здесь оказался?
— Аномалия, однако.
— Если бы не ты, — Иван вздохнул. — Но мощно меня обработали, черти.
— Чепуховина, — возразил «Бобик». — Примитивная модуляция. Трухлявое враждебное решето — гипноизлучатель, старичок — модулятор. Я спалил резистор в анодной цепи — и амба.
— Ты что же, электронная голова, видел конструкцию решета насквозь? удивился Иван.
— И даже глубже. Мы с Виктором Николаевичем Булкиным постоянно совершенствуем и шлифуем мои незаурядные способности.
— Ишь ты — отец и сын Черепановы…
Эрэф вновь открыл глаза и слабо спросил:
— Это еще что за говорящий пылесос?
— Это "Бобик", — охотно ответил Иван. — У вас контрагент, у нас «Бобик». Ты свободен, Боб.
Тот пошевелил индикатором, убедился в отсутствии посторонней аномалии и уплыл, не касаясь асфальта.
Эрэф вроде бы оклемался, но вид имел чрезвычайно кислый. Собственно, его можно было понять, ведь индивидуальная капсула, на которой он должен был улететь со своим полукоронованным пленником, сейчас годилась только в утиль.
Пожарные, лихо попрыгав в свою Машину, умчались под вой сирены. Их отъезд как бы поставил точку в спектакле: стало безлюдно.
— Сынок, — сказал Эрэф. — Я ведь к тебе по-хорошему, А ты? Ну зачем ты так-то?
— Слушайте, — сказал Иван. — Оставайтесь у нас. Куда вам одному?
— Мне?
Эрэф, поднявшись с газона, полез в карман и, шепча: "Тут вот у меня гостинец, сынок…" — вынул допотопный пистолет с глушителем. Направил его на Ивана.
— Ты меня прости, сынок, но такой уж я эгоист. Мне очень жаль, что тебя больше не будет. Я понимал, конечно, что из моей затеи вряд ли что выйдет и все же на что-то надеялся. Такой я эгоист. Зря надеялся, оказывается. Да ты сиди, сиди, сынок, так будет удобнее. Страшное это дело — одиночество.
— Естественно, — согласился Иван, глядя на него с любопытством.
— Не захотел ты меня понять, Дай Банг. Опозорил перед всем честным народом и не захотел понять. Что же теперь прикажешь делать? Ты уж прости старика. Согласись: это неплохо — скопытиться от руки отца.
— Жаргончик у вас прямо Прынцевский, — весело сказал Иван. — Не знаю, кто мой отец, но «пушку» дайте-ка лучше сюда.
— Я, я твой отец, Дай Банг! — лицо у Эрэфа странно дернулось. — Это про твою маму мы сегодня вспомнили. Такое будущее — и коту под хвост! Эх, сынок.
— Вы мой отец? — изумленно спросил Иван. — Оригинальная ситуация…
"Что за неустроенный мир, где тебе все равно, кто твой отец, — подумал он. — Вот мой отец — а мне все равно".
— Впрочем, это ничего не меняет, — сказал он вслух. — Дайте ваш пистолет.
— Так ты ничего и не понял. Прощай, сынок!
Выстрелив в упор, старик выронил оружие и закрыл лицо трясущимися руками.
— Да жив я, жив, — вставая, сказал Иван. Эрэф опустил руки, лицо у него было жалкое и мокрое, губы дрожали.
— Это "Пулька", — объяснил Иван. — Антибабахалка. У нас теперь стреляй, не стреляй, все равно не попадешь. Пойдемте, а то поздно уже. Со снохой, гм, гм, познакомлю… Да вот она, кстати.
Действительно, появился «Бобик», за ним осторожно шла Наташа. И конечно же, она сразу увидела и изувеченный корабль, и оплавленный асфальт, и пистолет под ногами.
— Наточка, — заторопился Иван. — Это вот, представь, мой отец. Он немного погостит у нас. Хорошо?
Эрэф в это время, шипя, отдирал приклеенную бороду.
— Отец? — тихо переспросила Наташа. — Горе ты мое…
* * * *Ивана вызвали в Москву. Он отсутствовал ровно неделю и вернулся с неподъемным чемоданом и гигантской раздутой авоськой.
Эрэф, обычно проводивший время в выделенной для него уютной комнате, на этот раз вышел в столовую, угнездился, приняв на колени Жулика, в кресле и оттуда наблюдал за действиями молодой пары.
— Ой, "неделька", — восхитилась Наташа. — Какая прелесть!
— Это Валентине Егоровне, — возвестил Иван.
— Да на нее же не полезет, — убито сказала Наташа.
— Значит, дочке. Или внучке. Заказ, Ната.
— У людей ни стыда, ни совести, — сказала Наташа. — Лифчики тоже заказывали?
— Лифчики, гэдээровские комбинации, — пробубнил Иван, — импортные румяна, духи "Быть может", помаду, не помню какой номер, у меня все записано.
— Купил?
— Не все.
— Воду на тебе возят, я смотрю.
— Наталья, — подал голос Эрэф. — Мужа должно уважать и лелеять, а не дергать.
— Я его люблю, — спокойно сказала Наташа. — Поэтому поправляю, когда он не прав. Ваня порой такое отчебучит, будто с Луны свалился.
— Все мы тут с Луны свалились, — проворчал Эрэф.
— Что есть, то есть, — сказал Иван. — Этот быт для меня темный лес… Вот еду, понимаешь, домой, а у самого сомнение — зачем же чужим людям все это барахло везу? Что они — больше уважать меня будут?
— Тогда на кой ляд? — буркнул Эрэф.
— Я же говорю — темный лес. Просто хочется сделать приятное. Для себя жить — последнее дело.
— Много тебе помогают, — с сомнением сказал Эрэф. — Все своим горбом заработал. Правильно Наташка говорит: воду на тебе возят. Зря я ее ругнул, извини, Наталья.
— Что-то я вас не пойму, — сказала Наташа.
— А что тут понимать? Простота хуже воровства, — веско произнес Эрэф. — Уж больно ты, Ваня, прост. Вот погоди — на твоем материале какой-нибудь умник накропает докторскую… Надо жизнь вот так держать. — Он сжал кулак.
— Издержки, конечно, бывают, — согласился Иван, — но они от нашего несовершенства. Ведь кто ворует идеи? У кого ни гроша за душой, кто думает спинным мозгом. Так мы далеко не уйдем.
— С Луны свалился, — констатировал Эрэф и от возмущения даже отвернулся, стал смотреть в угол.
— Каждый человек талантлив, — продолжал Иван. Надо не полениться и найти свое «я». Тогда и воровать чужое будет незачем. Своего будет достаточно.
