Урсула Ле Гуин - Инженеры Кольца
В двадцати метрах от нас стояла какая-то фигура, прямая, неподвижная, четко выделяющаяся на фоне зелени. Ее красный хиеб и белая рубаха были как яркая эмалевая инкрустация на зеленом фоне высокой травы. В каких-нибудь ста метрах за ней стояла другая фигура, сине-белая. Эта вторая фигура ни разу не шелохнулась и не взглянула в нашу сторону за все время нашей беседы с той первой фигурой, человеком в красном хиебе. Они были полностью поглощены ханддарским таинством присутствия, которое является разновидностью транса (ханддарты, последователи ханддары, питающие пристрастие к отрицаниям, называют это состояние не-транс), ведущего к потере ощущения собственного «я» (или к обретению своего истинного «я»?) путем необычайного обострения всех чувств и сознания. Хоть техника эта представляет собой полную противоположность большинству мистических методов, она, несомненно, также является одной из мистических дисциплин, целью которой является постижение имманентной, внутренне присущей предметам и явлениям сущности, но классификация каких бы то ни было таинств ханддары лежит за пределами моих возможностей. Госс обратился к человеку в красном. Как только тот освободился от своей напряженной неподвижности, он посмотрел на нас и приблизился к нам неторопливыми шагами. Я почувствовал какой-то священный трепет. В свете яркого полуденного солнца от него исходило собственное сияние.
Он был моего роста, худой, лицо его было светлым, открытым и прекрасным. Когда наши глаза встретились, я вдруг ощутил импульс к установлению телепатического контакта, к применению мыслеречи, которой я не пользовался с самого момента высадки на Зиме и которой, в общем-то, пользоваться здесь не должен. Но импульс был сильнее, чем торможение. Я подчинился импульсу и обратился на мыслеречи к этому человеку. Ответа не последовало. Контакт не состоялся. Он внимательно присматривался ко мне. Через минуту он улыбнулся и сказал мягким, довольно высоким голосом:
— Ты посланец, не правда ли? Запнувшись поначалу, я подтвердил это.
— Меня зовут Фейкс. Принимать тебя — большая честь для нас. Пробудешь ли ты в Отерхорде какое-то время?
— Охотно. Мне хочется узнать побольше о вашем искусстве прорицания. И если есть что-нибудь, что я мог бы рассказать вам взамен, например, о том, кто я и откуда я прибыл…
— Все, что захочешь, — сказал Фейкс, спокойно и приветливо улыбаясь. — Это очень любезно с твоей стороны, что ты пересек бескрайний Океан Космоса, а потом еще совершил путешествие через Каргав, чтобы посетить нас.
— Я хотел посетить Отерхорд, потому что слава вашего оракула очень велика.
— Поэтому ты, наверное, хочешь увидеть, как мы это делаем. А может, у тебя есть и собственный вопрос?
Его ясный взгляд заставил меня сказать правду.
— Я и сам не знаю, — признался я.
— Нусут, — сказал он. — Неважно. Может, если ты здесь побудешь какое-то время, ты поймешь, есть ли у тебя вопрос или нет. Ты должен помнить, что прорицатели могут собираться только в определенные дни, поэтому тебе придется немного пожить у нас.
Я последовал его совету, и это были действительно очень приятные дни. Здесь всем была предоставлена полная свобода вне исполнения хозяйственных работ, таких, как работы в поле и огороде, колка дров, разные ремонтные работы, к которым привлекали таких же, как и я, гостей, там, где наши руки были наиболее необходимы. Если бы не это, можно было бы целый день провести, не произнеся ни единого слова. Я разговаривал, как правило, с молодым Госсом и Ткачом Фейксом. Его необыкновенный характер, натура кристально чистая и беспредельно глубокая, как колодец с родниковой водой, был квинтэссенцией, самой сутью этого места. Иногда по вечерам происходили встречи у огня в одной из невысоких, укрытых среди деревьев хижин. Там были разговоры, пиво, музыка — жизнерадостная и бодрая кархидская музыка, с несложной мелодией, но со сложным ритмом, всегда исполняемая ex tempore, только что, тут же сочиненная. Однажды вечером танцевали двое жителей крепости. Они были так стары, что волосы их побелели, а тела иссохли, и косые складки потерявшей упругость кожи наполовину прикрывали их темные глаза. Танец их был медленным, точно координированным, зачаровывающим зрение и разум. Они начали танцевать в третьем часу после ужина. Музыканты присоединялись к исполнению и составляли ансамбль с одобрения слушателей — все, кроме барабанщика, который ни на секунду не переставал выбивать сложный, изменчивый ритм. Двое старцев продолжали танцевать до шести часов, до полночи, то есть в течение пяти земных часов. Я впервые сам наблюдал феномен «дот» — осознанного исполнения того, что на Земле мы называем «истерической силой». С тех пор я был вполне готов поверить в рассказы о Старых Людях ханддары.
Это была жизнь, обращенная вовнутрь, самодовольная, неподвижная, погруженная в это особого рода «невежество», так высоко ценимое последователями ханддары, и подчиненная принципам не-действия и не-вмешательства. Принцип этот, выражаемый словом «нусут», которое я вынужден перевести словом «неважно, несущественно», является сердцем их культа, и я не намерен делать вид, что я это понимаю. Но, проведя полмесяца в Отерхорде, я начал понимать Кархид немного лучше. За фасадом политики, парадов и страстей этой страны кроется древний мрак, пассивный, анархический, тихий и плодотворный мрак ханддары.
А из этой тишины и тьмы необъяснимо звучит голос оракула.
Молодой Госс, которого развлекала роль моего проводника, сказал мне, что мой вопрос к прорицателям может касаться чего угодно и быть произвольно сформулированным.
— Чем короче сформулирован вопрос, тем пространнее ответ. Неясность порождает неясность. А на некоторые вопросы, разумеется, ответа не существует.
— А что бы случилось, если бы я задал именно такой вопрос? — спросил я. Подобные оговорки, хоть и звучали мудро, тем не менее ничем новым не являлись. Однако ответ я услышал неожиданный — такого я не предвидел.
— Ткач не примет вопроса. Вопрос без ответа может уничтожить круг прорицателей.
— Уничтожить?
— Известна ли тебе история господина из Шота, который заставил прорицателей из крепости Эйсин искать ответ на вопрос: «В чем состоит смысл жизни?» Случилось это две тысячи лет тому назад. Прорицатели пребывали во тьме шесть дней и шесть ночей. В конце концов все целибанты, давшие обет безбрачия, впали в кататоничесское состояние, одержимые умерли, извращенец убил господина из Шота камнем, а Ткач… Ткача звали Меше.
— Тот, который создал новую религию?
— Да, — ответил Госс и рассмеялся, как будто это было очень смешно. Но я не знал, смеется ли он над последователями йомеша, или надо мной.
