Кирилл Юрченко - Люди в сером 3: Головоломки
1 июня 1983 года
Дача была старая и, с первого взгляда видно, совсем неухоженная. За покосившимся в разные стороны, щелястым, хотя и высоким забором, был густой сад. Даже не сад, а чащоба непролазная. Вольфрам постоял, посмотрел на это безобразие, тронул калитку — не заперто, и осторожно вошел во двор.
Меж двумя вымахавшими на высоту двухэтажного дома черемухами едва угадывалась тропинка. Собаки не наблюдалась, а если где и была, то явно, под стать саду, старая и ленивая, совсем не интересовавшаяся, кто это там вперся на подохранную территорию.
Придерживая локтем висевшую через плечо сумку, в которой временами стеклянно звякало, Вольфрам смело вломился в заросли. Черемуха отцвела еще месяц назад, но тонкий запах ее все равно висел в воздухе. А через десяток шагов она и какие-то еще кусты помельче, резко закончилась, открывая вид на дом.
Впрочем, гордое звание дома явно льстило этому допотопному сооружению. Так, развалюха, хибара, основательно вросшая в землю, так что пол широкой веранды был почти вровень с ней. Вольфрам подошел, по пути оглядывая ее.
Дача явно знавала и лучшие времена — основательный когда-то, на заре века, а то и раньше, пятистенок, сложенный из мощных бревен, а не тоненьких досочек, как строят теперь дачные домики. Но сами бревна давно потеряли цвет, побурели, и между ними торчали жидкие пучки седого мха, развевавшиеся на ветерке, как жалкие старческие лохмы — воспоминание о буйной когда-то шевелюре. Из четырех окон, глядящих с фронтальной стороны домишки, два были почему-то заколочены крест-накрест рассохшимися досками, а два оставшихся давненько не мыты, так что разглядеть через них, что происходит в доме, представлялось проблематичным.
По практически невидимой тропке Вольфрам прошел щедро заросшую полынью лужайку перед хибарой. Гипотетической ленивой собаки так и не нарисовалось, так что никто его не встречал. А в «Деле» указано, что Дежнев безвылазно сидит на даче, разочарованно подумал Вольфрам. Может, он тут уже того… скончался?
Вольфрам уже собирался ступить на веранду, как внезапно, с громким, протяжным скрипом открылась входная дверь. Возникший в проеме человек ничем не напоминал капитана Дежнева. Тот, что был в «Деле» на фото, имел крупное, овальное, чисто выбритое лицо с широко расставленными бровями, резкими скулами и энергичным ртом. На пороге же стоял старик-лесовик, по уши заросшей густой, каштановой с проседью бородой, скрывавшей все знаковые приметы — форму лица, скулы, рот. Седые кустистые брови были чрезмерно отросшими, что почему-то придавало ему сердитое выражение. Давно не стриженные, тоже седые, лохмы пучками торчали в разные стороны.
— Чего надо? — самым неприветливым тоном спросил старик.
Голос у него оказался скрипучим под стать двери, словно его обладатель разговаривал редко и почти уж забыл, как это делается.
Вольфрам, конечно, не думал, что его встретят с распростертыми объятиями, но такого холодного приема тоже не ожидал. От старика явственно несло устойчивым, на грани злобы, неприятием. Чтобы не нервировать его еще больше, Вольфрам остановился перед вросшими в землю ступеньками, не ступая на веранду без приглашения.
— Вы Петр Степанович? — спросил он.
— А ты кто такой? Чего тут шаришься? — получил в ответ.
Узкое лицо Вольфрама перерезала хищная улыбка. На самом деле, Вольфрам хотел улыбнуться приветливо, но все его улыбки несли в себе если не веселую угрозу, то, по крайней мере, предупреждение.
— А я к вам, Петр Степанович, — сказал он. — Привет из «Консультации».
— Я по клиникам не хожу, — получил он в ответ.
Улыбка Вольфрама медленно погасла.
— Не понял, — четко, раздельно сказал он. — Вы что, не Дежнев?
Кустистые брови старика грозно сдвинулись.
— Нет, — отрезал он.
— Значит, вы его родственник, — попытался угадать Вольфрам.
— Даже близко не лежал, — проскрипел в ответ старик.
Мысли Вольфрама лихорадочно заметались, пытаясь мгновенно выработать новую линию поведения. Он никак не ожидал, что в доме капитана Дежнева, оперативника «Консультации», может жить посторонний человек.
Ничего не придумав, Вольфрам решил идти напролом.
— Не морочьте мне голову, Петр Степанович, — резко, в тон старику, сказал он. — Нужно поговорить. Август восемьдесят первого. Операция «Невод».
Старик хмуро уставился в пол и какое-то время не двигался. Вольфрам тоже молчал, давая ему возможность повспоминать и переварить услышанное. Наконец, старик ожил.
— С этого надо было начинать, — проскрипел он. — Заходи в дом. Ты один?
— Один, — кивнул Вольфрам. — Я же пришел к коллеге по службе, а не к подозреваемому.
— Ла-адно, — протянул старик и мотнул бородой. — Идем, «коллега».
В доме Вольфрам ожидал увидеть тот же бардак и беспорядок, что царил на улице, но с первого взгляда понял, что ошибся. Давно немытые окна горницы давали мало света, но его все же хватало, чтобы увидеть, какой царил в комнате свирепый, даже стерильный порядок. Вещей было немного, но все они были ухожены так, что до них страшно было даже дотронуться. Стол ровно посередине, накрытый белоснежной скатертью. Три табурета, так идеально отполированный и отлакированные, что просто просились в музей, а не в полуразвалившуюся хибару. У левой стены, в простенке между двумя окнами, пузатый комод старинной работы, какого-то необычного цвета, какого Вольфрам никогда не видел у дерева. Наверное, это и есть красное дерево, мельком подумал он, оглядывая обстановку.
— Садись к столу, — велел старик и сам сел напротив его, поставив на стол локти.
Только в комнате Вольфрам обратил внимание, что одет был Петр Степанович в широкую выпускную рубаху в крупную темно-коричневую клетку, перетянутую в талии наборным ремешком, какие-то широкие штаны, заправленные в смятые гармошкой сапоги. В старину он играет, что ли? — подумал Вольфрам. Или попросту окончательно сбрендил? Вольфраму трудно было себе представить, что кто-то станет у себя дома, тем более, в дачном поселке, ходить в наряде, отставшем от моды минимум на век, а то и больше.
Вольфрам сел боком к столу, сумку поставил себе на колени, не решаясь нарушить ею нетронутую белизну скатерти, и приглашающе ее встряхнул. В сумке звякнуло стекло.
Но старик отрицательно мотнул кудлатой головой.
— Сперва о деле, — проскрипел он. — Веселие оставим на потом, если к нему вообще будет повод. Сумку поставь на пол. Да не сомневайся, полы чистые, каждый день их мою.
Ну точно, сбрендил капитан Дежнев, усмехнулся про себя Вольфрам. Это ж надо…
