Мак Рейнольдс - Дуэльный кодекс
— Большинство инопланетных гостей, посещая Фьоренцу, как правило, останавливаются именно там, синьор Хуарес, — подтвердил Верона.
— Ну, тогда и я с вами, — решил Джерри. — Надеюсь, у них найдутся апартаменты, приличествующие моей персоне.
Майор нахмурился:
— К несчастью, синьор, гостиница переполнена. Видите ли, завтра открывается съезд правящей партии, предшествующий общепланетным псевдовыборам. Ожидается прибытие его высокопревосходительства Первого Синьора, а также членов его кабинета. Это одна из причин, по которым я был направлен встретить вас, синьоры. Третий Синьор лично поручил мне позаботиться о том, чтобы у каждого из вас была хоть какая-то крыша над головой.
— Третий Синьор? — вопросительно посмотрел на майора доктор.
— Правительство Фьоренцы состоит из девяти Синьоров, возглавляемых его высокопревосходительством Первым Синьором, — любезно пояснил Верона.
— Понятно. Могу я узнать, какое министерство возглавляет ваш шеф?
— Антиподрывной деятельности, синьор Хор-стен, — улыбнулся майор.
— Я устала, — раскапризничалась Элен. — Я спать хочу! И Гертруда тоже хочет спать. Я просто ужасно устала! Ненавижу эту помойку!
Майор перевел взгляд на инспектора.
— Досмотр багажа закончен, ваше превосходительство, — бодро отрапортовал тот.
— Очень хорошо, Гросси. Синьорина… синьоры… Сюда, пожалуйста, — засуетился Верона, широким, эмоциональным жестом указывая в сторону дверей.
Элен взяла его за руку и восхищенно сказала:
— Как у тебя здорово получается!
— Что получается, маленькая синьорина? — с улыбкой осведомился польщенный майор.
Они вышли из комнаты досмотра и пошли по коридору.
— Ты руками размахиваешь, прямо как огородное пугало, — доверительно поведала девочка, исподтишка наблюдая, как сползает и осыпается довольная ухмылка с вытягивающейся физиономии его превосходительства.
— Землетрясение — большая редкость в наших краях, — заметил Верона, обращаясь к Хорстену в отчаянной попытке сохранить лицо.
— Должно быть, мы угодили прямо в эпицентр, — кивнул ученый. — Я вижу, что остальная часть здания практически не затронута.
— В любом случае вам ничто не угрожало, синьор. Эта постройка отличается исключительной прочностью. Сомневаюсь, что разрушить ее под силу даже очень мощному землетрясению.
— Уж мне-то об этом можно было не говорить, — пробормотал сквозь зубы Дорн Хорстен.
— Прошу прощения?
— Да-да, очень прочная конструкция, — согласился доктор.
Снаружи их ожидал роскошный лимузин на воздушной подушке.
— Усаживайтесь, прошу вас, — гостеприимно распахнул дверцы Верона. — Не торопитесь, места всем хватит.
Перед тем как нырнуть на переднее сиденье рядом с водителем, Джерри на секунду задержался.
— Послушайте, а вы точно не из турбюро… — начал он.
Майор заметно побледнел, но тут Зорро дернул Родса за рукав.
— Майор Верона — важный правительственный чиновник, Джерри. Он прибыл сюда, чтобы встретить доктора Хорстена. А мы с тобой вообще ни при чем.
Скажи спасибо, что хоть до гостиницы подвезут за компанию.
— Да? — удивился Родс — Потрясающе! Знала бы об этом моя матушка! Странно, что старушка не уведомила о моем приезде кого-нибудь из местных отделений МКП, ВТА или, скажем, ДРР. Она везде состоит в совете директоров, и я, признаться, ожидал скучнейшей церемонии с оркестром и речами по бумажке.
— Я слышал, разумеется, о Межпланетной конфедерации профсоюзов и Всемирной туристической ассоциации, — заметил Дорн Хорстен, — но аббревиатура ДРР мне незнакома.
— Дочери русской революции, — объяснил Джерри. — Одна из моих прапрапрабабушек была родом из Ленинграда. Исключительно консервативная организация. Сборище старых клуш, обожающих размахивать красными флагами и выкрикивать всякие дурацкие лозунги.
— Революция? — насторожился Верона. — Должен предупредить вас, синьор, что на Фьоренце косо смотрят на употребление этого термина.
Хорстен поспешил на выручку:
— Если память мне не изменяет, майор, наш юный друг имел в виду революцию, случившуюся много веков назад. Между прочим, у меня имеется на этот счет любопытная теория. Чем длиннее временной период, отделяющий от тех или иных революционных событий, тем благосклоннее к ним отношение последующих поколений. Приведу пример. Когда Луций Брут и Луций Коллатин свергли власть Тарквиниев, оба они выступали на стороне фанатичной черни. Но минули века, и их имена — имена основателей республики — вновь обрели почет и уважение. А позднейшие правители Рима, вплоть до первых цезарей, почитали за счастье, если могли проследить свою родословную до первых консулов, отразивших Тарквиния Гордого и нанятых им этрусков.
Был в истории и такой период, когда лояльные подданные Британской короны на Североамериканском континенте бежали в Канаду или возвращались в Англию, спасаясь от ярости толп мятежников, разогретых до белого каления ораторами типа Сэма Адамса и Томаса Пейна и возглавляемых авантюристами вроде Джорджа Вашингтона. Бунтовщики, гордо именующие себя Сынами Свободы, разграбили, сожгли и уничтожили почти все имущество приверженцев тори. Но прошло не больше столетия, и потомки мятежников образовали одну из самых консервативных наций на Земле, что отнюдь не мешало им гордиться своим происхождением.
Джерри Родс широко зевнул. Элен укачивала на руках куклу, тихонечко напевая ей песенку про трех малышек в голубом.
— Сыны Свободы… — задумчиво повторил майор. — По опыту знаю, что организации, называющие себя подобным образом, наиболее склонны к подрывной деятельности. Разумеется, правительство Фьоренцы придерживается демократических принципов, но бывают обстоятельства, когда гражданские свободы нуждаются в ограничении. Свобода слова — это замечательно, но нельзя же, согласитесь, позволить каждому идиоту кричать: «Пожар! Горим!» в переполненном театре!
— Почему бы и нет? — возразил Джерри. — Разве свобода слова не дороже парочки театров, пускай даже и переполненных народом? К тому же никто не может запретить другим кричать: «Не верьте ему, никакого пожара нет!»
Майор Верона подозрительно посмотрел на Родса и насторожился. Зорро пытался ему подмигнуть, но Джерри ничего не замечал. Его понесло:
— Я тут вспомнил кое-что из курса истории старушки Земли, который изучал в колледже. Все ведущие нации того периода неустанно трубили о защите свободы, демократии и прав человека. Подкрепляя слова делом, они нередко посылали целые армии численностью в несколько сот тысяч человек, вооруженных новейшим оружием, с целью защитить демократические свободы и человеческие права в какой-нибудь отсталой стране в соседнем полушарии, население которой ни о чем таком и не слыхивало. Но если вдруг негр, еврей или индус выходил на центральную площадь своего города в тех же Соединенных Штатах и начинал протестовать против притеснения национальных меньшинств, на него сразу набрасывались два десятка полицейских и волокли в кутузку под тем предлогом, что он, осуществляя свое право на свободу слова, нарушает не только общественное спокойствие, но и права других людей, которым его речи могут прийтись не по нраву и вообще испортить настроение. Представляете себе комизм ситуации? Крупнейшие мировые державы с готовностью приносили в жертву сотни тысяч косоглазых или черномазых за рубежом, якобы защищая их демократические права и свободы, в то время как у себя дома те же властные структуры допускали свободу слова лишь в том объеме, который их устраивал. Теоретически вы могли написать все что угодно. Но опубликовать написанное имели шанс лишь в том случае, если оно понравится тем, кто держал в руках так называемую «свободную» прессу. Вы также имели право голосовать за кого хотите — при условии, что голосуете за кандидата, выдвинутого все теми же властями. Собственно говоря, других кандидатов все равно не было — законы о выборах ставили практически неодолимые преграды на пути всех прочих претендентов. Вы имели право устроить демонстрацию протеста, но прежде…
