Зиновий Юрьев - Повелитель эллов. Фантастический роман
А возьмут? Ну если придумать хороший номер, отрепетировать его с Путти как следует… Ну не возьмут — значит, не возьмут. Чем я рискую?
Откуда у меня вообще этот прошловековый консерватизм, этот средневековый страх перед переменой профессии? Сколько людей вокруг легко и даже весело круто меняют жизнь. Такие виражи закладывают. Строитель вдруг идет работать братом милосердия в больницу, повинуясь каким-то душевным потребностям, администратор становится аквапастухом и пасет в теплых морях рыбьи стада, инженер превращается в чеканщика по меди, а артист учится обслуживать домашних роботов. И никто не ахает, не всплескивает руками, это естественно и давно стало нормой, а я судорожно вцепился в свое монтажное дело и панически боюсь разжать руки, словно вишу над пропастью. Почему?
Цирк я любил всегда. И когда ребенком попадал на представления, сразу же начинал огорчаться, что оно такое короткое. Удивительное дело, вдруг подумал я, меньше всего мне нравились номера с животными. Не знаю почему, но вид медведей в сарафанах, с мученическим видом катавшихся на велосипедах, или собачек, покорно бродивших по арене на передних лапках, вызывал у меня всегда какую-то неловкость. Люди — это другое дело. И акробаты, и эквилибристы, и жонглеры — все они приводили меня в восторг, все казались существами необыкновенными.
Гм, а почему бы и действительно не попробовать?
7
Ровно через неделю я подходил с Путти к Хорошевскому цирку в Москве. С огромных ярких щитов у входа на меня летела, распластав руки, красавица с загадочными удлиненными глазами, в воздухе висели жонглеры, пять медведей стояли друг на друге.
Боже, куда я иду с бедной маленькой Путти? Зачем? Но отступать было поздно. Почему поздно, вот, пожалуйста, и вход закрыт. Прекрасный повод вернуться домой с чистой совестью. Конечно, закрыт. Три часа дня. Тебе нужен служебный вход, тупица!
В цирке было сумрачно, остро пахло конюшней. Запах был древний и волнующий.
— Простите, — спросил я какого-то человека с чемоданчиком. — Где у вас директор?
Человек остановился, посмотрел на меня, на пуделька у моей ноги, хмыкнул понимающе и показал пальцем вверх:
— Второй этаж, направо.
— Вы к директору? — спросила меня совсем юная особа, отрывая пальцы от клавиатуры компьютера. — К сожалению, Франческо будет только через час. Вы подождете?
— Да, спасибо. А вы… — пробормотал я, — вы заняты? — Я понимал, что несу чушь, но меня била крупная дрожь, и я уже не понимал, что делаю. Путти посмотрела на меня с брезгливым состраданием.
— В каком смысле? — улыбнулась секретарша. У нее были такие же удлиненные и загадочные глаза, как у летящей женщины на рекламном щите у входа.
— Э… я… — Я хотел было рассмеяться, но вместо смеха из груди моей вырвалось хриплое кудахтанье, и в удлиненных, загадочных глазах запрыгали веселые искорки. — Несколько минут у вас свободных найдется? — наконец с трудом, как полузасохшую пасту из тюбика, выдавил я из себя.
— Ну конечно же.
— Будьте добры, напишите на клочке бумаги какое-нибудь задание для моей Путти. Путти — это…
— Я догадываюсь.
— Прошу вас, — еще раз попросил я дрожащим голосом.
— С удовольствием, — сказала девушка и написала несколько слов на листке бумаги. — Вот…
Я взял листок и прочел: «Протянуть мне лапку».
— Это слишком просто. Добавьте, пожалуйста.
Девушка наморщила лобик от напряжения и дописала: «Пролаять три раза».
— Хорошо, — сказал я. — Вы знаете задание, я знаю задание, а Путти? Я ведь записку вслух не читал, так?
— Так.
— Значит, она не знает?
— Нет.
— Ну, собачка, давай, покажем этой прелестной девушке, что она ошибается.
Не подведи, Путтенька, попросил я ее мысленно и передал ей приказ. Она, бедняжка, тоже чувствовала, что происходит что-то важное, и нервничала. Видеообразы метались в ее головке, и я с трудом замедлил их вращение. Ну, давай. Что значит привычное дело, я сразу почувствовал, как моя собака успокоилась и сосредоточилась.
Она подскочила к девушке, протянула ей лапку и вежливо, виляя хвостом от старания, тявкнула три раза.
— Ой, — сказала девушка, — все точно. Потрясающе. А еще раз можно?
— Конечно. Только что-нибудь еще сложнее. Хорошо?
— Постараюсь.
Мне вдруг стало весело и светло на душе. Чудная девушка. Мне захотелось самому подскочить к ней, лизнуть руку и пролаять три раза.
Она снова наморщила лобик и выставила кончик маленького розового язычка от старания.
— Вот, — протянула она листок.
На листке было написано: «Взять сумочку со стула и положить на диван».
— Путти, ангел мой, — сказал я уже почти игривым голосом, — за работу.
«Теперь ты хороший, — подумала Путти. — Теперь хорошо». То есть подумала она, конечно, не словами, а образами, и образы вызывали у нее определенные эмоции, но я уже давно привык переводить их на человеческий язык, это происходило как бы само по себе.
Путти осторожненько взяла сумочку зубами за самый уголок и так же деликатно положила на диван.
— Молодчина, — улыбнулась девушка. — Можно тебя погладить?
— Это вы мне или Путти? — спросил я, и девушка совсем по-ребячьи прыснула.
— Вы оба молодцы. А…
— Мы хотим работать в цирке. Путти сама меня привела сюда.
— Прекрасно! Хотите, мы будем в одной труппе?
— В одной труппе? — глупо переспросил я и посмотрел на компьютер.
Девушка поняла и улыбнулась.
— Я артистка. Я работаю с мамой. Может, вы видели у входа? Руфина Черутти — это мама. А я Ивонна Черутти. Воздушный полет.
— Юрий Шухмин.
— Очень приятно.
— Я сразу подумал, что ваши глаза очень похожи на глаза вашей мамы. То есть, я хочу сказать, я, конечно, еще не знал, что она ваша мама. Но Ивонна… Почему вы так уверены, что меня возьмут в цирк?
— Ну, во-первых, у вас прекрасный номер. Назовем его «Феноменальные психологические опыты с животными». Нравится?
— Очень! — пылко сказал я.
— А во-вторых, я уверена, что папе тоже понравится.
— Папе? Он у вас…
— Папа скоро уже придет.
— Куда?
— Папа директор этого цирка, а я ему помогаю, когда есть возможность. Вы себе не представляете, сколько дел у директора, от отправки и получения реквизита до шитья костюмов. Хорошо еще, что мы новым компьютером обзавелись. Он и рационы животным составляет, и расписание репетиций, и билеты заказывает при гастролях, гостиницы. Такой милый… А вот и отец.
В комнату вошел черноволосый и черноглазый человек, посмотрел на меня, кивнул:
