Антон Орлов - Последний портал
Когда вышли на крыльцо, спохватилась:
– Надо взять из вездехода мою сумку с вещами.
– Сумку я не понесу.
– Ну, хотя бы документы и деньги оттуда забрать, и еще мелочевку. Я надену другую куртку и распихаю все в карманы. Реджи, пожалуйста!
Он скорчил злую физиономию, но все-таки уступил. Пока лазил за сумкой, Ола увидела в падавшем из дверного проема свете отвратную картинку: трупы лежат в ряд под кирпичной стеной, их частично облепило что-то черное, мохнатое, шевелящееся.
– Реджи, это что такое?!
– Шмыргали, – равнодушно пояснил тот, выбираясь из вездехода. – До утра обглодают, одни скелеты останутся.
Господи, если бы ему не пришло в голову укрыться от дождя в этой развалюхе, на их месте могла быть Ола... Впрочем, представлять себе неосуществившиеся варианты и переживать по этому поводу – никчемное занятие. Поскорее переодеться, рассовать по карманам самые нужные вещи. Потом Реджи закутал ее в брезентовый чехол и взвалил на плечо. Испугалась: вдруг уронит... Не уронил. Напоследок она успела бросить взгляд на своих недавних мучителей: шмыргалей стало больше – наверное, слетелись со всей округи – сплошная колышущаяся масса, из-под которой торчат окоченевшие ноги в ботинках, а лиц не видно.
После этого она ничего больше не видела, только слышала размеренный звук шагов, чавканье грязи. Куда Реджи ее несет – в больницу, в лабораторию? Он проявил заинтересованность, когда услышал о ее реакции на грозу, как будто персональная ценность Олы мгновенно выросла с нуля до весьма приличного показателя, но какой в этом смысл, и хорошо это для нее или снова какая-нибудь пакость? Чувство времени исчезло. Непонятно, сколько они уже так идут... Все равно в этом ненормальном мире время растяжимое, как резина. Потом она услышала низкий хрипловатый голос Реджи с характерной для него повелительной интонацией:
– Эй, подойди сюда!
– Чего? – опасливо отозвался другой мужской голос.
– Держи вот это.
Она почувствовала, что ее передают из рук в руки.
– Пошли, – приказал Реджи.
«Он не просил помочь и ничего не объяснял. Такое впечатление, что просто окликнул первого встречного – и теперь тот тащит вместо него багаж, то есть меня!»
Два раза их останавливали и спрашивали, «что это такое».
– Мешок с картошкой, – отвечал Реджи. – Из ямы на огороде. Бабка меня прибьет, если без картошки домой вернусь. Ей все равно, какая погода.
Как это ни странно, ему верили.
«Неужели не видно, что не мешок это, а завернутый человек? – изумлялась про себя Ола. – Здесь, что ли, все такие тупые? Или Реджи их гипнотизирует?»
Его спутник и вовсе молчал, словно воды в рот набрал.
Наконец Реджи взял у него Олу и велел возвращаться домой, шепнув на прощание:
– Забудь об этом.
Понес ее дальше сам, но вскоре остановился. Несколько ударов – как будто ногой в дверь. Через некоторое время откликнулся дребезжащий старушечий голос:
– Иду, иду! Не колоти, безобразник!
Лязг замка. Скрип.
– Кого опять сюды приволок? – протестующе ахнула старуха. – Ну, смотрите, что делает, и хоть бы какой стыд имел... Тут тебе что – притон? Почему ты всегда их ко мне волокешь?
– Потому что я тут живу, – огрызнулся Реджи, укладывая Олу на пол.
– Живет он тут... Гнать тебя надо поганой метлой! Куда ложишь, волоки его к себе на второй этаж! Тута тебе не притон! Матери нажалуюсь, охальник! Творит что хочет, совсем от рук отбился...
– Это девушка, – он развернул брезент, и Ола зажмурилась от яркого света.
– И правда, девка... – склонившись над ней, констатировала старуха.
Вылитая баба-яга: мясистый крючковатый нос, седые космы, коричневое морщинистое лицо, а глаза под кустистыми бровями неожиданно умные, острые, проницательные.
– Та самая туристка с Земли Изначальной, которая помешала Казимиру, – вполголоса добавил Реджи. – Посмотри сама, что это такое.
– Тьфу ты, обормот! Девка – это тебе не что, а кто!
После этого Ола сразу почувствовала к старухе симпатию, несмотря на ее типично ведьмовскую наружность.
Та впилась в нее изучающим взглядом, потом распорядилась:
– Ставь воду для отваров.
Это было сказано уже другим тоном – серьезным и деловитым, словно врач дает инструкцию младшему медперсоналу, и Реджи безропотно двинулся к двери.
– Не наследил? – бросила ему в спину ведьма.
– Нет.
У Олы в глазах рябило от убранства комнаты: лоснящийся бархат, люстра из разноцветных стекляшек, оплетенная извилистой резьбой старая мебель, малиново-золотая роспись по черному лаку. Из дверного проема поплыл густой запах трав, и глаза сами стали слипаться. Напоследок мелькнула мысль: «Как же я теперь доберусь до портала?»
Пробуждение среди наползающих друг на друга пестрых ковриков, бокальчиков с потускневшей глазурью, этажерок с истрепанными книгами и разлапистыми древесными корнями. Как будто ничего не болит. С улицы доносится шум, словно там происходят спортивные состязания или масштабный мордобой.
На ней была чужая хлопчатобумажная кофта в горошек, отделанная ветхими кружевами. Левый голеностоп перебинтован – профессионально, как в травмпункте.
Ступая осторожно – никаких болезненных ощущений, однако не могло же все так быстро сойти на нет – Ола добралась до окна, отодвинула тяжелую штору с вышитыми золотыми букетами. Вот это картинка! По улице носится животное, похожее на кабана с дикобразьими иглами, а двое мужчин в форменных комбинезонах Санитарной Службы и полицейский стреляют в него, но попасть не могут. Прохожие жмутся к стенам. Жаль, нет кинокамеры... Впрочем, с кинокамерой она бы намучилась: цифровая видеотехника на Долгой не работает, и те, кто хочет поснимать, берут с собой аппаратуру, изготовленную по технологиям двадцатого века, а там никаких встроенных компов – вроде как сам пользователь вместо компа.
Свинобраз скрылся за углом, преследователи побежали за ним.
Ола потрогала подбородок: не больно. Кажется, дешево отделалась.
Психологические терзания затихли еще вчера. Насильники были убиты у нее на глазах, каждый пережил напоследок пусть коротенькую, но агонию – такая развязка хоть кого бы удовлетворила, так что можно выбросить мерзкий инцидент из головы и подумать о насущном. О возвращении домой.
Дверь не заперта. Пол застелен разноцветными циновками, по стенам висят пучки высушенных трав. Из проема в конце коридора доносятся голоса:
– ...Идет сюда. Я бы эту девку взяла в ученье... Жалко, нельзя ее тут оставить, пока переполох не уляжется. Слышь, может, хотя бы она тебе по нраву придется? Не из нашенских, иноземная туристка... Ты глянь, она и телом ладная, и лицом пригожа, а что волос у ей на голове мало – не беда, отрастут...
