Роджер Желязны - Миры Роджера Желязны. Том 6
— Что это там у вас? — Я проследил за его взглядом и только тогда вспомнил, что забыл спрятать фотографии. — Порнографические открытки?
Я покраснел:
— Что-то вроде этого…
Блэк хмыкнул и потянулся к снимкам, но на полпути его рука остановилась, он вопросительно посмотрел на меня.
— Можно взглянуть?
Я подвинул к нему фотографии. Сжав губы, старик долго их рассматривал. Его кустистые брови сдвинулись к переносице, голова склонилась набок. Затем он улыбнулся и положил снимки на стол.
— Да, красиво, — сказал он задумчиво. — Очень красиво, — и добавил изменившимся голосом: — Увидеть Землю — и умереть.
— Простите, не понял?
— Была такая поговорка в глубокой древности: «Увидеть Венецию — и умереть». «Увидеть Неаполь — и умереть». «Увидеть Ирландию — и умереть». Людям свойственно думать, что для чужеземца побывать в том месте, где они живут, событие величайшей важности. Но в моем возрасте становишься космополитом. Я благодарен вам за то, что вы дали мне взглянуть на эти фотографии. — Голос его зазвучал звонче. — Они разбудили во мне воспоминания о днях моей юности… о самых счастливых днях!
Блэк еще раз отхлебнул из бокала. Я глядел на него с изумлением. Он уже не казался мне таким тщедушным, как в начале нашего разговора, и держался гораздо прямее, и даже словно помолодел. Интересно, как это у него получалось?
Я не вытерпел и спросил:
— Сколько же вам лет, мистер Блэк?
Он усмехнулся и вынул изо рта сигарету:
— На этот вопрос можно ответить по-разному. Хотя я понял, что вы имеете в виду. Да, я действительно видел Землю не на фотографиях. Я помню время, когда Дома еще не было.
— Но этого не может быть… Это просто физически невозможно!
Блэк со вздохом пожал плечами.
— Может, ты и прав, Ланж, — сказал он и одним глотком допил виски. — Впрочем, это не имеет значения.
Я тоже допил свой джин, поставил бокал на стол рядом с фотографиями.
— Откуда вы знаете мое имя? Он сунул руку в карман:
— Я ведь тебе что-то должен, не так ли?
Но достал он из кармана отнюдь не бумажник…
— Увидеть Землю… — сказал Блэк. — A rivederci. И тут я почувствовал, что в мое сердце вошла пуля.
Глава 2
«Что это?.. Как же это?..»
Музыка, как вихрь, закружила меня, разноцветные огни мигали все быстрее, — пора было и мне вступать со своим кларнетом.
Я все же удержался на ногах, все же вступил вовремя.
А когда закончил, слушатели еще несколько мгновений пребывали в безмолвном восхищении и лишь потом разразились овациями. Я поклонился, колени мои тряслись.
Потом свет на сцене погас и я вместе с остальными оркестрантами покинул зал. В коридоре Мартин догнал меня, хлопнул по плечу. Приземистый, уже начинающий полнеть, лысый, с бледно-голубыми водянистыми глазами на отечном лице, Мартин был классным тромбонистом и душой нашего оркестра.
— Что с тобой приключилось, там, на сцене? — спросил он.
— Что-то с желудком, — объяснил я. — Должно быть, съел какую-нибудь гадость. Так скрутило, не продохнуть…
— А сейчас как ты себя чувствуешь?
— Спасибо, лучше.
— Будем надеяться, что это не язва. С ней, знаешь ли, шутки плохи. Очень больно?
— Ничего, пройдет.
— Правильно, главное — на этом не зацикливаться.
Я кивнул.
— До завтра.
— До завтра.
Черт побери, нужно срочно найти место, где я мог бы отлежаться, прийти в себя. Дорога была каждая секунда. Вот дьявольщина! Надо же быть таким беспечным, самодовольным слепцом! Таким непроходимым болваном!..
Я уложил инструмент в футляр, быстро переоделся и поспешил к транспортерным лентам. Вскочил на линию скорого следования. На каждом перекрестке делал пересадку. Три раза спускался и поднимался по эскалатору, неоднократно менял направление на прямо противоположное, потом спрыгнул с ленты и долго шел пешком, пока окончательно не убедился, что никто меня не преследует. Тогда я вернулся к транспортерной ленте и поехал в «Гостиную».
К тому времени я был уже на грани истерики. Только гнев мешал ощущению безнадежности овладеть мной безраздельно.
…Дважды неведомый враг посягнул на мою жизнь, и оба раза я пропустил удар!..
Гнев с каждым мигом становился сильнее, перерастая уже в плохо контролируемую ярость. Кажется, еще ни разу в жизни мне не приходилось испытывать это чувство. Или нет, наверное, приходилось, если я так охотно ему отдался и переживал его столь безболезненно. Я понимал, что, если перестану себя сдерживать, последствия могут быть непредсказуемыми, и все же так мне было легче. Ведь именно она, эта мгновенно вспыхнувшая ярость, помогла мне устоять на ногах там, на сцене…
И еще я чувствовал, что во мне медленно, но неудержимо набирает силу желание найти убийц и отомстить им… отомстить именно за себя, а отнюдь не во имя торжества безликого абстрактного правосудия. И хотя я сознавал преступный характер этого желания, я не пытался его подавить. Нужно же мне было хоть как-то поддерживать душевное равновесие.
…И между прочим, желание это было очень даже приятное…
Ехидная улыбка растянула уголки моих губ. Да-да, оказывается, быть злым приятно. Это же так естественно, так по-человечески! Просто грех пытаться быть другим…
Я спустился в «Гостиную». В ее секциях люди сидели, развалясь, на диванах, читали, дремали, слушали музыку, смотрели видеофильмы, прогуливались, беседуя друг с другом, однако, несмотря на многолюдность, здесь всегда можно было найти укромный уголок.
Я двигался перебежками от секции к секции, сворачивал то вправо, то влево. Страшно боялся встретить кого-нибудь из знакомых, — времени на досужие разговоры у меня не было.
Повезло — довольно быстро нашел пустую нишу. Неяркое освещение, мягкое зеленое кресло… похоже, раскладное…
Да, действительно кресло оказалось раскладным. Я еще убавил свет, лег. Отсюда, из ниши, я видел оба входа в секцию — застать меня врасплох было невозможно. Впрочем, я был уверен, что, даже если враг и шел за мной по пятам, мне удалось от него оторваться.
Первым делом расслабился и попытался определить, кем я теперь стал. Хорошо, что переход связи осуществляется так гладко. Каждый раз спрашиваешь себя, на что это будет похоже. И вот связь переходит к тебе, и ты в который уже раз вынужден признать, что так и не понял природу этого явления. Это просто случилось, произошло — вот и все. Одно несомненно: с того момента, когда старик застрелил Ланжа, я — уже не тот Марк Энгель, которым был всю свою жизнь. Теперь я стал также и Ланжем. Или, вернее, Ланж стал мной. Иначе говоря, как только его телесная оболочка перестала существовать, мы слились, и связь от него перешла ко мне. Никакой специальной подготовки для этого не требовалось, опыт временных слияний у меня имелся. В прошлом мы сливались бесчисленное количество раз.
