Сергей Челяев - Ключ от снега (Ключи Коростеля - 2)
- Думаю, Сигурд исходил их, если и не вдоль и поперек, то в достатке, - поджала губы друидесса, и Гвинпину стало ясно, что это - любимый жест старухи, когда она не знает что сказать, не будучи до конца уверенной в своих словах.
- Мне незнакомо это имя, - удивился бородач. - О ком ты говоришь, госпожа?
- О Сигурде-Птицелове! - в свою очередь удивилась друидесса, даже всплеснув руками и едва не выронив нитку жемчуга, которую перебирала пальцами. - Неужели, столько месяцев преследуя своего злейшего и опаснейшего врага, вы даже не удосужились узнать его настоящее имя? Узнаю нынешнюю молодежь!
Гвинпин вытаращил, как ему показалось, глаза - он в мгновение ока вспомнил странный спектакль, привидевшийся ему наяву. Ведь так звали младшего сына короля!
- Сигурд нашел Другие Дороги, но у каждой дороги всегда есть свой конец. Впрочем, как и начало, - заметила друидесса. - Причем иногда трудно разобрать, где начало пути, где - его итог. Порой дорога даже замкнута в кольцо, и тогда идущий обречен бесконечно блуждать по кругу. Такое, между прочим, часто случается именно с Другими Дорогами. Адепт углубляется все дальше в Дорогу, её мельчайшие подробности, её повороты и изгибы, и уже не в силах сойти с неё - движение ведь всегда захватывает, увлекает. Для Сигурда же путь - ничто, его интересует только конечная цель. А её он видит, боюсь, уже совершенно отчетливо.
- Госпожа так хорошо знает нашего врага? - осторожно осведомился рыжий друид, тщательно подбирая слова.
- Лучше, чем ты думаешь, - язвительно огрызнулась старуха, и бородач мысленно проклял себя тридцать три раза за дерзость и дурость. Впрочем, старуха быстро сменила так и не успевший вспыхнуть в её душе гнев на великую милость дать себя почтительно слушать и мотать на ус.
- Камерону, прежде чем он отправился к милой его сердцу дикой чуди и безумным ольмам, неплохо было бы тогда призадуматься, с кем свела в этот раз его судьба, кому он отказал в компании для Других Дорог!
- Птицелов предлагал Камерону Другие Дороги? - в искреннем удивленнии прошептал Лисовин, привычно сдерживая свои эмоции в лесу.
- Да, и Камерон с негодованием отверг его. А Птицелов, разочаровавшись в себялюбивых и подозрительных правителях Севера, презирая их магов, не найдя общего языка с могущественным друидом Круга балтов и полян и не понимая желаний и воззрений восточных магов, решил искать свою Другую Дорогу. А потом понял: чего проще - не искать, а построить свою собственную, да такую, чтобы была короткой, как один день.
- И что - построил? - против желания вырвалось у Гвинпина.
- И даже не одну, - вздохнула друидесса, даже не пытаясь осадить любопытную куклу, как она сегодня сделала уже много раз. - Поэтому я и здесь. А то, что здесь оказались и люди Камерона, - друидесса задержала многозначительный взгляд на деревянной кукле, у которой от этого чуть душа не ушла в пятки, - повторяю, в этом я вижу немалый резон судьбы. Или, если хотите, рока.
- Где же он собирается заступить эти Дороги? - озадаченно пробормотал Лисовин.
- Начало одной мне известно абсолютно точно. Это некий остров, по-русински он называется Колдун.
- Тот, где была Жальникова сеча? Где погибли русинские таинники? удивился рыжебородый друид.
- Именно, - подтвердила друидесса. - Самое отвратительное, что Сигурд Птицелов в свое время все это и устроил.
- Один человек? Такую битву? - в сомнении покачал головой Лисовин.
- А это - не человек, - жестко ответила старая друидесса, и лицо её помрачнело. - Это - зорз. Ржавчина. Кровь. Кровь, которой умывается заря зорза. Так ведь говорят поляне?
Лисовин молчал. Гвинпин затаил дыхание. Ралина вздохнула.
- Всегда ищи - кому выгодно. Думаю, что этот принцип когда-нибудь на земле ещё восторжествует и станет краеугольным камнем познания. Сигурд всегда был и будет великим дипломатом, даром, что ещё так молод. Боюсь, что таковым он остается и по сей день, умело пользуясь плодами чужих побед и наживаясь на чужих поражениях. Разумеется, речь не идет о золоте или всяких там блестящих погремушках!
Ралина рассказывала, а угли в костерке тихо потрескивали, распространяя приятное тепло в прохладе летней ночи. Только об одном жалел сейчас Лисовин - что старой друидессы не оказалось рядом с ними на поле одуванчиков. Тогда бы друид, уже зная то, что он услышал только теперь, сделал бы все, чтобы никто из зорзов не ушел с поля живым. И Лисовин слушал, справедливо полагая, что планы он будет строить потом. Точнее, один план. Тот, в котором не было места ни его забавному деревянному спутнику, ни мудрой старой друидессе. В этом плане рыжего друида был только он. И никого другого.
Сигурд по имени Птицелов сошел с ума. Именно так это назвала друидесса Ралина. Потомок северных королей, высокого, но обнищавшего рода, он, было, избрал своим уделом завоевательные походы и грабеж. Это было привычным образом жизни многих венценосных обитателей Фьордов, однако в первом же набеге его флотилию разметала буря, и корабль Сигурда пропал. Когда он вернулся через несколько лет в родные пенаты, его уже было не узнать. Стремление к богатству и наживе у Сигурда сменила горячая, неуемная страсть к книгам вполне определенного рода. Магия и знахарство, колдовство и ведовство, лекарство и некромантия, тайные культы оседлых народов и запрещенные обряды кочевых племен - все это он уже знал, похоже, в совершенстве. Где, кто, каким образом сумел передать ему столько знаний, а самое главное - научил с ними обращаться? Ведь большинство этих знаний несло в себе смертельную опасность не только для окружающих Сигурда, но и для него самого? Это для всех, в том числе и для Ралины, осталось тайной. Друидесса черпала сведения о таинственном Птицелове от своего тайного человека, который много лет назад с величайшими трудностями и испытаниями, о которых он никогда не рассказывал даже своей повелительнице, проник в Орден. Магистр его с некоторых пор считал Сигурда своим духовным сыном и, возможно, наследником маленького государства и огромной тайной империи, простиравшей свои невидимые руки до земель белых полян, русинов и даже южных славенов.
Но Орден с его тайными службами и откровенным интересом к Балтии и землям русинов был для Сигурда всего лишь мелким озерцом, которое вполне можно перейти вброд, слегка закатав штаны. Власть и только власть - вот что определяло все его поступки, стремление владеть и властвовать. Причем, как считала Ралина, эта жажда Птицелова была сродни сундуку с двойным дном. Читая сообщения человека из Ордена, она не могла избавиться от ощущения, что Сигурд-Птицелов, придумавший, кстати, по слухам, себе это прозвище сам, пока только играет роль гончей, добывающей дичь для хозяина. Для кого-то, кто стоял за спиной Сигурда, чьи повеления он выполнял беспрекословно и умело, и чью сущность верховная друидесса постичь так и не смогла. Но Ралина чувствовала, что свирепая и умная собака с исключительным нюхом и столь же исключительной преданностью хозяину для Сигурда - только маска, почти сросшаяся с лицом, как козлиная шкура из старинной детской сказки. Всего лишь роль, с которой он сжился, но только до поры до времени. В том, что эта маска рано или поздно спадет, и Сигурд выйдет на сцену уже не как Птицелов, а под своим истинным именем и со своими действительными намерениями, друидесса никогда не сомневалась. Ее люди на Севере следили за каждым шагом Птицелова и его слуг, но он все равно умудрялся всегда опережать их сразу на несколько ходов.
