Павел Комарницкий - День ангела
«Отвечай! Ты слышишь!»
— Что отвечать? — тупо спросил я. И только тут понял, что она не произнесла ни слова.
Бровки расслабились, и она в изнеможении упала на меня.
— Получилось…
Ирочка вдруг вскочила и закружилась, крылья развернулись и подняли настоящий вихрь.
— Я сумела! Сама! И ты смог! Сам!
Я спросонья ошалело озирался. Рассвет еле пробирался сквозь верхушки деревьев, и в лесу плавал густой туман, заполняя маленькую поляну, как стакан молоком. Откуда же такой свет?
Понимание пришло разом. Это что, я теперь телепат? Мысли могу читать?
В мозгу внезапно возник образ дедули, прислонившего к оттопыренному уху ладонь: «Ась?».
— Вот ты какой ещё телепат. Но начало есть. Дальше мама поможет. Теперь уже не откажет.
* * *— Ты как хочешь, а я полетела купаться!
Я беспомощно смотрел на неё.
— Я не умею летать.
Она состроила презрительную гримаску:
— С кем я связалась! Даже летать не умеет. Где твои крылья, ну?
Я засмеялся. Меня она не могла обидеть, даже откусив мне ухо.
Она прыснула, уловив.
— Тут до воды с километр всего. Догонишь — будем купаться вместе. Бегать ты умеешь?
Бегать я умел. А если бы даже не умел, научился бы ради такого случая. Но была одна проблема.
— Понимаешь, если я отсюда уйду, то полянку эту не найду потом. Ты же знаешь, психоблокада. Мама твоя постаралась.
Она смотрит весело.
— Была вчера. А нынче кончилась твоя блокада. Ты теперь вольный человек. Мы сломали барьер, понимаешь?
Это было здорово.
— Жду тебя на берегу!
* * *Вода была бодрящей, и после бега меня пробрали мурашки. Я выскочил на берег, приплясывая, начал натягивать рубашку.
Туман стоял над водой ещё гуще, чем в лесу. Ирочка, плескавшаяся в десяти метрах, была невидима без всякой маскировки. До меня доносился лишь плеск и хлопанье крыльев.
Она выскочила из тумана рядом со мной, шумно захлопала крыльями, стряхивая воду. Крылья сложились за спиной, и она запрыгала на одной ноге, наклонив голову, вытряхивая воду из уха.
— Всё-таки вода слишком тёплая.
Я любовался ей. Моя. Моё. В голове возник образ лебедя, плещущегося в озере.
Ирочка фыркнула, и образ лебедя сменился котом, осторожно трогающим лапой воду. Ответ понятен.
Я тоже запрыгал на одной ноге, стараясь натянуть плавки — я их снял перед купанием, неприятно потом ходить в мокром. Странно, мелькнула мимолётная мысль, ведь я должен её стесняться, а ничуть не стесняюсь. Как отражения в зеркале.
«Ничего странного, ведь мы знакомы тысячу лет, и ты привык ко мне» — пришла мысль извне. Её мысль. Да, это правда.
Ирочка рассматривала меня спокойно и внимательно.
— Интересно, вся кожа у тебя безволосая, ну так, рудиментарный покров кое-где, а где не надо — мех.
— Ты обратила внимание на мои половые органы. Это даёт мне некоторую надежду.
Она фыркнула и заявила моим голосом:
— Вот до чего, оказывается, бесстыдными бывают люди. Сроду бы не подумала!
И мы снова хохочем.
* * *— Я есть хочу вообще-то!
Я как-то совсем забыл, что ангелы тоже должны есть. Живые же. А где-то в глубине проскользнуло нелепое: «ангелы святым духом питаются».
Ирочка опять фыркнула.
— Ни разу не ела святого духа.
Она уже вовсю шуровала в рюкзаке, вытаскивая на свет мои припасы, раскладывала на земле.
— Слушай, ты же хищник! Закоренелый хищник!
Да, действительно. Одна тушёнка. Впрочем, есть банка шпротов. Не пойдёт?
— Нет, не пойдёт. Ага, есть!
Она извлекла пару банок сгущёнки и банку оливок. Про них-то я и забыл.
Я вздохнул, взял котелок и пошёл за водой — чай вскипятить. Вода тут рядом, в полусотне шагов из земли пробивался крохотный родничок. Я и поляну-то вчера эту выбрал из-за источника.
Когда я вернулся, Ирочка уже разложила припасы на две кучки.
— Так, это мне, — она подвинула к себе две банки сгущёнки, банку оливок, начатую пачку галетного печенья, засохшую корку хлеба и приличный кусок сыра. — Остальное хищному зверю.
Я хмыкнул и начал сооружать костёр. Надо же, туман ночью какой был — береста отсырела, и зажигалкой не подпалишь.
Ирочка мельком взглянула, и костёр вдруг разом вспыхнул. Я отпрянул. Колдунья и колдунья.
Она засмеялась, показав мне перстень.
— Всё гораздо проще, Рома.
* * *Мы завтракали молча. Аппетит был зверский. Я орудовал ножом, выскребая из банки тушёнку — ложку отдал гостье. Вторая банка, уже пустая, валялась рядом.
Ирочка не отставала от меня, энергично работая ложкой. Взглянула на меня, фыркнула. В моём мозгу тут же всплыл образ кота, поедающего мышь. Я даже почувствовал, как изо рта у меня торчат задние лапы и хвост этой мыши, и её вкус во рту. Я поперхнулся, закашлялся. Зачем мне такая телепатия?
— Хоть бы корку хлеба уступила!
— Хлеб — травоядным. Мне и так немного досталось.
Я с сомнением посмотрел на её долю. Не так уж мало для её роста.
— Ты не забывай, я же летучая. Знаешь, сколько надо калорий!
Перехватив мой взгляд, Ирочка засмеялась.
— Ладно, держи свою корку. Не такой уж ты хищный, как кажешься.
Она приканчивала сгущёнку, облизываясь. Вылитая школьница-третьеклассница.
— На курсах подготовки нас учили есть всякую гадость, вплоть до мяса. А так мы трупов не едим, и рыбьих тоже. Ни сырых, ни варёных. Наши предки питались плодами деревьев, орехами всякими. Ну и насекомых ели, правда, и ещё птичьи яйца.
В моём мозгу возник образ глазастого крылатого существа, покрытого мехом. Только лицо было голым. Существо сидело на толстом суку дерева и смачно чавкало, поедая какой-то плод.
Ирочка вздохнула, отложила пустую банку. Облизала ложку.
— Неохота возвращаться домой. Ох мне и будет! Мама уже передала мысль, — она поёжилась, — а папа молчит пока. Не хочет портить мне свидания. Хорошо, что он сейчас не дома.
Меня охватило тоскливое чувство близкого расставания.
Её глаза стали грустно-виноватыми.
«Я ведь сперва отшить хотела тебя, Рома. Правильно сказала?»
«Нет, неправильно. Меня нельзя отшить»
«Я поняла. Почти сразу поняла. Когда ты не испугался»
«Это когда ты меня ногой схватила за руку?»
«Ну да. А потом я поняла, что и не хочу»
«Это когда я спросил про клыки?»
Она улыбнулась.
«Точно»
Она вдруг шагнула ко мне, прижалась. Я судорожно схватил её голову, прижимая к груди.
«Мы теперь не расстанемся, Рома. Я ещё не знаю, как это будет, но будет»
Она подняла глаза, сияющие теперь нестерпимым светом.
