Владимир Михайлов - Люди Приземелья
Да, при желании можно было совершенно забыть о том, что Кедрин стал не только свидетелем, но и участником необъяснимого, с общепринятой точки зрения, события: несколько человек по взаимному согласию нарушили одно из правил техники безопасности — могучего инструмента Службы Жизни: вырвались в космос на корабле, который, строго говоря, для этого больше не предназначался. И это событие было лишь звеном в цепи, начало которой, судя по услышанным разговорам, находилось чуть ли не на орбите Трансцербера, а продолжение — на Звездолетном поясе. И в одном, и в другом месте произошли какие-то события, не предусмотренные программами многочисленных автоматов, которых, безусловно, хватало и там, и там. «Что сказал бы об этом Меркулин?» — вяло подумал Кедрин и тотчас же отбросил эту мысль: развивая ее, пришлось бы снова вспомнить о том, что они болтаются где-то в пространстве на борту утлого кораблика с легкомысленным капитаном, а об этом спокойнее не вспоминать.
Внезапно в громкоговорителях, соединенных с приемником в пилотской кабине, раздался резкий голос: «Внеочередной, внеочередной, даю пеленг, слушайте ваш пеленг…» Кедрин не сразу понял, что внеочередной — это они, «Включите киберы на прием посадочной программы, — напоминал голос, — назовите частоту ваших киберов!» — «Нестандартная, сажусь сам», — ответил несколько измененный динамиком голос командира. «Внеочередной, не уверен, что сядете». Кедрин тоже не был в этом уверен. «Пит, — очень несерьезным голосом ответил пилот, — узнаю тебя по ушам, вспомни спецзону на Диане!» — «Мишка, клянусь святым торможением, это вынырнул Мишка!» — «Взял твой пеленг, Пит, держу, готовь братские поцелуи, включаю посадочные». — «Пузырь, пузырь по кличке „Орион“, — надрывался невидимый Пит, — куда лезете в наше пространство, освободите объем для внеочередного!»
— «Орион» — значит, третий досылает обшивку, — сказал Гур в кабине.
— Хорошо, — ответил Дуглас.
«Но у меня график!» — возмущенно напомнил «Орион». Пит ответил: «Поломайте его о колено».
Торможение усилилось. Оно нарастало плавно, тяжесть увеличивалась медленно, чувствовалось, что пилот работает как мастер: без лишнего напряжения, легко и точно. Спутник-семь надвигался из пространства — громадный цилиндр, опоясанный тороидами, окруженный радио— и световыми маяками, искрящийся множеством иллюминаторов и габаритных огней.
Глайнер выходил к торцу цилиндра. Вспыхивали сигналы. Спутник покатился, убегая из поля зрения. Загорелись звезды. Торможение усилилось, внезапно корабль завибрировал, и Кедрин почувствовал, как у него заныли целых шестьдесят четыре зуба — так много их вдруг оказалось.
Но вибрация кончилась. «Мишка, у тебя есть переходник?» — спросил тот же голос. «Нет, это же теперь глайнер, к чему на нем переходник!» — «Ну, я не знаю, на всякий случай… До чего ты дожил — летаешь на глайнерах».
— Питу надо всыпать за болтовню! — сказал Холодовский.
— Нет, — ответил Дуглас. — Он хороший парень, у него есть чувство юмора.
«После этого рейса, — мрачно пообещал голос командира из динамика, — я не буду летать и на глайнерах».
— У него тоже есть чувство юмора, — одобрительно проговорил Дуглас.
«Так куда мне приткнуться?» — спросил командир глайнера. «Ладно, провались ты в Юпитер, примем вас в закрытый док, выходи на пеленг „AM“.
Почему-то именно в этот момент Кедрин вдруг осознал, что это не игра. Они были действительно в пустоте, в приземельском пространстве. Рядом плыл громадный, медленно вращающийся спутник, и каждое неточное движение могло стоить кораблю — а значит, и всем им — слишком дорого, а киберов с нужной частотой настройки на глайнере не оказалось, в стратосфере они не применялись. Значит, Служба Жизни выпустила их из-под своего теплого крыла.
Кедрин остро пожалел, что ввязался в эту историю. Следовало не малодушничать, не уступать, а сказать там, внизу (он подумал «внизу», хотя Земля сейчас была слева вверху, но все равно она оставалась низом), что он
— посторонний. Не сказал, испугался разочарованных взглядов. Но если бы об этом знал Меркулин, каким взглядом посмотрел бы он? Или дело было не только в малодушии? Наверное, не только. Сейчас трудно вспомнить.
Но все-таки куда спокойнее не нарушать установлений Службы Жизни, не отказываться легкомысленно от ее защиты. Странно, что остальные этого как будто не понимают. Словно им не впервой… Тут Кедрин сообразил, что они и действительно делают это не в первый раз: недаром шел разговор о процентах риска. Там, где властвует Служба Жизни, процент риска равен нулю. Значит, вот одна вещь, которая стала почти ясной: люди идут на это потому, что такой ценой они покупают спокойствие, спокойствие уверенности в себе, а не только в автоматах. Но нужно ли такое спокойствие? Оно стоит нервов, а нервы нужны для творчества, для работы. Так зачем же…
Мысли разлетелись в разные стороны — не соберешь… Кедрин вздохнул, открыл глаза и удивился: выходит, глаза были закрыты, а он и сам не заметил, как зажмурился. Теперь в иллюминаторы уже нельзя было видеть спутник, но экран на спинке переднего кресла исправно показывал его крутой зеленоватый борт многоэтажной высоты, плавно закругляющийся вверху и, наверное, внизу — но видеоприемники смотрели чуть вверх. Борт медленно плыл по экрану. Потом он внезапно кончился, что-то небольшое, но безусловно космическое промелькнуло в поле зрения иконоскопов. Кедрин съежился, ожидая неминуемого удара и каких-то еще более страшных вещей.
— Это Костин, сорок девятый, — сказал Холодовский.
— Оригинально придумано, — отозвался Гур. — Но только это девятнадцатый — Тагава.
— Согласитесь на среднем арифметическом, — посоветовал Дуглас.
«Что ж, во всяком случае, это не метеорит».
В этот миг ускорение исчезло, и Кедрину так и не суждено было понять, какой тонкой работой был ввод корабля со шлейфовым двигателем в закрытый док. Монтажники, наверное, знали это, потому что все как один — даже Ирэн
— подняли большие пальцы. Послышался приглушенный, как шепот, звук, и вспыхнуло табло: «Выход».
4
На орбите Трансцербера подсчитаны все ресурсы. Энергии хватит еще месяцев на пять, если свести все потребности к минимуму и не слишком злоупотреблять связью. Так сказал капитан Лобов, и все несколько приуныли, потому что уже успели почувствовать, что капитан подразумевает под словом «минимум», и как он понимает слово «злоупотреблять».
Впрочем, после этого капитан утешил всех — или думал, что утешил. Он объявил, что команда и пассажиры — пассажирами числились ученые — могут заниматься личными делами. Затем он сел за столик и стал бриться.
