Алексей Корепанов - Найти Эдем
Пожалуй, не было в Лесной Стране человека, кроме, разве что, малышей, не знавшего об этом месте в Броселианде. А если кто и забывал Посвященные в храмах напоминали. Заколдованные Деревья были закрыты не только для простых людей, но и для самих Посвященных, потому что являлись тайным местом Создателя Мира, где пребывала его частица, и войти туда означало оскорбить Создателя и быть навеки проклятым. Ходить к Заколдованным деревьям запрещалось, да никто и не рвался туда. Тем не менее, Павел побывал там пять лет назад и, не дойдя еще до корявых черных стволов, почувствовал непреодолимый страх и желание бежать оттуда, сломя голову. Как в том видении... Словно какая-то непонятная гнетущая сила истекала от этого переплетения ветвей с мелко дрожащими бурыми листьями... Превозмогая этот невесть откуда взявшийся страх, он в тот раз обошел деревья вокруг, держась в отдалении, но всюду было одно и то же беспричинный страх носился в воздухе, и пропадало всякое желание пытаться идти дальше.
Потом, в питейке (как-то к слову пришлось), о таком же пережитом страхе говорил собиратель трав Стефан Лунгул, заплетаясь языком от водки и испуганно крестясь. Говорили и другие. Заколдованные Деревья были, наверное, единственным запретным местом в Лесной Стране.
Но Черный Страж шел именно туда! Павлу было хорошо видно, как фигура в черном плаще, не сбавляя шага, приблизилась к темной стене стволов и ветвей - и скрылась за ней. Павел стоял, словно еще раз пораженный Небесным Громом, и не знал, верить или нет собственным глазам. Выходит, никому нельзя, а Стражу можно? Прошел... Черный Страж - прошел! Зачем? Что там, за этими деревьями?
Мысли, как молнии в сезон дождей, метались в голове, и злость и решимость нарастали и нарастали. А чем он, Павел Корнилов, хуже Стража? Кто, как не он, Павел, постоянно думает, постоянно действует? Кто сильнее и необычнее всех в Лесной Стране? Кто только что был готов переломать кости самому Черному Стражу?
"Я должен идти за ним, - сказал себе Павел, сжимая кулаки. - Я не боюсь... Не боюсь! Я тоже пройду!"
Он рванулся вперед, энергия и злость клокотали в нем, он чувствовал, что способен сейчас взглядом испепелить, уничтожить весь Броселианд! Он скрипел зубами, шумно дышал и готов был отшвырнуть со своего пути даже самого Создателя Мира, если тот вдруг вздумает остановить его, Павла Корнилова!
Страх проснулся, заворочался в глубине сознания мерзким зверем, удерживая сотней липких черных лап, страх подкашивал ноги, горячим потом проступал на спине, острыми когтями царапал горло. Давило, давило на голову и плечи, назойливо упиралось в грудь, силясь остановить, отбросить, заставить бежать без оглядки до самой Поляны Больных Волков. Павел тяжело шагал, всем телом наклонившись вперед, нагнув голову, словно выдирался из трясины, словно брел по пояс в воде против течения.
Возникло в сознании маленькое солнце и, разгораясь, повисло в вышине, разгоняя черноту. Он схватил страх за липкие лапы, потянулся вверх, вверх, к солнцу, крепко держа упирающийся страх, выкручивая, выламывая эти лапы... Подтащил к солнцу - и черным огнем загорелся страх, сморщиваясь, скручиваясь, рассыпаясь пеплом, как сухие листья в костре. Он прижался к солнцу мокрым от пота лбом - и солнце осушило лоб, и перетекло в него, и ему стало тепло, и привычно закололо чуть повыше переносицы.
С треском, со зловещим шумом рушились Заколдованные Деревья, комья земли с вывороченных растопыренных корней летели к просветлевшему небу, под свирепым взглядом Павла опадали бурые листья, и казалось - запекшейся кровью покрылась трава. Все вокруг менялось, менялось... И открылся невысокий холм, поросший поблескивающим волчьим мхом, сходим с чешуей иорданских рыб, и на покатом боку холма быстро сдвигалось, затягивалось темное отверстие. Стража не было.
Словно подхваченный ураганным ветром, бросился Павел к холму, чувствуя в себе такую силу, что казалось ему - разроет, руками разбросает холм до самого основания, забросил в небо, и низвергнется холм в Иордан наподобие пылающей огнем горы, рухнувшей в море после трубы второго ангела...
"Откройся! Откройся!" - мысленно твердил он, впиваясь взглядом в волчий мох, и тускнел и осыпался мусором к подножию холма волчий мох, и обнажалась земля.
"Откройся! Откройся!.." - напрягая все силы, чувствуя, как полыхает в голове нестерпимый огонь, как вытекает изо лба маленькое солнце и плавит, плавит землю.
"Откройся... Откройся!"
И дрогнула, посыпалась земля, трещина побежала вверх по склону, расширяясь, превращаясь в темное отверстие. Что-то клубилось там, в темноте, что-то медленно вращалось, мелькали золотистые искры, пахло утренней свежестью после дождя...
Он перекрестился, глубоко-глубоко вдохнул эту свежесть - и бросился в черный искрящийся круговорот.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. СКВОЗЬ ТУННЕЛИ
Факел на стене чуть потрескивал, дрожащее пламя освещало грубо отесанные камни. Желтоватый дым тянулся вверх, исчезая в дыре, пробитой в закопченном каменном потолке. Павел повел плечами, несколько раз напряг и расслабил связанные за спиной руки, поворочался, пытаясь поудобней устроиться на охапке шуршащей сухой травы.
"В нашей тюрьме хоть окна есть", - подумал он с неудовольствием и потерся о плечо подбородком. Подбородок был колючим, и если так пойдет дальше - того и гляди отрастут борода и усы, как у Леха Утопленника.
Он покосился на сбитую из тесно пригнанных друг к другу досок дверь в низкой сводчатой нише. В двери было пропилено небольшое квадратное отверстие, сквозь которое виднелась каменная стена коридора. Стена, казалось, подрагивала от неровного света невидимых отсюда факелов.
Запертая дверь, конечно, не помеха, думал Павел, но там, в коридорах, в переходе, ведущем к дому наместника, полным-полно охраны - вполне успеют продырявить автоматной очередью или проткнуть десятком стрел. И не спасут никакое способности. Нет, если придется уходить - то другим путем. Но пока стоит подождать возвращения Стража - может быть, он действительно скажет о Земле? Долго, однако, они там беседуют с наместником о его, Павла, дальнейшей судьбе...
Гулко прокричали в глубине коридора - видно, звали кого-то из охраны - и мимо двери протопали тяжелой рысью, на мгновение мелькнув в квадратной прорези, громко ворча на бегу. Топот удалился и снова все стихло. Павел прислонился головой к стене, ощутив виском холодную неровную поверхность камня, и закрыл глаза. Он не мог определить, сколько времени провел в этой искрящейся темноте внутри раскрывшегося холма, окруженного Заколдованными Деревьями. Не было никакого Черного Стража, никого и ничего не было, кроме черноты с то близкими, у самого лица, то далекими золотистыми искрами. Он не чувствовал под ногами опоры, не чувствовал никакого движения, словно застыл под водой, не достав дня, в темном иорданском омуте под обрывом Ванды. Он двигал ногами, разводил в стороны руки, не ощущая ни малейшего сопротивления воздуха. Золотистые искры подплывали к лицу, скользили по щекам - но не обжигали, и их прикосновений не чувствовалось, а может быть и не было прикосновений. Чернота казалась то слишком тесной, как в детстве под одеялом, когда бьет по стеклам дождь, то беспредельной, расползшейся в разные стороны, подобной таинственной библейской внешней тьме, наполненной плачем и скрежетом чьих-то зубов. Чернота была необычной, совсем непохожей на ночной лесной мрак, вообще ни на что непохожей, и Павел испугался, что умер и обречен теперь веки вечные висеть в этой темноте. Черный Страж представился ему мертвецом, который выходит из могилы и живет среди людей, а потом вновь возвращается в царство смерти. А он-то, глупец, осмелился преследовать мертвеца!
