Билл Флэш - Бэтмен 1-2
Давно Вики не улыбалась так искренне, как в этот момент. Не много все же оказалось надо для того, чтобы между ними рухнула стена отчуждения.
- Тогда не лучше ли нам будет уйти отсюда? - решительно поднялась она из-за стола.
- О да! - отозвался Вейн, голос его прозвучал на редкость искренне.
Не всегда находишь то, что ищешь - Вики поняла это очень быстро. Она пришла в этот дом, стараясь отыскать разгадку одной из самых волнующих тайн - и нашла человека. Просто неплохого человека по имени Брюс, который по прихоти судьбы оказался миллионером.
Она поняла это в маленькой жилой комнатке, где Вейн просто преобразился - лишь здесь, похоже, он чувствовал себя дома. Все остальное было только декорацией к спектаклю, именуемому его официальной жизнью, а здесь он именно ЖИЛ.
Обжитые миллионером апартаменты выглядели более чем скромно, даже квартира Вики казалась в сравнении с этой комнатушкой дворцом. Зато здесь было другое - настоящий, редкий в сегодняшнее время уют. Нечто подобное Вики испытывала только в далеком детстве, и то не дома, а у бабушки с дедушкой, когда за столом собиралась вся семья, и вековые ее уклады, обещающие всей жизни надежность и неизменность, вылезали наружу. Как давно это было! Как давно она уже не слышала простых и откровенных бесед!
Вики показалось, что память о них, о детстве возникла только сейчас. Не лгали все же глаза Вейна: он и на самом деле был человеком добрым и скромным, и, скорее всего, чувствительным и легкоранимым - иначе откуда взялись бы в его глазах неизгладимая тоска?
И еще она могла бы утверждать с проницательностью, доступной только женщинам - Брюс был одинок.
- Вот, молодой хозяин Брюс ехал на серой... - рассказывал Альфред, словно забывший здесь свою лакейскую должность и ставший вдруг настоящим другом семьи. Или - частью этой семьи, в которой, кроме Вейна, никого пока не было? - А я сидел на гнедой, как старый мешок с картошкой. Это был первый и последний раз, когда я учил его ездить верхом. - Альфред запнулся, замолк и продолжил снова, уже несколько в другой тональности. Ну, ладно. Я, кажется, достаточно утомился - иду спать... Оставите все, я уберу утром... Спокойной ночи, мисс, - склонил он свою седую голову и удалился.
- Спокойной ночи, Альфред, - дружески отозвался Вейн.
- Спокойной ночи.
Вики с трудом сдержала нежную улыбку. Здесь легко было стать сентиментальной и совсем этого не стесняться.
- Он замечательный, - сказала она, заглядывая Брюсу в глаза. - И так любит вас!
- Альфред? Он просто великолепен, - добродушно отозвался Брюс. Нет, Вики не почудилось, он действительно говорил о старике, как о человеке очень ему близком.
- Он напоминает мне моего деда, - призналась Вики.
Брюс наполнил бокалы и отставил бутылку в сторону.
- Вы были с ним близки? - тихо спросил он.
- Да, я проводила летние каникулы с ним и с бабушкой. - Вики подперла голову руками. Вейн тоже принял более непринужденную позу. - У них был домик у озера... Не такой, конечно, но мне было весело. Да. - Ей вдруг показалось, что она знакома с Брюсом давным-давно. И кто только выдумал, что богатые - не такие же люди, как все? - А ваша семья?
Вдруг Вики показалось, что по лицу Вейна пробежала какая-то тень. Это произошло настолько быстро, что девушка не стала бы клясться, что заметила это наверняка.
Брюс сидел возле нее, опершись щекою на руку.
- Ну... вообще-то, Альфред - единственный член моей семьи... ответил он спокойно.
"Я так и думала", - почему-то улыбнулась про себя Вики.
- Знаете, - сказала она после небольшой паузы, - этот дом, эти вещи они не подходят вам. То есть - кое-какие вещи очень подходят, а другие нет. Надеюсь, та столовая совсем не такая, как вы...
- Да уж! - с улыбкой ответил Брюс.
И оба весело рассмеялись...
Бывают помещения, абсолютно на себя не похожие. Вряд ли кто-то смог бы признать в этой вечно погруженной в полумрак комнате с зеленоватыми стенами и тянущимися вдоль них трубами операционную.
И тем не менее это была операционная. Это подтверждали и стоящие вдоль стен каталки и разложенные на столике хирургические инструменты. Правда, расположенное в центре комнаты кресло уместнее смотрелось бы в приемной стоматолога.
В кресле сидел пациент. По одежде в нем можно было признать представителя мужского пола, но лицо его не узнала бы сейчас даже родная мать - оно было полностью скрыто бинтами. Что-то зловещее скрывалось сейчас в его облике, вид блестящих хирургических инструментов только подчеркивал общую мрачность.
Не мог настроить на веселый лад и внешний облик хирурга, больше похожего на мясника.
Что ни говори, подозрительно выглядела эта не похожая на себя операционная!
Что-то бормоча себе под нос, хирург направился в сторону кресла. По-видимому услышав его шаги, пациент привстал и жестом попросил или что-то подать, или просто подойти ближе.
- Ну-ка, посмотрим, что у нас получилось, - пробормотал хирург, прикасаясь к бинтам.
Разматывал бинты он довольно долго - было видно, как с каждой новой секундой пациент теряет терпение.
Наконец, последняя полоска марли взмыла в воздух, открывая голую кожу.
Для того чтобы лучше рассмотреть свое произведение, хирург нагнулся: слабый свет мешал ему сделать это на расстоянии.
Неожиданно его зрачки расширились от ужаса, он прошептал:
- О, Господи! - и отпрянул.
При этих словах Джек Непьюр, сидящий в кресле, вздрогнул. Что же этот мерзавец сотворил с его лицом?
Похоже, нечто ужасное - хирург замер и теперь молча пялился на него.
- Зеркало! - выдавил из себя Джек, чувствуя, как внутри у него что-то оборвалось. Неужели его теперь ждет новая жизнь - жизнь урода, от которого все будут только шарахаться? Нет, только не это!
"А что? - подумал он. - Любая жизнь - все равно жизнь. Главное, чтобы виновники теперь поплатились!"
- Зеркало! - закричал он, на этот раз более требовательно.
Очнувшись после первого шока, хирург кинулся выполнять его приказание.
Через секунду Джек Непьюр поднес холодное стекло к своему лицу.
- Вы понимаете, - холодея от ужаса, заговорил хирург, - почти все нервные окончания были повреждены, мистер Непьюр... И вы видите - указал он на столик с инструментами полувековой давности, - с чем мне приходится работать.
В ответ ему прозвучал негромкий смех. С каждой секундой он все усиливался, пока не превратился в истерический гогот.
Возникший перед глазами Джека собственный портрет заслуживает особого описания.
Верхняя часть лица пострадала мало - во всяком случае внешне, она только утратила свою подвижность и даже лишилась части морщин. Но нижняя... Пусть главное изменение произошло только со ртом, - этого было достаточно, чтобы напугать любого неподготовленного человека.
