Сергей Чекмаев - Очевидец (сборник)
По дороге домой она зашла в ночной супермаркет и, сняв с карточки последние оставшиеся со стипендии копейки, купила бутылку коллекционного красного вина.
Мать уже спала, так что удалось проскользнуть к себе в комнату без скандала. А потом Иринка всю ночь проворочалась с боку на бок. Заснуть удалось только под утро.
Но едва начался первый сон – что-то сумбурное и малопонятное, как дверь комнаты затряслась от сильных ударов. Мама, похоже, лупила по ней кулаком и ногами и не переставая материлась.
– Ты куда вчера ходила на ночь глядя, <…>!! Опять шлялась по своим <…>рям! Ну как, натрахалась?! Приготовила мне нового ублюдка?!
Отвечать смысла не было, Иринка закрыла уши руками и попыталась не слушать.
Ну его к черту, такое утро!! Лучше бы оно и не начиналось.
Мама ругалась без остановки минут тридцать, а потом, собираясь на работу, то и дело подходила к комнате дочери, чтобы вывалить очередную порцию сквернословия. Когда всё стихло и квартира опустела, Иринка сразу же пошла в ванную. Пустила теплую воду, высыпала пригоршню любимой пены с запахом роз. Открыла вино, плеснула немного в большой фужер темного стекла из праздничного сервиза.
Ванна постепенно наполнялась.
Девушка принесла из своей комнаты дорогущий косметический набор – подарок на прошлый день рождения. Она редко им пользовалась, берегла для самых торжественных случаев. Села перед зеркалом и аккуратно, без вызова, накрасилась. Наверное, она еще никогда в жизни так не старалась.
Вода дошла уже до половины.
Иринка сходила на кухню, покопалась в сушилке, выбирая нож поменьше и поострее. Ничего подходящего не нашлось, и тогда она вспомнила, что несколько месяцев назад видела у матери в аптечке небольшой скальпель.
– Савва, ты?
– Командир? – Сонный голос Корнякова мгновенно окреп. Что-что, а мгновенно просыпаться он умел. Служба научила. – Доброе утро. Что случилось?
– Мне только что звонил Даниил, сказал, что стоит у подъезда одной из девочек Елагина. Он ее вчера до дома проследил. Утверждает, что чувствует беду. Я понимаю, как это звучит… да что я тебе объясняю! В общем, по мнению Дани, она прямо сейчас собирается вскрыть себе вены.
– Твою мать!
– Ругаться после будем. Сейчас – лети туда, и постарайтесь вдвоем ее остановить.
– Как? Она двум мужикам дверь, небось, не откроет.
– На месте разберешься. По телефону уговорите или дверь выбейте.
– Участкового придется звать. Надо звонить в отделение, подтвердить полномочия, иначе пошлют.
– Знаю, но звонить не буду. Что я им скажу? Толком ничего не соврешь, а правду вообще говорить противопоказано. И наверх обращаться сейчас не стоит: не хочу, чтобы всё опять началось – сейчас нам не до Даниных чудес. Когда со всем разберемся, тогда и подумаем, как быть и что делать. Отец Адриан в курсе, но всё остальное – под мою ответственность. Скорую я вызвал. Вопросы?
– Всё ясно, командир. Через пять минут выезжаю. Диктуй адрес.
Когда ванна набралась, Иринка завернула кран, расправила рукава воздушного выпускного платья – и, не раздеваясь, полезла в воду. Белоснежная кисея вздулась и поплыла, мешаясь с пеной.
Тепло окружало со всех сторон, а белое марево колыхалось вокруг. Иринке казалось, что она сидит на облаках.
Где-то далеко, в коридоре зазвонил телефон. Долго, требовательно, настойчиво. Дал звонков двадцать, замолчал и снова разразился звонкой трелью.
«Анжела, наверное. Волнуется, куда я пропала», – подумала Иринка и надела наушники, отрезав телефонный призыв навсегда.
В плеере уже стоял диск любимых песен, подобранный и записанный самолично полгода назад. Спокойно и вдумчиво она составила программу – только лучшие из лучших.
Их оказалось восемнадцать. На сорок семь минут. Должно хватить, судя по всему.
Иринка нажала на «старт» и положила плеер на край ванной. Пригубила вино.
В наушниках проснулись до боли знакомые аккорды, от которых в душе всегда наступала весна.
Иринка протянула руку, взяла с полочки скальпель и, зажмурившись, с силой полоснула себя по венам.
Телефон на столе пронзительно звенел. Она не слышала.
Кровь брызнула вниз, на белое – на платье и на пену. Облака спустились на землю и превратились в сливочное мороженое с малиновым сиропом.
Сначала было немного больно. Но потом, когда Иринка опустила руки, теплая вода, слегка колыхаясь, уняла неприятную ноющую резь в запястье, музыка набирала силу, окружала, отрезала от мира, убаюкивала.
Телефон звонил.
Иринка улыбалась и тихо покачивала головой в такт музыке. Всё медленнее и медленнее с каждой новой песней.
Мир начал меркнуть. Когда темная пелена почти полностью вытеснила и музыку, и тепло, и даже малиновый сироп, ровным слоем покрывший мороженое, в прихожей под мощным ударом Саввиного плеча рухнула дверь. Иринка уже ничего не видела и не слышала и потому не испугалась, когда на пороге ванной появился тот самый бледный парень из подъезда на Грайворонском.
Он на мгновение замер, потом прыгнул вперед, опустился на колени и, не обращая внимания на кровь, цепко сжал руками распоротое запястье девушки. Крикнул изо всех сил:
– Савва! Встречай скорую!
Зима. Пробный камень
В кабинете Чернышова сидел протоиерей Адриан. Подтолкнув вперед Даниила, Корняков едва успел переступить порог, как их засыпали вопросами:
– Ну? Что с девочкой?
– Всё в порядке?
– Милостью Божией, – отозвался инок. – Мы успели.
Савва кивнул:
– Да, в последний момент успели, по венам она себя таки полоснула. Увезли на скорой. Крови потеряла изрядно, конечно, но ничего. В больницу нас с ней не пустили, но доктор обещал, что завтра можно навестить. Если будут какие осложнения – позвонит.
– Господи, Слава Тебе, – перекрестился отец Адриан. – Спасибо, что не дал пропасть заблудшей душе.
Савва знаком отозвал Чернышова в сторону.
– Понимаешь, она дверь не открывала и к телефону не подходила, пришлось ломать. Что делать будем? Как бы чего не вынесли.
– Печать поставил?
– Ну да. Сразу, как врачи уехали.
– Тогда не мучайся. Пост номер один я к этой двери обеспечу, – улыбнулся Артем, хлопнув Корнякова по плечу. – А вы молодцы. Хоть и поздно, а всё равно молодцы. Девочку спасли. Как ее зовут хоть?
– Ирина.
– Надо будет с ней пообщаться, когда врачи разрешат. Вместе поедем: вы с Даней тоже – спасители, как никак.
Артем усадил Савву в кресло, подошел к окну, молча постоял, разглядывая пустой внутренний двор.
– Хорошо, что вся группа здесь. И вы, отец Адриан. У нас набрался кое-какой материал: факты, версии, соображения. И хотя мы пока еще ничего не можем Елагину предъявить, сегодняшний случай многое подтверждает. Вчера вечером я ездил в институт Сеченова. Там лежит парень, некто Вячеслав Тропинин, бывший пациент Приюта. Елагин выпустил парня в мир, когда счел, что теперь всё должно быть нормально. Вячко – так он себя называет – держался два месяца, потом снова попытался вены вскрыть. Сейчас лечится. Он мне рассказал много интересного. Похоже, что Елагин на самом деле верит в магию своего голоса, в придуманную им схему реабилитации. И на некоторых подопечных это, возможно, производит впечатление, а сам он выглядит всезнающим гуру, его слушают, открыв рты, и стараются следовать всем рекомендациям. Но таких, по рассказам Вячеслава, не так и много. Другим всё равно, а некоторые ушли уже слишком далеко, и вернуть их может только профессионал и только после десятка тяжелейших сеансов. Конечно, двух-трех коротеньких бесед на кухне тет-а тет с Елагиным им никак не хватает. Остальные же, ассоциалы по большому счету, давным-давно махнувшие рукой на этот мир, для которых авторитетов не осталось в принципе, слушают нравоучения Елагина безо всякого пиетета. Если Тропинин не ошибается.
