Джон Браннер - Рождённый под властью Марса
Что-то опять ускользнуло от меня. Я открыл шлюз, но снова задержался. Я не воспользовался тогда пешеходным туннелем, а шел по улице, поскольку была ночь. Уличный транспорт на Марсе ходил редко по сравнению с другими мирами, но днем все же его было достаточно, чтобы пешеходная прогулка по улицам города показалась опасным развлечением.
Отсюда, вероятно, я шел к Старому Храму. Мой ночной поход к символу Марса был для меня очевидным.
В Старом Храме отсутствовали любого рода окна и двери.
Археологи проникли в него сверху, применив приставную лестницу. Песчаные бури, конечно быстро засыпали расчищенную поверхность пола. Когда строили город Зонд, под улицей прорыли туннель с выходом в центре таинственного здания. Я пользовался раньше туннелем, большим, светлым, украшенным красивыми картинами и фресками марсианских художников, написанными яркой минеральной глазурью по необожженной глине.
Сейчас я обнаружил под ногами песок в дюйм толщиной, половина флюоресцентных светильников не работали, кое-где отвалились изразцы — не видно было даже следов попыток восстановить их, только серели пустые квадраты из шершавого цемента, на котором раньше держались плитки. Волнение охватило меня. Что стало с моим родным миром, пока я слонялся среди звезд? В конце туннеля я поднялся по ступенькам наверх. Там я увидел гида, пожилую женщину, равнодушно читавшую лекцию об открытии Храма группе молодых землян от семи до восьми лет — тринадцать — четырнадцать по земному стилю. Судя по замечаниям, услышанным мной, дети были больше обеспокоены тем фактом, что их экскурсию проводит человек, а не запрограммированный автоматический гид, транслирующий объяснения через наушники, как в земных музеях. Похоже, их совсем не интересовал рассказ о главной достопримечательности Марса.
Правда, среди экскурсантов не оказалось марсиан, даже гидом была землянка. В числе посетителей я разглядел пару медведиан, как будто учителей, прилетевших в воскресный отпуск. Приходил ли теперь кто-нибудь из марсиан в эту громадную гробницу?
Широкими шагами я прошел в дальний конец зала и занялся изучением пятнадцати экспонатов, помещенных в наполненных аргоном витринах. Время до неузнаваемости изменило эти предметы. Трудно было предположить, что в прошлом их назначение было понятным для разумных существ. Когда-то я с благоговением смотрел на их фотографии, продававшиеся в автоматах. Тогда я был ребенком и не мог себе позволить купить дорогую стереокопию.
Сейчас экспонаты походили на бесформенные спекшиеся комки из алюминия, стали, сложных пластмасс, стекла, потемневшего или от радиации, или от времени. Я взглянул на пояснительный текст: «Обнаружен первым. Размеры 34x107 мм, синевато-серый, неправильной формы, главным образом сталь. Имеет пять стержней из стекла, диаметры на правом конце 2; 4,1; 1,6; 1,9; 2,8 мм. Масса…»
Вот и все, что мы знали о них. Эти находки не могли быть естественными образованиями, поскольку были слишком правильными и имели определенный химический состав.
— Извините! — промычала экскурсовод где-то около моего левого локтя, давая понять, чтобы я отошел от витрины — ей нужно скорее закончить рассказ о выставке и избавиться от скучных детей.
Я ушел. По пути к туннелю я почувствовал себя разбитым.
Бесцельно бредя по туннелю, я рассматривал керамические панно и удивлялся, почему эти отвалившиеся плитки были убраны или выброшены, а не установлены на место. Кончиками пальцев я ощупал каждую кромку выемки, оставшейся от выпавшей плитки.
Кто-то должен был заниматься этим, как и прохудившимся куполом, который я видел… или который приснился мне… Опять!.. Прикосновение к плитке вызвало новые ассоциации!
Плитка под пальцами шевельнулась, я остановился, ожидая, что она упадет. Но нет, изразец не упал. И все же я был уверен, что почувствовал движение, — было ли оно от этой плитки или от предыдущей?
Предыдущей! Но она оставалась на месте. И вдруг целая секция плиток начала медленно выдвигаться ко мне. Она оказалась дверью, за которой скрывалась маленькая комната, голая, освещенная одной флюоресцентной лампочкой. В ней стояли несколько простых стульев из пластика и один специальный со спинкой, доходящей мне до плеча, вырезанный из глыбы марсианского камня.
Мгновенно, как стартовавшая ракета, память вернулась назад, и я, пораженный, остановился на пороге, пытаясь собрать воедино все возникшие внезапно факты. Не помню, как долго я оставался прикованным к месту.
В комнате был человек. Центаврианин со знаками отличия майора. При моем неожиданном вторжении он повернул свое лицо, и пока я был в оцепенении, он схватил оружие, лежавшее на каменном стуле. Нервно-парализующий хлыст.
— Войдите, инженер Мэлин, — проскрежетал он. — Закройте дверь за собой!
Я продолжал стоять неподвижно. Майор крикнул:
— Шевелитесь, вы, дурак! Вы лучше всех знаете, как я могу использовать эту штуку!
И, когда я по-прежнему не шелохнулся, он включил хлыст.
10
Дверь была полуоткрыта. В любой момент кто-нибудь мог пройти по туннелю, например кто-нибудь из детей, которым надоело осматривать Старый Храм, и они воспользовались удобным случаем, чтобы удрать пораньше. Наверное, благодаря этому обстоятельству майор поставил регулятор хлыста в среднее положение, а не на максимум, при котором можно свалить с ног быка, не говоря уже о человеке. В среднем положении боль была достаточной, чтобы заставить меня подчиниться и закрыть дверь; к тому же времени такая процедура заняла бы меньше, чем если бы он сразу вывел меня из сознания: я свалился бы по ту сторону порога, и ему пришлось бы затаскивать меня в комнату, прежде чем закрыть дверь.
Я мог читать мысли майора так же легко, как напечатанную страницу. По его открытому от неожиданности рту, изумленному выражению лица, сменившемуся нерешительностью, я ясно представлял, что творилось в его голове. Направив на меня хлыст, он ждал, что я сложусь вдвое, подобно человеку, получившему жестокий удар в солнечное сплетение.
Вместо этого он сам получил удар в шею, не очень сильный удар, но этим ударом и карлик мог лишить великана возможности двигаться — как раз по адамову яблоку. Малорослый центаврианин, привыкший иметь дело с такими же «карликами» (ростом шесть футов или около того), недооценил длину рук марсианина. Подобно всем людям, осмотрительным при низкой гравитации, он к тому же старался не делать быстрых движений из страха взлететь.
Удар был только частью моего рывка — я еще ухитрился отобрать у майора хлыст.
Когда я открыл дверь и узнал комнату, ко мне вихрем вернулась память.
