Татьяна Минина - Исправленному верить (сборник)
Она поставила на пол серебряный кубок, наполовину наполненный кровью. К корзине рядом с ремнями крепилась палка, увенчанная ловчим захватом. Вита привычно вооружилась, распутала фиксировавшие крышку завязки. Оценивающим взглядом окинула содержимое корзины. Ползучие твари переплелись так, что понять, у которой из них какой рисунок, было сложно.
– Метелл, мне нужен свет! – приказала все еще сжимающему факел аквилиферу.
Медики, конечно, с годами вырабатывали иммунитет ко многим ядам, но укус одной из этих красавиц мог создать проблемы даже для Виты. Она умело расшевелила палкой шипящий комок, поймала за основание шеи нужную змею, вынула ее из корзины, перехватила пальцами. Лия Ливия, явно знакомая с ритуалом, поспешно захлопнула крышку. Подала кубок.
Левой рукой взять сосуд. Правой поднести к нему удерживаемую за основание шеи змею. Гибкое тело, конечно, тут же в несколько колец обвило ее запястье и руку, сдавило. Валерия Минора Вита начала низким голосом зачитывать литанию храма Мэй. Чтобы выдоить нужное количество яда, ей понадобилось меньше минуты. Еще минуту сцеживала яд в отдельную склянку, чтобы позже приготовить зелье другим пациентам. Проснувшиеся легионеры завороженно наблюдали за действом.
Возмущенная змея отправилась обратно в корзину, а медик взяла чашу двумя руками. Теперь предстояло самое сложное. Она закрыла глаза, ища в себе центр сосредоточения. С глубоким вздохом позволила магии подняться из глубины души, наполнить жилы, стечь с кончиков пальцев. Смешаться с кровью, с ядом, с серебром.
И застыла. Что-то в запахе, в сухом привкусе крови и жара казалось неправильным. Медик уверена была, что понимает ситуацию. Но что понятного может быть в пациенте, вдруг побелевшем, поседевшем и обросшем чешуей?
Вита плотнее сжала ладони, пытаясь прямо сквозь металл вчувствоваться в горячую жидкость. Вопреки состоянию ребенка, кровь его была полна силы. Молодая, жаждущая роста, полная нерастраченного потенциала. В жилах сына славного рода Боржгон гуляла дикая магия. От кожи его поднимался запах ветра и ковыля, тонкий, как сеть табунной паутины. И дальше, под ней, – черное, вьющееся, липкое…
Глаза медика потрясенно расширились.
…проклятье?
Нет. Имперский маг, глядя на вязкую черную кляксу, назвал бы ее дикарской порчей. Но Вита знала лучше. В попытках исцелить бесплодие Валерия Минора испробовала многое. Ей доводилось ощущать, как под ритм шаманского бубна сплетается благословение плодородия. Как сила тонкими ручейками течет по коже, лозами прорастает в поры, вливается в ритмы тела. Раз познав ее, перепутать эту магию с чем-то еще невозможно.
На ребенке лежало благословение редкой силы. Но как же оно было изуродовано! Вывернуто, искажено, сжато в нечто почти смертельное. Похоже, чума изменила не только тело больного. Что же это за зараза такая, чтоб корежить древнюю магию?
Медик приняла решение. Она слишком хорошо знала, сколь разрушительна была благая сила, обращенная против носителя. До чего может дойти тело, подстегиваемое колдовством. Пытающееся исцеляться, расти, воспроизводить себя – и не способное к этому.
Шаманская сила слишком глубоко пустила корни. Убрать ее полностью Вита не взялась бы, она вообще не была уверена, что на данном этапе такое возможно. Оставалось попытаться вернуть эту пакость в изначальный, менее агрессивный вид. Если использовать яд жизни как медиум, а образцом взять ее собственное, давнее благословение, то медику-приме задача вполне по силам.
Чаша в ее ладонях раскалилась, зелье вскипело, меняя цвет. С губ Виты текла низкая песня с глухим шаманским ритмом. Переполнявшая врачевательницу сила грозила выплеснуться за пределы кожи белым, обжигающим пламенем.
«Исцели, исцели, исцели… Исцели его, юного Бат-Эрдэнэ из рода Боржгон».
Она выдохнула. Медленно открыла глаза. Зелье в чаше было густым и вязким, цвета расплавленного золота. Вита бережно поднесла его к губам ребенка.
На мгновение показалось, что сейчас ей швырнут кубок прямо в закрытое маской лицо. Но Баяр сжал узкое плечо мальчишки, сказал что-то на рокочущем кочевом наречии. Бат-Эрдэнэ – нет, Нерги, нужно уважать его волю – выпил.
Почти мгновенно на лице его появился румянец, взгляд прояснился, приступы кашля заметно утихли. Ребенок смачно зевнул. Свернулся, точно измученный седой котенок. Вита в последний раз провела руками над его телом, проверяя, как действует зелье.
– Спи, Нерги.
– Он?..
– Утром будет уже полностью здоров.
Пару секунд взрослые созерцали посапывающего исцеленного. Вита вдруг поняла, что с какого-то момента перестала замечать посеребрившую его брови и плечи чешую.
Один из легионеров согнулся в приступе кашля.
– А нам… Медик, нам вы дадите этого зелья?
– А куда же вы денетесь? – Вита потянулась к склянке с ядом. – Травить так травить!
До рассвета Валерия Минора обошла раненых и даже успела пару часов вздремнуть. Наутро она настояла на том, чтобы осмотреть всех выживших. Даже тех, кто так и не удосужился заболеть. Их – особенно.
Всего после эпидемии в крепости Тир осталось чуть более двух сотен душ. Более половины из них составляли легионеры гарнизона (Авл оказался прав: закаляющие организм служебные зелья все-таки помогали, особенно на первых, самых острых этапах болезни). Под защитой угрюмых чешуйчатых воинов находились гражданские: обитатели города и окрестных поместий, а также путешественники, оказавшиеся во время вспышки в долине.
Все они – и те, кто на момент исчезновения коменданта Блазия метался в бреду, и те, кто на протяжении всей эпидемии так ни разу и не чихнул, – в настоящий момент были более-менее здоровы физически. И при этом балансировали на краю полного нервного и духовного коллапса. Они провели недели среди боли, смерти и охватившего город безумия. А затем, поднимаясь после чудесного исцеления, обнаружили, что жар и язвы оставили на телах неистребимый след тьмы.
Пленники Тира были на грани. Но на грани чего? Медик отбросила свои предвзятые эмоции и еще более предвзятые мнения. Занялась сбором данных.
Удар молоточком. Колено было покрыто настоящей броней, но нога все равно резво дернулась. Чешуя не мешала рефлексам. Скорее, наоборот.
Медик выпрямилась. Бесстрастно оглядела легионера, сидящего перед ней в одной набедренной повязке. Молодой человек являл собой дивный образец мужской красоты: соразмерное сложение, мускулистый торс, широкие плечи. Хоть сейчас лепи статую бога войны. Если, конечно, не замечать покрывающие грудь чешуйчатые пластины. А также сизые наручи и поножи, выросший прямо поверх кожи доспех.
