Павел Корнев - Мир фантастики 2010. Зона высадки
14
Его спасла притолока и экзоброник. Взрывная волна швырнула лейтенанта в дверной проем, притолока нахлобучила ему на голову шлем, и, хотя пламя успело обжечь лицо и теперь казалось, что его нет вовсе, осталась только боль, но глаза видели. И язык слушался, хотя капля воды из мундштука потеряла вкус. К счастью, боль не была чем-то особенным. С болью Уру уже приходилось справляться. Он приподнялся на локтях и в мертвенном свете мигающих аварийных плафонов оглядел костюм. Что-то, покрывающее его, запеклось теми же самыми чешуйками, какими были украшены стены и своды станции. Сколько прошло времени? Судя по сопению аварийной вентиляции — не меньше пятнадцати минут.
— Как ты догадался? — раздался из дыма скрипучий голос, и Ур тут же сорвал с пояса импульсник, но стрелять не стал, потому что из дыма выползал не человек, а часть человека. До пояса это нечто было Хардом, хотя и лишившимся волос, бороды и части кожи, которую заменили вздувшиеся пузыри, но вместо ног за ним волочилось месиво костей и паленого мяса.
— Я живучий, — хохотнул техник, наматывая что-то, чуть ли не собственную кожу на левый кулак. — И маленький. Короткий. А теперь стал еще короче. На время, правда. Почувствовал, но не рассчитал. Нырнул под стул, он из хорошего плекса, а ноги остались под столом. Однако не доверяет вам начальство, не доверяет. На задание отправляет, а собственную погибель за спиной заставляет носить? Как ты догадался?
— Вы были слишком спокойны, — начал подтягивать ноги Ур.
— Недостаточно для догадки, — не согласился Хард. — Мы ведь могли и сойти с ума. И даже, вероятно, съесть эту самую Райву. Дело ведь не в дурацких сережках и колечке, которое Магда взяла, когда еще была человеком. Как ты догадался о главном? И ведь обманул мальчишку, обманул! Не было ничего у него в боксе!
— Я не догадался, — шевельнул обожженными губами Ур. — Я заподозрил. Та фраза на стене «Я не хочу в сумерки» была подправлена. Едва заметно, но у Олла и в самом деле был хороший сканер. Ведь там было написано — «Я не хочу в пыль[1]»? Кто обратился в пыль? Райва? Отчего не срубили надпись полностью?
— Ты слишком въедлив, — хмыкнул, пустив кровавые пузыри, Хард. — Хотя и прав. Не успели срубить. Уильямс поторопился, сломал камнерез. Видишь ли, человек не исчезает вовсе, он словно падает в копилку, черты сохраняются. Мальчишка остается мальчишкой. Разумный человек остается разумным… Уж не знаю, что было бы с негодяем… Райва поранилась, когда заходила в пустые отсеки. В рану попала пыль, и она поменялась. Задумалась на мгновение и стала другой. На долгое мгновение задумалась, многое ли, знаешь, нужно обдумать в такой момент, прочувствовать. А паренек следил за ней, подглядывал, можно сказать, неравнодушен был к девчонке. Наверное, видел, как она чиркнула мне по запястью ножом. И как я задумался. Или как я сделал другими его родителей. Или как та же Райва сделала другим Барни. Он что-то понял. Не захотел меняться. Или слишком большое значение придал боли. Да, рана необходима, это важно. Она как жертва. Нельзя без жертвы. Сенд стал прятаться в тоннелях. Сумел передать код о проникновении. Прикончил из выбура Райву, когда она почти загнала его в тупик. Наверное, что-то еще разглядел. Стал вырезать предупреждение. Сам же и поранился, кстати. А там уж… В том контейнере, что ты осматривал на складе, немалая часть того, что когда-то именовалось Райвой. Вот ведь… — закашлялся Хард. — Вот ведь сорванец, захотел целый отряд бойцов обратить! Всех ножом посек, а с пылью не срослось. Ведь ты бы выстрелил в пацана?
— Что у тебя в руке? — спросил Ур.
— Обычный пиропатрон, — сплюнул кровяной сгусток Хард. — Я снял с него предохранитель, но пока он сжат в кулаке, ничего не случится. У тебя есть шанс поучаствовать в вечности. Я скоро поправлюсь, лейтенант, и мы обсудим с тобой происшествие, если, конечно, ты не натворишь глупостей.
Ур прострелил ему голову на последнем слове. Хард, который уже начал покрываться нормальной кожей, замер и осыпался грудой пыли. Патрон сработал и разметал пыль в воздухе.
— Все, — проклюнулся сквозь повисшее марево голос Стива. — Служба окончена, парень. Ты действовал выше всяких похвал. Домика не обещаю, но в список героев спецсектора будешь занесен. Да! Ты ведь хотел узнать, почему я не высушил тебя после того случая? Ответ прост. Работа у нас не простая, а тот, кто стреляет в лицо, никогда не выстрелит в спину. Продвигать тебя по службе не следовало, но сберегать приходилось. Вот для такого случая. Они случаются, Ур. Редко, очень редко, но пока еще случаются. Или ты думал, что мы вылетаем только на ложные вызовы? Нет, как видишь. Но теперь нам придется основательно прожарить все логово. Я уже вызвал команду зачистки. Надеюсь, ты найдешь способ оставить этот мир безболезненно?
15
Ур вышел наружу через полчаса. Снег скрипел под ногами, за спиной оставались грязные следы. Бак ждал его у бронемашины и прострелил лейтенанту лодыжку еще в дверях бункера, прострелил в том самом месте, в каком однажды подранил Стива сам Ур. Лейтенант упал, и Бак довольно заорал, откинув плекс шлема:
— Я хорошо стреляю, не правда ли? А ты дурак, лейтенант! Сказали же, сиди внутри! Повесился бы, что ли? Хотя, Стив будет доволен! Он сразу сказал, когда ты снял камеру со шлема и отрезал связь, лейтенант что-то затевает. Правда, не думал, что ты все еще человек. Или уже нет?
— Дурак, — прошептал Ур, глядя, как кровь пропитывает облепившую рану пыль и тут же застывает пластинками красного льда. — Право на жизнь нужно доказывать каждое мгновение. Отсидеться не удастся. Неужели ты думаешь, что Стив оставит тебя в живых? Ведь ты тоже был внутри! Стив слишком осторожен для этого. Ты не на той чашке весов оказался, парень.
— Что ты бормочешь? — выдохнул облачко пара Бак, вновь поднимая импульсник. — Затеваешь что-то или просто собрался прогуляться напоследок?
— Затеваю, — откликнулся Ур и нажал сенсор выруба. Установленный в каморке Барни прибор отозвался мгновенно и выпустил друг за другом все оставшиеся заряды вертикально вверх. Мощности луча не хватило, чтобы уничтожить бронемашину, только раскалить ее, но уцелевшая после первого залпа часть туловища бравого сержанта Бака вспыхнула после второго залпа как свечка. Кроме его головы, которая откатилась в сторону.
16
Сначала пришел холод. Он не был холодом, который обжигает небытием, он был холодом спокойствия и терпения. Холодом уверенности и знания. Затем наступил жар, словно холод коснулся раскаленного, но раскаленное не исторгло из холода облака пара, оно обратилось холодом, не остывая. «В поступке Сенда не было глупости, он просто все еще оставался Сендом, молодым и горячим», — подумал Ур, потому что он сам, в отличие от молодого Уильямса, не находил сил, чтобы остаться самим собой, и уже стал кем-то иным. Хотя и не перестал быть Уром, пусть даже его не слишком горячее «я» погружалось в холод все глубже и глубже. И он готов был проститься с самим собой без сожаления, потому что его малое сменялось бескрайним, и потому, что вместе с Уром в холоде тонули сомнения, неуверенность, слабость, неуправляемость, уязвимость. Он все еще не понимал того, кем стал, но чужие воспоминания уже клубились на краю сознания и он уже чувствовал, что стал частью силы, которой нет предела.
