Диана Гебелдон - Лорд Джон и суккуб
— Какую же работу он делал? — Грей не был уверен, имеет ли это отношение к кончине рядового Кёнига, но хотел добыть побольше сведений.
— Плотничал, милорд, — беззапинки ответил Том. — Тут наверху дерево жучок источил, вот и надо было заменить кое-что.
— А ты хорошо осведомлен, я вижу. Немало, должно быть, времени провел в часовне с красоткой Ильзе.
Невинный взгляд, которым ответил ему Том, обличал грешника куда больше, чем откровенная ухмылка.
— Милорд?
— Нет, ничего. Продолжай. Когда его убили, он тоже работал здесь?
— Нет, милорд. Его два года не было — ушел со своим полком, а сюда он, говорят, заходил на той неделе просто так, повидаться с друзьями.
Грей со вздохом облегчения снял кальсоны.
— Господи Боже, что это за страна, в которой крахмалят подштанники! Поговорил бы ты с прачкой, Том.
— Виноват, милорд. — Том подобрал сброшенное Греем белье. — Я не знаю, как будет крахмал по-ихнему. Думал, что знаю, а они посмеялись.
— Ты, главное, Ильзе очень-то не смеши. Наградить служанку ребенком значило бы преступить законы гостеприимства.
— Нет, милорд, — с полной серьезностью заверил его Том. — У нас слишком много времени уходит на разговоры, ну и…
— Понятно, понятно. Что она еще говорила?
— Да так… — Том подал хозяину ночную сорочку, которую грел у огня. Теплая, мягкая фланель нежила кожу. — Сплетни всякие.
— Ммм?
— Один лакей, он давно уж тут служит… Кёниг, значит, зашел сюда в гости, а этот лакей и говорит после другому, Ильзе сама слышала: маленький Зигфрид, мол, стал вылитый Кёниг. А как увидел, что Ильзе их слышит, так сразу молчок.
Грей, собравшийся накинуть халат, замер на месте.
— Ну и ну.
Том скромно кивнул, довольный эффектом, который произвели его открытия.
— Это ведь княгинин муж там висит, над камином в гостиной? Ильзе мне показывала картину. Настоящий старый бобер, правда?
— Допустим, — слегка улыбнулся Грей. — И что же?
— У него ведь не было других детей, кроме Зигфрида, хотя он уже дважды был женат. А мастер Зигфрид родился полгода спустя после смерти старика. В таких случаях люди всегда судачат, верно ведь?
— Пожалуй. — Грей сунул ноги в домашние туфли. — Спасибо, Том. Ты молодчина.
Круглая физиономия Тома просияла вопреки скромно потупленному взору.
— Принести вам чаю, милорд? Или взбитых сливок с вином?
— Нет, не надо. Отправляйся спать. Ты заслужил отдых.
— Слушаюсь. — Том поклонился — его манеры стали значительно лучше под влиянием немецких слуг. Взяв снятую Греем одежду, он склонился над ларчиком на столе. — Красивая вещица, милорд. Мощи, вы говорите? Это значит, частица тела?
— Да. — Грей хотел было сказать Тому, чтобы он забрал шкатулку, но передумал. Это вещь, безусловно, ценная — пусть лучше останется здесь. — Палец руки или ноги, судя по величине.
Том наклонился еще ниже, разглядывая поблекшую надпись.
— А что тут написано, милорд? Вы можете это прочесть?
— Попробую. — Грей поднес шкатулку к свече. Буквы ожили, а с ними и рисунок, который до сих пор представлялся ему обыкновенным орнаментом. Надпись подтверждала нарисованное.
— Так ведь это ж… — поперхнулся Том.
— Да. — Грей поставил коробочку, и оба какое-то время молча глядели друг на друга.
— А… откуда у вас это, милорд? — наконец спросил Том.
— Княгиня подарила. Для защиты от суккуба.
— А-а-а… — Том, помявшись, искоса посмотрел на хозяина. — И вы думаете… это поможет?
— Гмм… Уж если фаллос Святого Оргвальда не поможет, тогда и вовсе надеяться не на что.
Оставшись один, Грей опустился в кресло у огня, закрыл глаза и попытался собраться с мыслями. Разговор с Томом помог ему немного отвлечься от княгини и Стефана. Теперь ему следовало бы поразмыслить о них, но из этого ничего не выходило.
Его поташнивало. Он налил себе из графина сливянки, и она успокоила его желудок, а заодно и разум.
Попивая наливку, Грей постарался сосредоточиться на менее интимных сторонах своего положения.
Открытия Тома представили вещи в новом и весьма интересном свете. Если Грей когда-либо верил в суккуба — а у него хватало честности припомнить некоторые моменты на кладбище и в коридорах замка, — то теперь он разуверился полностью.
Попытка похитить ребенка была, несомненно, делом рук человеческих, а обнаружившая связь между двумя Кёнигами — пропавшей нянькой и ее покойным мужем — ясно указывала на непосредственное отношение смерти рядового Кёнига к этому делу, как бы хитро ни была эта смерть обставлена.
Грей лишился отца в двенадцатилетнем возрасте, но тот успел передать сыновьям свою приверженность к философии здравого смысла. Помимо концепции бритвы Оккама[5] отец исповедовал также доктрину Cui bono — кому это выгодно?
Ответ напрашивался сам собой: княгине Луизе. Если предположить; что слухи верны и Кёниг действительно был отцом маленького Зигфрида, то возвращение Кёнига и толки, вызванные его сходством с мальчиком, для княгини были крайне нежелательны.
Грей не знал германских законов относительно отцовства. В Англии ребенок, рожденный в законном браке, считался отпрыском мужа, даже если каждая собака знала, что жена ему изменяет. Таким образом обзавелись детьми несколько знакомых Грею джентльменов, ни разу, как Грей доподлинно знал, не деливших ложе со своими супругами. Может быть, и Стефан тоже?..
Грей поймал эту мысль за шиворот и отшвырнул прочь. Мальчик, если миниатюра не лжет, — копия Стефана. Хотя живописец мог, конечно, придать желаемое сходство, чтобы угодить заказчику…
От выпитого залпом стакана у Грея захватило дух и зазвенело в ушах.
— Кёниг, — твердо сказал он вслух. Вне зависимости от достоверности слухов (Грей, поцеловавшись с княгиней, склонялся к мысли, что они достоверны; эта дама не из стыдливых фиалок) и оттого, могло ли появление Кёнига лишить Зиги его законных прав, присутствие Кёнига здесь определенно не устраивало княгиню.
Настолько ли не устраивало, чтобы лишить его жизни?
Кёниг и так здесь бы не задержался. Через неделю или через месяц его полк покинул бы город. Быть может, случилось что-то, из-за чего Кёнига понадобилось убрать незамедлительно? Возможно, Кёниг сам не знал, чей сын Зигфрид, — но затем, побывав в замке и увидев, как мальчик похож на него, стал вымогать у княгини деньги или услуги?
И наконец, чтобы замкнуть круг — не была ли вся история с суккубом выдумана для того, чтобы прикрыть убийство Кёнига? Если да, то откуда она пошла? Эта басня завладела воображением и военных, и горожан, а после смерти Кёнига посеяла в городе настоящую панику — но что послужило ее источником?
