Джеффри Форд - Физиогномика
— Любопытно, — сказал я.
— Сколько у вас получилось? — спросила Арла.
— Я бы хотел спросить об этом вас, — возразил я.
— Я засомневалась после того, как установила высокую степень безнравственности по густоте бровных волосков.
— Забудьте сомнения, — приказал я.
Но только вчера в вашей книге «Корпулентные отклонения и другие физиогномические теории» я читала, что физиогномист не имеет права делать выводы, если имеется малейшее сомнение.
Стараясь оттянуть момент разоблачения, я выпрямился и взглянул в глаза трактирщику, спрашивая себя:
«Мог ли этот человек украсть священный плод?» При этом мне пришло в голову, что для профанов это единственный способ судить о человеке. Явная неряшливость этой методики заставила меня содрогнуться перед мраком, в котором пребывает большая часть человечества, а теперь и я. Все же у меня сложилось впечатление, что он этого не делал.
— У него карие глаза, — сказал я. — Так что ваши сомнения безосновательны.
— Отлично, — сказала она, — Он не виновен.
— В моей таверне для вашей чести всегда бесплатная выпивка, — объявил Фрод Гибл, одеваясь.
Каллу уже отправился за следующим, когда я окликнул его:
— Теперь приведите мэра.
Великан-шахтер при этих словах расплылся в широкой ухмылке и впервые членораздельно выговорил:
— С удовольствием, ваша честь. Я невольно улыбнулся в ответ.
Мэр предстал перед нами, прикрывая интимные места сложенными чашечкой ладонями. Арла приступила к измерениям не робея, будто имея дело с рядовым горожанином. Когда она продиктовала последнюю цифру, я, чиркнув булавкой по странице, попросил ее отойти в сторону. Девушка отступила. Мэр, не будучи физиономистом, тем не менее с первого взгляда разгадал мои недобрые намерения. Жирные складки на груди и животе, а также и нижняя губа его задрожали.
— Понимаю, — с нервным смешком выдавил он, — вам еще не встречался столь выдающийся образчик.
— Напротив, — сказал я, — в каждой свинье.
— Я не вор, — сказал он, вдруг утратив чувство юмора.
— Бесспорно, однако я нахожу несколько мелких недостатков, которые можно исправить, — заметил снимаясь и доставая из кармана плаща, брошенного на стул, свой скальпель. Я подошел к мэру с инструментом в руках и помахал блестящим лезвием перед самыми его глазами.
— На мой взгляд, если немедленно не избавить вас от извращенного чувства юмора, оно вас погубит.
— Может быть, мне просто удастся стать серьезней? — пролепетал он, брызжа слюной.
— Ну-ну, мэр, это ничуть не больно. Подумаем где сделать разрез... Быть может, тут, в районе ища вашего разума? — пробормотал я и отступа шаг, провел тупой стороной скальпеля по мошонке.
— Арла, прошу вас, — воззвал он, заглядывая мне за спину.
Тут я вспомнил, что девушка видит все это. Как бы ни хотелось сорвать злость, нельзя было допустить, чтобы Арла стала свидетельницей того, как я в гнева поддался искушению вскрыть этого болвана, словно мясной пирог.
После того как отпущенный мною мэр оделся и ушел, Арла сказала мне:
— Я вас вижу насквозь.
— О чем вы говорите? — испугался я.
— Вы хотели заставить его признаться.
— Вот как?
— Вы ведь, конечно, заметили аберрацию в области ягодиц? — спросила она.
— Уточните, — сказал я, словно сомневаясь в ее наблюдательности.
— Пучок волос на левой ягодице — кажется, так называемое «свойство кентавра»? Неопровержимое доказательство склонности к воровству.
— Очень хорошо, — похвалил я. — Да, конечно, он занесен мной в категорию подозрительных.
К ночи мы осмотрели полгорода, а я был все так же далек от разгадки дела. Не хуже других была теория, что Странник поднялся среди ночи и съел плод. Арла составила короткий список подозрительных, но ни в ком из них не наблюдалось проявлений чудотворного действия плода. Возможно, вор припрятал добычу, выжидая, пока шум уляжется? Я дал Каллу за труды несколько белоу и поймал себя на желании поблагодарить его. По-видимому, эта едва не сорвавшаяся с губ банальность объяснялась моей радостью, что рабочий день кончился. Я собрал инструменты, накинул плащ и мечтательно смотрел, как Арла распускает волосы.
— Жду вас в отеле через час, — сказал я ей.
Она кивнула и вышла из церкви. Такая молчаливость наводила на мысль, не разгадала ли она меня. Следовало обдумать, не стоит ли довериться ей. Но больше всего сейчас я нуждался в красоте. Едва ли мне до сих пор приходилось так долго обходиться без нее. Руки чуть дрожали, и я чувствовал легкий зуд под черепом: верный признак, что давно пора принять лиловое лекарство. Гарланд все еще стоял на коленях в той же позе. Я что есть силы захлопнул собой перекошенную дверь в надежде, что вся деревянная гора рухнет ему на голову. Вместо этого я споткнулся на нижней ступени и ткнулся лицом в снег.
9
Миссис Мантакис я застал за конторкой в вестибюле отеля. Она пересчитывала белоу и трещала себе под нос, как попавший в силки хорек. Я стряхнул снег на гостеприимный коврик у двери и подошел к ней. Ничего не замечая, хозяйка продолжала свой монолог:
— Если он думает, что я снова стану торчать весь день на морозе, дожидаясь, пока он велит мне прийти завтра, чтобы он мог полюбоваться на мою...
Я откашлялся, и она подняла глаза.
— Ваша честь, — без запинки продолжала она, — как я рада вас видеть! Вы, должно быть, ужасно устали. Чем могу быть полезна? — Она смела деньги под прилавок и натянутой улыбкой прикрыла злость.
— День был утомительным, — согласился я, — но завтра будет хуже, если учесть, сколько времени мне придется потратить на осмотр вас и вашего супруга.
— Что в этом такого сложного? — спросила она. — Моя мамочка, случалось, говаривала, что у меня все на месте. — Улыбка сменилась гримасой, от которой морщина на переносице расползлась к ноздрям.
— Не знал, что ваша мамочка была ветеринаром, — заметил я.
Она прикусила язычок, и хорошо сделала.
— Пришлите мне в кабинет две бутылки вина. И ужин двоих, только смотрите, без крематов. Если ничего другого не отыщете, можете зажарить своего тупоумного муженька. А потом ложитесь-ка пораньше: завтра придется долго ждать на морозе.
— Как вам угодно, — сказала она.
Город воинствующих идиотов, — говорил я себе, взбираясь по лестнице на свой этаж. В комнате, скинув плащ и ботинки, я улегся на кровать. Минута отдыха необходима, но, разумеется, из головы не шли обстоятельства дела. Я пытался вспомнить некоторые из промелькнувших передо мной лиц, однако перед глазами вставали только бесформенные комки мяса. А потом мне представилась Арла и, несмотря на усталость и подавленное состояние, пробудила во мне желание. Несомненно, я влюблялся в девушку. Этого никогда бы не случилось, не потеряй я опору в физиогномике. Теперь я понимал, как рассудок постепенно уступает место хаосу, изгоняя из сознания человека всякую методическую теорию. Самое страшное, что это ощущение доставляло мне своеобразное удовольствие. Оставалось единственное средство прояснить разум и я достал из саквояжа чистый шприц. Поскольку Арла должна была вскоре появиться, я, не желая показаться ей в состоянии ступора, ограничился щадящей дозой. Красота была теперь моей единственной надеждой, и она немедленно явилась мне, распространяя щупальца блаженства от точки входа между большим и указательным пальцем ноги по всему телу. Я считал, что такая малая доза не вызовет галлюцинаций хотя, помнится, из лампы лилась тихая музыка — гобой и струнные. Просто легкое радостное чувство наполнило меня бодростью и придало сил одеться. Несчастный Мантакис, по крайней мере, смел с ковра осколки стекла и заменил зеркало в руках своего твердокаменного брата. Я напомнил себе, что надо поощрить его во время утренней ванны.