Елена Грушко - Созвездие Видений
Проклятый Нецый! Откуда взял он скафандр, если не из тайника? И что содеял, что навредил там?
И Атей тяжело повернулся, глядя на звезды в подслеповатое оконце.
Волна жара нахлынула — ушла. Опять, опять…
Откуда этот жар? Откуда? А… наверное, горят блоки памяти, там, в убежище… Сколько еще осталось? Надолго хватит защиты?
Зорянка! Может быть, она еще придёт? Увидеть… открыть ей свое тайное имя… спрашивала… Валун, Атей… И то, самбе первое, первое!
— Им… ими… — пробормотал он через силу. А Домовушка, чуя муку хозяина, завел песню сверчка, чтобы нагнать спасительную дрему.
И вдруг Атей встрепенулся, словно плавящийся от нестерпимой боли разум его уловил последний приказ.
Что метаться без толку, словно попавший в загон зверь? Надо идти туда, в хранилище… и остановить огонь, если это возможно.
Он подхватил посох и, оттолкнув испуганного Домовушку, устремился в ночь.
* * *— …Подожди! — взмолился наконец Север. — Да подожди ты! Я больше не могу!
Он припал к березе, ловя иссохшим ртом воздух. Меда глянула искоса, замедлила бег, остановилась. Ноздри ее раздувались, но грудь вздымалась мерно, а щёки лишь слегка порозовели. Северу же чудилось, что он весь горит. Она загнала его, эта девчонка, эта дикарка, вновь озлившаяся… за что? Ну, конечно, он ее и не поблагодарил толком за исцеление, кинулся, точно безумный, на пеленг, ведь маяк, маяк снова подал голос, но неужели она не способна понять?!..
Да, впрочем, что ему до ее понимания! Он ее не звал, сама увязалась следом, а когда поняла, что Северу она — лишь досадная помеха, взяла его за руку и, сказав;
— Я тебе путь укажу, бежим! — понеслась, словно и вовсе не касаясь земли. Рядом с нею, легконогой, Север ощущал себя тяжеловесно-неуклюжим, втихомолку ругаясь, что не надел малого скафандра с проводником и ускорителем. Что бы она запела, когда бы он включил ускоритель?!.. И, поймав себя на том, что и думать забыл про маяк, а заботит его лишь, как бы досадить этой лесной девчонке, Север от ненависти к себе перестал ощущать даже свое сбитое дыхание и колотье в боку. Вот привязалась же! И даже не спросила, хочет ли Север, чтобы она была с ним. Нравы у здешних красоток, конечно… Впрочем, Кибелия, та, что сопровождала первых Звездопроходцев, да и Парвати, да и Рея, другие женщины — разве они были иными? Вот и Меда, возможно, унаследовала силу великих праматерей своих…
И вдруг, повинуясь мгновенно сработавшему инстинкту, Север упал, выдернул кастет-парализатор, переворачиваясь через голову, выпуская сразу три луча в длинное гибкое тело, взвившееся над поляной.
Промахнувшийся зверь взрыл траву лапами, приземлившись, каким-то чудом избежав прямого удара лучом, тоже перекатился через голову, мелькнув белой шерстью брюха, вновь вскочил, сжался для прыжка, и не успел Север вскинуть руку для нового залпа, как ощутил тугую, леденящую петлю на ней, сковавшую запястье и тянущую вниз.
Покосился — и не смог сдержать короткого вопля: рука туго перевита змеиным телом! Откуда? с куста бросилась?.. И еще одна пала на плечи, мелькнула раздвоенным язычком у губ, обвила шею, тихо посвистывая…
Сколько мгновений это отняло?
А зверь вновь перелетел в прыжке поляну, толчком лап опрокинул Севера, уставил прозрачные зеленые глаза близко-близко в его лицо; наконец отодвинулся, сел рядом, серо-желтый, мохнатый, обвив лапы хвостом, прижав к круглой пятнистой голове маленькие уши, не сводя с Севера взора.
И еще один огненноокий зверь вылетел из чащи и лег обочь, сторожа каждое движение Севера, да и не мыслил тот шевельнуться, пока змеи…
Нет. Змей уже не было. Они скользнули, разом в траву, раздался шелест, свист… стихло все.
Меда приблизилась, подняла из травы его онемевшую руку, сняла кастет-парализатор — и забросила куда-то. Оружие, которое так подвело!
И Север понял, что Меда невероятным образом проведала про его путанные мысли.
Она пошла прочь, и полосатые стражи Севера потянулись следом, поводя шелковистыми боками. Ему стало жутко, холодно. Она уйдет сейчас… И что? Не то пугало, что останется в дремучем лесу один, безоружный, не то, что она вновь наведет на него ярость стихий, нет!
Север сам не понимал, что заставило его так устрашиться. Может быть, почувствовал: если она сейчас уйдет, то уж навсегда.
— Меда? — окликнул хрипло, приподнявшись на локтях. Она стала. И звери замерли рядом.
Обернулась. И звери тоже обратили на Севера свои прозрачным пламенем горящие взоры.
Меда некоторое время так и стояла, глядя на него испытующе. Он вскочил, но не мог сделать ни шагу. Опять прошла пред взором и душой тихая тень страха… но теперь сердце сделало такой скачок, что кровь с новой силой понеслась по жилам, тело налилось небывалой силой.
И так остро, пряно запахло травой, горько — листвой, что дух занялся, голова пошла кругом.
Меда Медленно поднимала руки, и зверя, повинуясь, медленно, словно зачарованные, поднимались на задние липы.
А когда ладони Меды сошлись над головой; Север ощутил вдруг резкое дуновение — и увидел, что и деревья сомкнули вершины, сплели ветви; и над прогалиной воцарился полумрак.
Меда, закинув голову, смотрела ввысь, и тьма сгущалась, повинуясь ее взгляду. На плечах, на груди Меды заиграли отблески желто-зеленого пламени. Это зажглись глаза зверей!
И в этом свечении Север только сейчас вдруг заметил, что Мёда обнажена.
Нет, как это — вдруг? Он видел ее горящее от росы тело, еще когда встал в двери «Инда», но потом… сигнал маяка, и этот бешеный бег и злоба, чудилось, ослепили его, и он не видел, он не замечал… Только сейчас…
Меда быстро переступила с ноги на ногу, опуская руки, и по телам зверей пробежала судорога. Они пали на все четыре лапы и, напрягая хвосты, потянулись друг к другу.
Руки Меды затрепетали, а потом и по ее телу пролилась дрожь; она заколыхалась, словно диковинный цветок… Извивы ее рук, резкие взмахи ног, наклоны, изгибы, повороты — все это стремительно чередовалось, звери извивались в такт, только для нее это было танцем, а для них — страстной игрой, и вот наконец два долгих гибких тела сплелись, и только огни их глаз горели, метались, озаряя замершее тело Меды, и тихий стон пронесся над поляной.
Что, что это? Танцы Таитрары? Нет, где там! Каждая из их двухсот поз напоминала холодную, скупую геометрическую фигуру рядом с этой пляской плоти, которой дирижировала и которую вела Меда!
Север не чувствовал своего тела. Он словно бы весь перелился во взоры свои, обнимающие напряженный, вытянувшийся ввысь стан Меды. Ее полузакрытые глаза следили за ним, и Северу почудилось, будто коО-то нервными, дрожащими пальцами дернул застежки его комбинезона… странно, это оказались его собственные пальцы.
