Ирина Оловянная - Самурай
Торре пришел еще через полчаса, пороть горячку и требовать его к себе я не стал: чем меньше народу догадывается о том, что произошло что-то из ряда вон выходящее, тем лучше. Майор посмотрел на меня вопросительно, я слегка кивнул.
Торре забрал у меня ноутбук:
— Ну что, маршал авиации, пошли разберемся с ремонтом ВВС? Я тебя отнесу.
— Может, лучше в кресле-каталке? — ухмыльнулся я (караул! Я не думал, что он воспримет это всерьез!).
— Хочешь дышать двумя легкими — не прыгай! Так я, во всяком случае, понял Маму Маракана.
— А почему она Мама Маракана?
— Это очень смешно. Расскажу, когда поправишься.
Торре привез меня в свой кабинет.
— Ну?!
— Лучше будет, если это прочитаете не вы, а кто-нибудь, кто не знает про ваше поручение.
— Логично.
Он связался с кем-то по интеркому:
— Фредо, зайди ко мне.
Через минуту в кабинет зашел один из офицеров Торре. Я его видел, но мы не знакомились: некогда.
— Фредо, прочитай и скажи, что ты об этом думаешь.
Мое письмо было прочитано по крайней мере четырежды. Фредо нахмурился:
— С ума сошел на старости лет? Мне что, делать нечего?
— Отлично, — обрадовался майор, — я тоже ничего не понял. При чем тут твои проблемы с твоей потенциальной мачехой? Я так понимаю?
— Нет у меня никакой потенциальной мачехи, — объяснил я, — на одном из древних языков Земли Цинтия — это Луна. А Луна с Земли выглядит похожей на человеческое лицо с огромным пятном на щеке. И генерал это знает, а если он забыл, кто такая Цинтия, то знает, куда посмотреть.
— Да, похоже, что это сработает. Отправляй. И молитесь, чтобы нас тут не поджарили.
— Как вообще дела с войной? — поинтересовался я.
— Над Палермо больше не дерутся, там в нашу пользу. Но Эльбу пока назад не отобрали, непонятно, что там будет, — ответил Торре.
— А как наши дела в джунглях? — спросил я.
— Не беспокойся, теперь мы справимся. Но черт бы его побрал, он прикалывает всех своих раненых и даже отравившихся, словно я собираюсь их пытать!
— Может, он так думает? — предположил я.
— С какой стати? — Даже само предположение задевало офицерскую честь Торре.
— Во что только не верят люди, если долдонить им об этом достаточно долго!
— Хм. Подумаем, что с этим можно сделать.
Торре отвез меня обратно в палату.
— Майор Торре, — обратился к нему Веррес, — скажите, почему вы сняли свой вопрос?
— Потому что тот пароль, который знаете вы, не совпадает с тем, что есть у той роты. — Майор не стал мучить пленного лейтенанта подробностями.
— В армии Кремоны ни у кого нет паролей сдачи, — криво ухмыльнулся лейтенант.
— Чего? — нестройно воскликнули Торре и я вместе.
— Нельзя сдаваться, это преступление!
— Какое счастье, что мы только полгода были союзниками, — с чувством сказал Торре.
— Лучше бы вообще не были, — подхватил я, — это какое-то безумие. Кажется, заразное. Все равно же сдаются.
Я почему-то думал, что такие порядки были только в далеком прошлом.
— Я не сдался! — запальчиво воскликнул лейтенант. — Я был без сознания.
— А хотя бы и в сознании, — заметил Торре. — Вы собирались убежать в лес на сломанных ногах?
— Я бы застрелился!
— Зачем? — спросил я спокойно. Точнее, я сделал вид, что спокоен, но, кажется, удачно.
Ответить было нечего, поэтому лейтенант отвернулся к стенке. Его сразу же оставили в покое.
Мама Маракана смилостивилась и пустила ко мне сразу всех друзей вместе, правда ненадолго. Основной поток раненых схлынул, поэтому Лариса не выглядела такой усталой, ночью она, наверно, поспала. Самым мрачным выглядел Гвидо. Я вопросительно посмотрел на Алекса: может, у Гвидо кто-нибудь погиб там, в Палермо? Алекс незаметно покачал головой и хмыкнул.
— Гвидо, что с тобой? — поинтересовался я. — Тебя не пустили в джунгли пострелять?
— Хуже, — буркнул Гвидо, но уточнять не стал.
— Понимаешь… — Лео пустился в объяснения, — очень приятно быть героем обороны Джильо-Кастелло. Часа два. А потом это здорово достает. К тому же Торре вчера загнал в убежище всех, кому нет шестнадцати. И все тут умирают от тоски и досады на свой год рождения. Я раз двадцать рассказывал про воздушный бой, а потом стал посылать всех подальше.
— А ты не можешь послать всех подальше? — спросил я у Гвидо.
— Угу, — тяжело вздохнул тот.
— Понятно. Попроси защиты у Мамы Маракана. В госпитале тишина и покой.
— И вдвое больше раненых, чем он может принять, — заметила Лариса.
— Все так плохо?
— Именно.
— А почему тут никто больше не лежит? — Я показал на две пустые кровати.
— Потому что все остальные с ожогами. — Лариса спрятала лицо у меня на плече.
Ребята деликатно удалились. Бедный лейтенант, он не может повернуться на бок лицом к стенке, у него от всех отворачиваний уже, наверное, шея болит.
Я осторожно гладил девочку по спине и сцеловывал слезы с ее щек. Что я мог ей сказать? Все эти жестокие игры не для нее. «А ты ими наслаждаешься! — сказал обвиняющий внутренний голос. — Хочешь посмотреть на результат?» — «Нет, не хочу, но придется», — ответил я.
Глава 11
Лейтенант молчал весь день, а за ужином разбил стакан. М-мм, что это с ним? Сломанные ноги — еще не повод терять годами вбитую координацию движений. Ему лет двадцать пять, не меньше. Значит, кемпо он занимается уже два десятилетия[8], и хорошо занимается, иначе не мог бы стать офицером-десантником. И почему ему это так понравилось?
Вечером медсестра сделала нам еще по одному уколу, пожелала спокойной ночи и выключила свет. Я долго не мог заснуть: целый день лежишь, откуда взяться усталости? И что это капает? О, черт! Я нажал кнопку звонка и не отпускал ее, пока в палату не вбежала Мама Маракана.
— Что?!
— Лейтенант! Посмотрите на него.
С координацией движений у него все в порядке, а вот с желанием жить… Я вовремя поднял тревогу, он потерял еще не слишком много крови.
Утром лейтенанта привезли обратно, со швами на запястьях, после переливания крови, ослабевшего, но живого. Разговаривать со мной он не хотел.
Мама Маракана осмотрела меня и недовольно покачала головой:
— Извини, малыш, но придется полежать еще несколько дней, тебе не повезло.
— Да что со мной такое?
— Когда вы второй раз летали, вас не встряхнуло?
— Ну встряхнуло, там такой взрыв был!
— Перелом со смещением. Позавчера, пока ты спал, мы там все починили, но если ты будешь прыгать — пробьет легкое, придется делать репозицию.
— Ладно, — проворчал я, — а война кончилась?
— Нет, наши сейчас дерутся за Эльбу, а здесь все еще не кончилось в джунглях.
— Понятно, — кивнул я.
Ничего мне не понятно. Надо не драться за Эльбу, как бы дорога она мне ни была, а врезать Кремоне в Палермо или в каком-нибудь другом жизненно важном для них месте, и как следует, тогда они и с Эльбы уйдут и рады будут, что ноги унесли. Это называется «Стратегия непрямых действий», превосходные образчики которой демонстрировал синьор Мигель прошлым летом, да и весной тоже. На Ористано ни одного выстрела не прозвучало, когда остров переходил из рук в руки.
