Мэрион Брэдли - Спасатели планеты
- Только Хендрикс и я,- сказал Регис,- но мы будем молчать.
- Спасибо,- задумчиво проговорил я и ощутил его молчаливую успокаивающую поддержку.- Черт, кем-бы он ни был - полубогом или князем, он мне нравится.
Я вышел, зачерпнул немного из котелка и сел между Килой и Хендрисом. Несмотря ни на что, я отдавал себе отчет в том, что мы не можем здесь задерживаться. Здесь мы были все так же уязвимы. Итак, в каком положении мы оказались?
Если мы сможем двигаться достаточно быстро, то уже сегодня вечером будем рядом с Даммерунгом, и тогда завтра сможем перейти его еще до восхода солнца. Днем снег нагревался, и всегда был шанс попасть под лавину. Да и топать по талому снегу удовольствие небольшое. Выше Даммерунга были соплеменники и я смог бы объясниться на их языке.
Пока я все это прокатывал в голове, Хендрикс с сомнением посмотрел на Килу.
- Сможет ли она подниматься?
- А остаться? - возразил я, но все же подошел к ней и присел рядом. как ваша рана? Продолжать подъем сможете?
Она свирепо сверкнула глазами.
- Естественно смогу! Я уже сказала вам, я не слабосильная девчонка, я Свободная Амазонка.
Она отшвырнула одеяло, которое кто-то накинул ей на ноги. Ее губы слегка сжались, но широкий шаг был устойчив, когда она подошла к огню и налила еще супа.
Мы свернули лагерь в считанные минуты. Самки Следопытов подхватили почти все, что можно было легко унести, и не было смысла разбирать палатку - они вернутся и отыщут ее. Если мы вернемся в сопровождении Следопытов, у нас эти проблемы отпадут.
Я приказал своим людям оставить все, кроме самого легкого, и проверил каждый, из оставшихся рюкзаков. Запас провизии на ночь - мы израсходуем его уже в ущелье, несколько оставшихся грубых одеял, мотки веревки, солнцезащитные очки. Все остальное я приказал оставить.
На этот раз было похуже, чем все, что было до этого.
Прежде всего, солнце уже заходило, и ветер был холодный, как лед. Почти у каждого из нас было по нескольку рак (пусть не тяжелых), которые здорово мешали на подъеме.
Кила была бледна как мел, но не щадила сил. Хендрикса мучила горная болезнь, и мне приходилось помогать ему.
Правда, онемевшая от удара раненая рука не позволяла себя натруждать.
Это была широкая отвесная скала, в сравнении с которой мы походили на крохотных насекомых, цепляющихся ко нечностями за неровности камня. Я гордился, что первый веду здесь людей.
К тому времени, как мы поднялись на тридцатифутовую стену и карабкались вдоль уступа, где мы могли вновь напасть на след, я почувствовал, что мне пора смениться. Когда все подтянулись, я поменялся местами с Леррисом, державшимся лучше, чем самый профессиональный альпинист. Он тихонько произнес:
- Мне показалось, вы сказали, что был след?
Я растянул рот в том, что, как я полагал, можно было назвать усмешкой, но не вполне справился с этим.
- Для Следопытов это слишком высоко. И ни один из них еще не ходил этим путем.
Сейчас мы медленно перебирались через снега. Раз или два мы пробарахтывались сквозь сугробы, а затем короткая сильная вьюга минут на двенадцать лишила нас зрения. И мы, схватившись друг за друга, пережидали ее, борясь с ветром и ледяным дождем со снегом.
Этой ночью мы остановились в расселине, почти не занесенной снегом, высоко над линией деревьев, где были только низкорослые шипастые кустарники. Мы срубили часть из них и свалили в кучу, чтобы как-то защититься от ветра, и улеглись под ними. Все мы с сожалением вспоминали уют прежнего лагеря, покинутого нами.
Эта ночь осталась в моей памяти, как одна из самых жутких. Если не считать звона в ушах, высота совершенно не волновала меня, но другие переносили ее не так хорошо. У нескольких человек была сумасшедшая головная боль, рана Килы, должно быть, доставляла ей страшные неудобства, а Хендрикса одолела горная болезнь в самой страшной и мучительной форме сильные судороги и тошнота. Я был доведен до отчаяния всем этим, но ничего не мог поделать.
Единственным средством был кислород или более высокое давление, но это было не в моих силах...
Под пронизывающим ветром, тесно прижавшись друг к другу, мы согревались теплом тел, укрывшись одеялами.
Перед тем, как пристроиться сбоку от Хендрнкса, я огляделся и увидел девушку, улегшуюся чуть в стороне от остальных. Я собрался позвать ее, но Хендрикс меня опередил.
- Ползи сюда, девочка.- И добавил холодно, но не безразлично, - и пусть тебя не беспокоит всякая чепуха.
Кила коротко усмехнулась, и я понял, что она решила, что безнадежно объяснить что-либо этому здоровяку, который так безнадежно туп во всем, касающемся дарковерского этикета. Но голос ее был холоден и отрывист.
- Она меня не беспокоит,- и распутала тяжелую накидку перед тем, как вползти в наше гнездо из одеял.
Ее мышцы были сведены судорогой, она была холодная, как ледышка, несмотря на одеяло, которое укутывало ее.
Мы были притиснуты друг к другу, и голова Килы покоилась на моем плече. Сквозь полудрему я почувствовал, как она в поисках теплого места свернулась калачиком и прижалась ко мне. Я вдруг отчетливо осознал, что чувствую ее близость, причем, как ни странно, с благодарностью. Обычная женщина стала бы протестовать, хотя бы для вида, делить одеяло с двумя чужеземцами. Но в то время я понимал, что если бы Кила отказалась залезть к нам, она тем самым обратила бы гораздо больше внимания мужчин на свой пол.
Она конвульсивно вздрагивала, и я прошептал: - Бок болит? Тебе холодно?
- Немного. С тех пор, как я была в таких высотах, прошла уйма времени. Но вот что у меня из головы не выходит. Эти женщины...
Хендрикс закашлялся, неловко дернувшись:
- Я не пойму, эти создания, что на нас напали - они что, все бабы?
Я объяснил: - Среди Людей Неба, как и повсюду, рождается больше женщин, чем мужчин. Но Следопыты так регулируют свою жизнь, что у них нет свободного пространства в Гнезде для лишних женщин. Так, когда девочка, по их меркам, достигает зрелости, другие женщины вышвыривают ее из города пинками, и она бродит в лесах, пока какой-нибудь мужчина не предъявит на нее свои права и не приведет ее с собой. Тогда ее не могут никуда выслать, хотя, если она не рожает детей, ее могут сделать прислугой остальных его жен.
Хендрикс издал возглас возмущения.
- Вы думаете, это жестоко? - спросила Кила с неожиданной страстью.- Но ведь в лесу они могут жить и находить себе пищу. Они не умрут голодной смертью. Многие из них предпочитают лес жизни в Гнезде. И они прогонят любого мужчину, подошедшего слишком близко к ним. Мы, кто называет себя "гуманистами", зачастую не делаем для наших женщин даже этого.
Она замолчала, вздохнув с затаенной болью. Хендрикс ничего не ответил, лишь как-то неопределенно хмыкнул.
