Виктор Гишлер - Go-Go Girls апокалипсиса
Слева от огня несколько фигур было привязано к шестам, воткнутым в землю. Как пленная группа сафари в скверном фильме о Тарзане. Мортимер увидел двух водителей, Тайлер и Билла. Даже на таком расстоянии был заметен ужас, искажавший их лица. Они ожидали съедения.
Ближе к огню под углом в сорок пять градусов стоял стол, сделанный из большой деревянной двери. Один из водителей был привязан к столу в позе орла. Красная лужа заливала стол там, где должна была находиться его левая нога. Он тупо уставился в ночное небо.
Мортимер осознал, что наблюдает сцену сквозь подобие изгороди всего в трех футах. Присмотревшись, он почувствовал тошноту. Изгородь состояла из старых побелевших костей. Зубастые черепа торчали наверху. Сколько же кошмарной пищи было на этих костях?
Громкий голос снова привлек внимание Мортимера к костру.
Высокая тощая фигура подняла руки, словно жрец дикарей. Темная краска вокруг глаз делала его похожим на енота.
— Мы победили поезд, который осмелился вторгнуться на территорию клана!
Рев толпы.
Прислонившись к упавшему дереву, Мортимер вытянул шею, чтобы лучше видеть.
Жрец носил большое ожерелье из костей пальцев. Широкий черный пояс, с которого свисала ржавая кавалерийская сабля. Высокие черные сапоги. Черная мантия, возможно украденная из какого-то магазина театральных костюмов. Он бы выглядел почти комично, если бы не отблески огня в его демонических глазах.
Голос жреца перекрывал крики:
— Мы клан, и поглощаем силу наших врагов через кровь. Ничто не остановит нас!
Еще один вопль.
— Приведите мясника! Отрежьте другую ногу!
Дикие крики, сменяемые пением. «Мясо, мясо, мясо!»
Из толпы появилось волосатое животное. Низкорослый, но широкоплечий мужчина в грязном кожаном фартуке, с торчащими за поясом ножами и щипцами. Оранжевая шапка волонтеров Теннесси. Он сжимал в толстой руке блестящую ножовку и приближался к водителю, привязанному к столу.
Боже!.. Но Мортимер не мог отвернуться. Он наблюдал как завороженный.
Мясник склонился над ногой водителя, пощупал ее короткими толстыми пальцами и кивнул, поощряемый пением толпы. Водитель тупо смотрел в никуда, погруженный в транс. Мясник приложил зубья пилы к плоти высоко на бедре.
«Мясо, мясо, мясо!»
Пила вонзилась глубоко, мясник надавил на нее всем своим весом. Кровь брызнула фонтаном. Водитель вернулся к реальности, закричал и задергался, выпучив глаза. Мясник пилил длинными резкими движениями. Кровь заливала его лицо и фартук.
Мортимер отвернулся, его вырвало.
Наконец, крики прекратились. Возможно, водитель потерял сознание или просто умер от болевого шока и потери крови. Мортимер снова поднял голову, страшась того, что мог увидеть.
Безногий водитель слабо подергивался, глаза его стали невидящими. Мясник передал ногу маленькой группе каннибалов, которые уже держали другую ногу над огнем. Запах жареной человечины едва не вызвал у Мортимера новый приступ рвоты.
— Поджарьте кровь! — крикнул жрец. — Сегодня мы празднуем!
Восторженные крики. Группа каннибалов достала инструменты: мандолину, гитару, гармонь и бонго. Они играли нечто среднее между кантри и поп-музыкой. Некоторые плясали вокруг огня. Когда мясо поджарилось, его разрезали на дольки и передали дикарям. Губы чмокали. Мясник приготовился разделывать руки и торс.
Мортимер снова лег на живот. Больше он не мог наблюдать. Он пополз вокруг лагеря, пытаясь подобраться ближе к пленникам. Мысль, что он может освободить своих друзей, была смехотворной. Но он должен был наблюдать, должен был говорить себе будущими бессонными ночами, что пытался это сделать.
Музыка, оранжевое пламя, пение, танцы и крики смешивались в картину ада, которая заставила бы Данте пописать в штаны.
Ползание по холодной и мокрой земле лишило Мортимера последних остатков сил. Он свернулся у пня, зажав руками уши в тщетной попытке отгородиться от жуткого барбекю всего в сотне футов. «Прости, Билл».
Наконец, его сморил сон, полный кошмарных видений.
Глава 16
Тихие голоса разбудили его. Мортимер с трудом открыл глаза. Темнота. Он моргнул несколько раз, и тени обрели форму. Костер гаснул, но света было достаточно, чтобы видеть происходящее, когда его глаза приспособились. Подсознание милосердно загнало ночные кошмары в неиспользуемый угол мозга. Все же смутный страх давил на него.
Мортимер лежал неподвижно, прислушиваясь. Группа каннибалов уменьшалась и, наконец, исчезла. Но по другую сторону пня слышались два женских голоса.
— Я так устала от этой вечеринки.
— Да. Роджер отсыпается.
— Разве сегодня не твой день рождения? Я думала, со мной ночью на дежурстве будет Дорис.
— Она неважно себя чувствует, а Роджер не мог встать. Он выпил так много забродившей крови.
— Иногда я немного устаю от забродившей крови.
Пауза.
— Правда?
— Кажется, так давно я не пила стакан вина или «Доктора Пеппера».
— Тебе действительно не нравится забродившая кровь?
— Нравится. Не пойми меня превратно. Я очень люблю забродившую кровь, но…
— Немного надоело человеческое мясо?
— Вот именно. Иногда я отдала бы все это за овощной салат и стакан «Шираза».
— Да, но ты ведь не бросишь все это? Кровь, человеческое мясо и весь образ жизни?
— Конечно нет. Здесь все мои друзья.
Пока женщины говорили, Мортимер украдкой выполз из-за пня и застыл при виде пары стройных ног в ковбойских сапогах. Женщины, очевидно, прислонились к пню, глядя на лагерь. Теперь Мортимер мог ползти незаметно. Он уже готовился к этому, когда одна из женщин встала и потянулась.
— Я отойду пописать. Скоро вернусь. — Она направилась к кустам и скрылась из вида.
Мортимер изменил свой план.
Он обогнул пень и схватил оставшуюся в одиночестве женщину, притянув ее к себе. Она собиралась закричать, но Мортимер зажал ей рот ладонью. Другая рука обхватила ее горло. Женщина дергалась и лягалась.
Она попыталась выцарапать Мортимеру глаза, но он перехватил ее руки. Он душил ее сгибом локтя. Вскоре она обмякла. Мортимер прислонил ее к пню, придав ей вид спящей. Схватив прислоненное к пню копье, он метнулся в свое укрытие по другую сторону пня.
Его руки дрожали, дыхание прерывалось. Он никогда никого не убивал голыми руками — тем более женщину.
Мортимер присел, держа копье, готовый к прыжку.
Вдалеке ухнула сова.
Другая женщина вернулась:
— Господи, Лидия, ты не должна спать на дежурстве. Что, если… Лидия!