Яна Дубинянская - Козлы
— Ну, вот и все, — Лиза выпрямилась и швырнула тряпку в ведро. — Мне уходить пора. А вы так и будете дома сидеть, Василий Ильич?
Он кивнул было; мимолетно подумал о матери, о толпе на ялтинской набережной, о заказанной раз и навсегда дороге к морю… В самый последний момент запретил себе вспомнить о ТОМ кошмаре…
И вдруг — озарение.
— Куда вы идете, Лиза? В сторону моря?
Она кивнула.
— Подождите меня во дворе. Я быстро, только переоденусь и уложу гидрокостюм. Не уходите одна!
Как ему раньше не пришла в голову эта мысль — простая и стройная, как доказательство классической теоремы? Если рядом будет святой оберег, он, Василий, сможет беспрепятственно пройти мимо ТЕХ. Сумма их жалких темных астралов, разумеется, бессильна против оберега. Они беспорядочно отступят, потупив желтые глаза и поджав хвосты… Ведь кто они такие? — всего лишь стадо козлов…
Девушка ждала у самой калитки, искоса поглядывая на беснующегося, как всегда, цепного пса. Твердовский галантно пропустил её вперед, и она придержала створку, пока он протискивался наружу со своим громоздким снаряжением. Ветра и солнца по-прежнему не было. Идеальная погода для подводной охоты…
… Лиза шла по тропинке впереди него. Она сильно загорела и с ног до головы усеялась россыпью веснушек. Волосы у неё выгорели и теперь смотрелись не белыми перьями, а переливчатой светлой волной. Между разметавшихся по плечам прядей проглядывали желтые бретельки от сарафана и ещё пара зеленых — от купальника, догадался он. Куда это она идет?
— Вам здесь нравится? — спросил неожиданно для себя.
Она кивнула. На загорелой шее под волосами блеснула цепочка от оберега.
— Мать не слишком загружает вас работой?
Теперь Лиза помотала головой; волосы совершили в воздухе полукруг.
Василию хотелось говорить с ней. Говорить!.. и слышать её голос сильный, звонкий, беспечный. Способный заглушить темный ужас, разрастающийся внутри, зыбкий, жуткий, расшатывающий исподволь такую твердую и надежную духовную защиту…
ТЕ были уже близко. Он почти различал веревку поперек тропы.
Твердовский не выдержал. Не чувствуя тяжести снаряжения, он забежал вперед Лизы и судорожными пальцами схватился за оберег. Вспомнив в последний момент её жалобы, не стал тянуть кулон на себя, а сам склонился над мягкой ложбинкой между большими загорелыми грудьми. В ложбинке скопились мельчайшие бисеринки пота; они приятно влажнили сухие кончики пальцев.
Он поднял, наконец взгляд.
Карие глаза Лизы смотрели удивленно и сочувственно. Она виновато улыбнулась.
— Вы идите, Василий Ильич. Я здесь остаюсь.
Едва шевельнул пересохшими губами:
— Зачем?..
Лизины брови взъехали на середину лба.
— Как — зачем? Я тут коз пасу.
* * *Поначалу я их боялась, особенно Бусика.
Еще было несколько козлов помоложе и помельче, не таких страшных, но гораздо более наглых. Так и норовили втихаря зайти сзади и залезть мордой под юбку — козлы, иначе и не скажешь. Козы — те просто паслись себе, а так ноль на массу. А козлята вообще прелесть. Подбегают, тычутся в ноги — мол, гладь их, ласкай, чеши между будущими рожками! Как щенки.
… Идея родилась — просто супер! Я и не знала, что я такой гений. Сочиняла прямо на ходу, будто песню: «Как, Зин-Иванна, неужели вы не слышали? В „Крымских известиях“ об этом сколько раз писали!»
Четвертушки газеты с таким названием я видела на гвоздике сами понимаете где — а Твердолобиха повелась, как миленькая.
«… Шерсть вывозят в Турцию, а мясо тут продают, на стихийных рынках. И до сих пор эту банду поймать не могут! Так главный начальник милиции обратился к гражданам, чтобы не оставляли своих коз без присмотра…»
Старуха стала ахать и причитать: как же так, а хозяйство, что ж теперь будет… А я помалкивала, ждала, пока она сама догадается. Она и догадалась. Правда, стерва, распорядилась, чтобы я с утра прибирала всю хату, дорожки вытряхивала, полы мыла, посуду полоскала после завтрака… ну, воду носить само собой… Зато потом — к козам, и глаз с них не спускать!..
А дальше главное — засесть поближе к тропинке и подождать, пока мимо протопают Твердолобихины сексоты. Я их вычислила в первый же день: две бабки из соседних домов и старик-татарин, возвращавшийся с рыбалки, всегда примерно в одно и то же время. Когда они появлялись в поле зрения, я начинала мелькать между кустами, покрикивая «Цыган-Цыган-Цыган» или «Машка-Машка-Машка». Трудно, что ли? И пускай себе стучат!
Самое обидное, что нельзя было рассказать обо всем этом Олегу с ребятами. Вот бы прикололись!.. Но никак нельзя.
Олежка. Каждый раз, когда я выходила за калитку, меня прямо жгло изнутри — так хотелось плюнуть на всех этих коз и прямо сейчас побежать, полететь туда, где сверкали синие лоскутки моря за деревьями. Олежка… У него кожа полопалась на плечах, а губы были сухие и соленые-соленые…
Олежка. Мой Олежка…
Но сегодня надо было обязательно выждать лишних минут двадцать, потому что за мной увязался Твердолобый. Если заметит меня на берегу — капец. Я сосредоточенно попыталась подсчитать, сколько ему надо времени, чтобы дойти до моря, нацепить свой баллон и нырнуть под воду. Оттуда-то он фиг чего увидит…
На тропинку выбрался огромный косматый Бусик и уставился на меня. У этого козла всегда был такой вид, будто он чего-то замышляет и заранее ухмыляется. Если честно, я до сих пор его побаивалась.
Вообще, конечно, неплохо, что Твердолобый пошел со мной. Если теперь его мамаша начнет сомневаться, что я честно пасу коз, он лично может подтвердить. Непонятно только, почему он так дико перепугался, когда я ему об этом сказала. Вытаращился, словно на привидение, рот перекосился, а лысина стала серая, как у немытой статуи. Кстати, только сейчас обратила внимание — здесь он шапочку свою не носит. Еще простудится, бедный, голова-то к теплу привыкла… Короче, рванул по тропке, как на рекорд, только я его и видела. Наверное, уже добежал и нырнул… даже скорее всего.
Олежка!
Пришлось сделать крюк, чтобы обогнуть Бусика. И только потом полететь.
… Олег уже высматривал меня, стоя на большом камне в нескольких метрах от берега, — только оттуда тропинку и видно. Помахал мне — и как прыгнет в море! Внутри у меня все оборвалось. Просила же его никогда так не делать!.. Там же камни под водой…
И только через пару длиннющих минут он выбрался на берег, и Граф, подпрыгнув, положил передние лапы ему на плечи, а Олежка дружески столкнул его и, не вытираясь, бросился под свод скалы, где скрылся из виду. Я улыбнулась. Я знала, что вот-вот его мокрая голова, а затем и все остальное, покажется из-за обрыва, который ребята по приколу называли тропой. Лично я ни за что бы не согласилась сама по ней спуститься, я не альпинист и не камикадзе!..
