Дэймон Найт - Ритианский террор
Лангтри осознал, что мужчины и женщины в ярких костюмах стягиваются вокруг него. Кто-то положил ладонь на его руку, говоря при этом что-то неразборчиво. Резким движением он отступил назад и зацепился за холодный металл мусоросборника. Его рука нащупала на поясе пистолет, он выхватил его.
- Всем оставаться на местах! - закричал он охрипшим голосом. - Вы все арестованы!
Лангтри пригнулся, каждый мускул его напрягся. Он был готов открыть огонь при первом же малейшем движении в его сторону. Однако в то же самое время с чувством обреченности он начал осознавать, что происходит какая-то ужасающая ошибка.
Огромная комната была вся увешана праздничными флажками и побрякушками, сделанными из цветной бумаги. Шум вокруг него стал понемногу затихать, все лица повернулись к нему. В комнате было несколько сотен жителей Внешнего мира, все они были одеты в яркие плотные туники и разноцветные платья, и кругом были дети, сотни детей, все до боли чистенькие, с блестящими, красиво причесанными волосами.
Как в ночном кошмаре, Лангтри увидел, что большая серая птица сгибает одно крыло и поднимает его к голове, увидел, как страшный клюв откидывается и под ним появляется человеческое лицо. Лицо было широким, коричневым и смотрело на него с выражением удивления и тревоги.
- Пау! - закричал кое-кто. - Пау! Пау! - шум голосов стал стихать быстрее.
- Я знаю вас, - сказал, задыхаясь, Лангтри. - Вы Пембан с Менхевена. Не делайте ни одного движения, ни один из вас. Я - сержант Лангтри из службы безопасности. Я хочу знать, что здесь происходит.
Серая птица что-то резко сказала на языке Внешних миров. Мужчины вокруг Лангтри кинулись вперед и стали выводить детей. Через минуту птица стала раскачиваться, опускаясь все ниже. Отбитая верхушка кувшина упала на пол, подскочила и покатилась. И вот уже птица с лицом Пембана стояла перед Лангтри, расстегнув застежку на груди и сдвинув голову птицы со вспотевшего лба.
- Здесь какая-то ошибка, сержант, - произнес Пембан. Я боюсь, что вы проделали весь этот путь зря.
Лангтри почувствовал сухость во рту, язык плохо его слушался.
- Но все это... это...
Тяжелое лицо Пембана стало печальным.
- Сержант, - произнес он мягко, - на Земле не существует закона, запрещающего праздновать Рождество, не так ли?
3
Транспортные потоки Административного Холма были невероятно сложными. Процессии спидстеров, коптекаров и лимузинов сливались, смешивались и опять разделялись. Скутеры, предназначенные только для перевозок внутри Холма, беспорядочно двигались среди больших машин и мчались стрелой по межофисным каналам, которые были зарезервированы исключительно для них. Транспортные развязки в виде кругов и в форме клеверного листа направляли и разделяли поток. Каждую минуту машины выскальзывали из основного потока, чтобы высадить или загрузить пассажиров, и летели вновь. Каждая машина сама по себе была практически бесшумной. В совокупности они производили шум, который только пересекал границу слышимости, образуя непрерывный фон, смешивающийся с гудением миллионов разговоров. Результирующий звук напоминал работу огромной динамомашины на холостом ходу.
Передвижения Пембана оставляли тонкий, волнообразный след среди всей этой путаницы. И где бы он не проезжал, он оставлял в кильватере распространяющуюся волну смеха.
На пересечении коридоров Пекарни и Один Ноль, он попытался сойти со скутера, не дожидаясь его полной остановки. Поле безопасности скутера поймало его, наполовину высунувшегося, и удерживало его - при этом его конечности болтались как разъяренные пауки - пока не создались условия для безопасного выхода.
Распространилась мелкая зыбь смеха, а некоторые звукооператоры и операторы-кодировщицы, не зная, чем занять свой обеденный перерыв, не нашли ничего лучшего, как последовать за Пембаном в закусочную секции Д.
Случай со скутером, казалось бы, должен был ошеломить маленького человечка. Он стал на движущуюся ленту, которая проходила внутри закусочной, и стоял там, наблюдая, как комната мерно движется мимо него. Он сделал полный оборот, пропуская дюжину пустых столов, и начал второй круг. Звукооператоры и девушки-кодировщицы подталкивали своих друзей и указывали на него.
На третьем круге до Пембана, похоже, дошло, что он должен в конце концов сойти с бегущей ленты. Он осторожно высунул ногу за край ленты и тут же отдернул ее. Он посмотрел в другом направлении и, видимо, решив, что так будет еще хуже, повернулся обратно. Наконец, с отчаянной решимостью он сошел с медленно движущегося транспортера. Однако его нога каким-то образом запуталась, и Пембан сел на пол с глухим звуком, от которого затряслось все вокруг.
Волна смеха опять раскатилась по комнате. Человеку, сидевшему недалеко от транспортера, похоже, что-то попало в дыхательное горло и он был вынужден терпеть, пока его колотили по спине. Обедавшие за более отдаленными от места происшествия столиками встали, чтобы посмотреть, что происходит. Около дюжины людей, стараясь скрыть улыбки, бросились к Пембану, чтобы помочь ему подняться на ноги.
Пембан отправился дальше. Официальный проводник в голубой фуражке вышел вперед, полный решимости помочь, но Пембан, горячо жестикулируя, объяснил, что с ним все в порядке и он знает, куда он направляется.
Все его кости болели от копчика и до основания черепа. Это было его шестое падение за сегодняшнее утро, а еще неизвестно, сколько их будет впереди.
Он чувствовал себя просто по-дурацки, - этот Холм был таким невообразимо большим, - но он с трудом прорвался сквозь толпу у входа в закусочную, просигналил другому скутеру и проехал на нем с полкилометра по коридору.
На пешеходной дороге стояла группа людей, только что вышедших из какого-то кабинета, среди которых двое были ему известны: темноусый полковник Кассина и его бесстрастный адъютант капитан Вэй. Пембан радостно замахал руками, и еще раз попытался вырваться из скутера до того, как тот остановился.
Он бешено корчился в малоприятных и весьма ощутимых тисках поля безопасности. Когда он наконец был поставлен на ноги, он бросился вперед, поскользнулся, потерял равновесие и...
На лицах всех людей в группе отразилось общее выражение радостного недоверия. Раздалось подавляемое бульканье под видом покашливания, нервное хихикание женской части группы, и фырканье в задних рядах. Полковник Кассина позволил себе один раз всхрапнуть, что означало у него смех. Даже апатичный капитан Вэй издал особенную высокоинтенсивную серию звуков, напоминающих кашель: "Тхи! Тхи! Тхи!"
Помогающие руки со всех сторон поставили Пембана на ноги и стряхнули с него пыль. Кассина, чье лицо стало опять суровым, грубовато произнес:
