Ольга Елисеева - Зрячее счастье (Екатерина II)
На личных взаимоотношениях Екатерины и Потемкина это отражалось мало: оба стояли слишком высоко над остальными и слишком ценили свой союз, дававший огромные государственные плоды. После смерти Григория Александровича в 1791 г. императрица писала старому корреспонденту барону М. Гримму о своем потерянном супруге: "В нем было... одно редкое качество, отличавшее его от всех других людей: у него была смелость в сердце, смелость в уме, смелость в душе. Благодаря этому, мы всегда понимали друг друга и не обращали внимания на толки тех, кто меньше нас смыслил".78
Встречались, правда, разные недоразумения. Ведь каждый следующий фаворит, ощущая свою силу, рано или поздно пытался вступить в противоборство с Потемкиным. Тогда Екатерина отказывалась от "случайного", обычно без всякого сожаления и даже с чувством гнева на слишком много возомнившего о себе любовника. В этом смысле характерен эпизод с Иваном Николаевичем Корсаковым, "Пирром, царем Эпирским", как называла его Екатерина, подчеркивая античную красоту фаворита. В 1778 г. он был удален с поста фаворита за... При дворе дело объясняли тем, что Корсаков изменил Екатерине с графиней Прасковьей Александровной Брюс. В личной записке бывшему фавориту императрица дает другую версию событий. Оказывается очаровательный Пирр сблизился с недоброжелателями Потемкина и назвал князя "общим врагом". "Общим врагом"! Этого было достаточно, чтоб самоуверенный мальчик, как ядро из пушки, вылетел из покоев Зимнего дворца и, не оглядываясь, мчался до самой Москвы. "Ответ мой Корсакову, который назвал Князя Потемкина общим врагом. - писала императрица. -- ...Буде бы в обществе... справедливость и благодарность... превосходили властолюбие,.. то бы давно доказано было, что никто вообще друзьям и недругом... делал более неисчислимое добро. Но как людским страстям нередко упор бывает, того для общим врагом наречен". 79
Потемкин именно потому и был ценен для Екатерины, что умел давать "упор", т.е. отпор "людским страстям", в частности "властолюбию", кипевшему вокруг трона. Любовника выставили из дома за попытку конфронтации с мужем. Этот урок должны были усвоить и другие кандидаты на пост фаворита.
Долгие годы никто из цепи "случайных" не затрагивал сердца Екатерины. Императрица была уже немолода и, видимо, решила, что с нее довольно бурных романов. О том, как она теперь воспринимала своих возлюбленных, свидетельствовала ее переписка с Петром Васильевичем Завадовским 1776 1777 гг. "Я повадила себя быть прилежной к делам, -- говорит она в одной из записок, -- терять время как можно менее, но как необходимо надобно для жизни и здоровья время отдохновения, то сии часы тебе посвящены, а прочее время не мне принадлежит, но Империи".80 На слезы и жалобы фаворита, что он давно ее не видит Екатерина отвечает очень характерным пассажем: "Царь царствовать умеет. А когда он целый день, окроме скуки не имел, тогда он скучен. Наипаче же скучен, когда милая рожа глупо смотрит, и царь вместо веселья и от него имеет прибавленье скуки и досады".81
Итак, "царь" хочет отдыха, и именно для отдыха существуют "милые рожи". Все остальное - работу, споры, политическое партнерство, интересные беседы, духовную близость - может дать Потемкин.
Когда предпоследний из фаворитов Екатерины А.М. Дмитриев-Мамонов полюбил другую женщину, молодую фрейлину Дарью Федоровну Щербатову, Екатерина испытала боль, но не от того, что Мамонов оставляет ее, а от того, что он более года боялся сказать о своем чувстве и обманывал императрицу, изображая страсть. Из некоторых замечаний Потемкина Екатерина сделала вывод, что князь знал о романе Мамонова со Щербатовой. "Если зимою тебе открылись, для чего ты мне не сказал тогда? - упрекала императрица Григория Александровича. -- Много бы огорчения излишнего тем прекратилось, и давно он уже женат был. Я ничей тиран никогда не была и принуждения ненавижу. Возможно ли чтобы Вы меня до такой степени не знали, и что из Вашей головы исчезло великодушие моего характера, и Вы считали бы меня дрянной эгоисткой? Вы исцелили бы меня в минуту, сказав правду".82
К несчастью, для Потемкина, новым "случайным" в 1789 г. стал Платон Александрович Зубов, человек ловко проведенный в фавориты противниками светлейшего князя в то время, когда сам Потемкин находился вдали от Петербурга, командуя войсками во время второй русско-турецкой войны 1787 1791 гг.
Зубов оказался последней привязанностью пожилой императрицы. Вступая с ним в столкновение, Потемкин вынужден был бороться не с недалеким мстительным мальчиком, а со всей силой и тоской полуматеринского чувства Екатерины. На людях и Григорий Александрович, и новый фаворит из уважения к государыне поддерживали видимость ровных доброжелательных отношений. Но Зубову очень мешала сохранявшаяся привязанность Екатерины к светлейшему князю. "Хотя я победил его наполовину, но окончательно устранить с моего пути никак не мог, -- рассказывал в 1819 г. уже немолодой Зубов своему управляющему Михаилу Братковскому, -- а устранить было необходимо, а устранить было необходимо, потому что императрица всегда сама шла навстречу его желаниям и просто боялась его, словно взыскательного супруга. Меня она только любила и часто указывала на Потемкина, чтобы я брал с него пример".83
Некоторые исследователи считают эти строки доказательством причастности Зубова к смерти Потемкина, тем более что после смерти Григория Александровича в армии и при дворе распространились слухи о его отравлении. Светлейший князь скончался от лихорадки по дороге из Ясс в Николаев 5 октября 1791 г.
Екатерина осталась одна. Она тяжело перенесла удар. "Теперь не на кого опереться, -- записал ее слова статс-секретарь А. В. Храповицкий, -Как можно мне Потемкина заменить?.. Все будет не то. Он настоящий был дворянин, умный человек, меня не продавал; его не можно было купить".84 Доверять кому бы то ни было до такой степени, как Григорию Александровичу, императрица не могла. Ведение государственных дел, по ее признанию, требовали "время, старания и опытности". "Теперь все бремя на мне, -- с грустью писала она Гримму, -- помолитесь за меня".85
10
КОНЕЦ ГЛАВЫ
Последние пять лет жизни Екатерины были отмечены глубоким увяданием физических и нравственных сил императрицы. Тем, кто знал ее в лучшие годы, тяжело было смотреть на царственную тень былой мощи и силы. Императрица все еще сохраняла остроту ума и трезвость политических суждений, но, лишившись опоры в Потемкине, уже не могла с прежней энергией направлять борьбу придворных группировок в нужное ей русло и решить, наконец, волновавший всех вопрос о престолонаследии.
Внешне он казался решен. У Екатерины был сын Павел Петрович -законный наследник престола. Однако именно с ним связывалась одна из самых глубоких личных драм в жизни императрицы. Мы сознательно оставляем в стороне сложный и многогранный вопрос взаимоотношений Екатерины императрицы и матери -- с Павлом -сыном и претендентом на престол. Для такого повествования потребовалась бы особая работа. Скажем только, что черты нервного расстройства проявлялись у цесаревича с каждым годом все ярче, заставляя императрицу бояться за судьбу своей империи, которая может попасть в руки душевно больного человека, и в не меньшей степени за судьбу собственного сына, который, при всем уме, образовании и благих намерениях, может восстановить против себя подданных, как когда-то его отец, и поплатиться за это головой.
