Клиффорд Саймак - Библиотека современной фантастики. Том 18. Клиффорд Саймак
Я остановился у письменного стола, стоявшего перед нищей, и включил настольную лампу. Я понимал, что это неразумно. Мало того, что я вломился сюда, — теперь я оповещал об этом всех, включив свет. Но я пошел на риск. Я должен был немедленно узнать, что находилось в нише по ту сторону занавеса. При свете я рассмотрел, что занавес был из какой-то темной тяжелой ткани и держался на кольцах, надетых на стальной прут. Пошарив рукой, я нашел сбоку шнур, потянул его, и половинки занавеса плавно разошлись, собравшись в мягкие складки по обе стороны ниши. Передо мной открылся длинный ряд вешалок с аккуратно развешанной на них одеждой.
Я оторопело уставился на весь этот гардероб. Вначале я видел только сплошную массу одежды, но мало-помалу начал различать отдельные вещи. Здесь висели мужские костюмы и пальто; здесь было с полдюжины рубашек, вешалка со множеством галстуков. А над вешалками, на полке, шеренгой выстроились шляпы. Здесь висели также женские костюмы, платья и какие-то весьма легкомысленные одеяния в оборочках, которые, пожалуй, можно было бы назвать халатами. Здесь было мужское и женское белье, носки и чулки. А под одеждой, на длинной, стоявшей на полу подставке, была аккуратно расставлена обувь — опять-таки мужская и женская.
Все это смахивало на какой-то бред. Если, скажем, в помещении конторы нет стенного шкафа, то какой-нибудь зануда чиновник вполне мог бы приспособить такую нишу под вешалку для пальто, плащей, пиджаков и шляп. Но здесь ведь был полный комплект одежды для всех служащих конторы — от босса до последней секретарши.
Я ломал себе голову над этой загадкой, но так ни до чего не додумался.
И что самое нелепое — контора была пуста; все ушли, оставив здесь свою одежду. Не ушли же они нагишом!
Касаясь рукой одежды, я медленно двинулся вдоль ряда вешалок: я хотел проверить, из настоящей ли она ткани и существует ли она вообще. Одежда была вполне осязаемой, а ткань — самой обычной.
И в тот момент, когда я неторопливо шел мимо ниши, мне по ногам вдруг ударила струя холодного воздуха. Словно на меня подуло из окна, которое забыли закрыть. Я сделал еще шаг, и сквозняк так же внезапно прекратился.
Я дошел до конца вешалки и, повернувшись, направился обратно. И снова мне обдало ноги холодом.
Что- то было неладно. Ведь все окна были закрыты. К тому же, если дует из окна, холодный воздух не бьет по лодыжкам, не идет направленной струей шириной в один-два шага.
Что- то скрывалось за вешалкой. Какой еще, к черту, источник холода может находиться за вешалкой с одеждой?
Недолго думая, я присел на корточки и, раздвинув одежду, увидел, откуда шел этот холод,
Он шел из дыры, из дыры в стене «Мак Кендлеса Билдинг», но дыра эта не была сквозной, не вела наружу, потому что, будь это обычная дыра, пробитая в стене здания, я бы увидел уличные огни.
Огней не было. Была беспросветная одурманивающая мгла и холод, но холод не только в смысле отсутствия тепла. Каким-то необъяснимым образам я почувствовал, что тут не хватает чего-то еще — быть может, даже всего, точно в этом мраке и холоде было полное отрицание формы, света и тепла Земли. Я ощутил, именно ощутил, а не увидел, какое-то движение, какое-то вращение тьмы и холода, словно чья-то таинственная рука смешивала их в невидимом миксере и они кружились в бешеном водовороте. И глядя в дыру, я почувствовал, как это головокружительное вращение гипнотизирует меня, точно пытаясь заманить поближе и всосать в свою черную бездну, и я в ужасе отпрянул и растянулся на полу.
Я лежал, оцепенев от страха, всем телом ощущая пронизывающий холод и наблюдал, как сомкнулась раздвинутая мною одежда, закрыв собой дыру в стене.
Я медленно поднялся на ноги и крадучись двинулся в обход стола, чтобы он мог служить преградой между мной и тем, что я обнаружил за занавесом.
А что, собственно, я там обнаружил?
Этот вопрос молотом стучал у меня в голове, но ответа на него не было — эта дыра была так же необъяснима, как висевшая в нише одежда.
Я протянул руку к столу в поисках какой-нибудь опоры, чтобы устоять против этой неведомой опасности. Но вместо стола мои пальцы неловко схватились за ящик с бумагами; он опрокинулся, и его содержимое упало на пол. Опустившись на корточки, я принялся сгребать в кучу рассыпавшиеся листы. Каждый лист был аккуратно сложен пополам, и даже на ощупь в них было что-то официальное — та странная значительность, которая свойственна самой фактуре бумаги деловых документов.
Поднявшись на ноги, я свалил бумаги на стол и быстро просмотрел их — и все они, все до одной, были документами о передаче права собственности на недвижимое имущество. И все они были оформлены на имя некоего Флетчера Этвуда.
Это имя прозвучало в моем мозгу далеким ударом колокола, и я стал наугад рыться в своей захламленной всякой всячиной и далеко не совершенной памяти, отыскивая конец нити, которая привела бы меня к этому человеку.
Мне показалось, что когда-то имя Флетчера Этвуда что-то для меня значило, что я встречал человека с таким именем, или писал о нем, или просто говорил с ним по телефону. Это имя хранилось в каком-то дальнем уголке моего сознания, хранилось недолго и так давно, что все обстоятельства, время и место начисто стерлись из моей памяти.
Похоже, это было как-то связано с Джой. Она вроде бы однажды упомянула это имя, остановившись на минутку у моего стола, чтобы перекинуться парой слов — короткий пустой разговор в напряженной обстановке редакции, где любое имя быстро вытесняется из памяти непрерывным каскадом новых событий.
Кажется, она тогда упомянула о каком-то доме — доме, который купил Этвуд.
И тут я вспомнил. Флетчер Этвуд был тем самым человеком, который купил легендарную усадьбу «Белмонт» на Тимбер Лейке. Тем самым загадочным человеком, который в этом аристократическом предместье казался белой вороной. Который на самом деле никогда не жил в купленном им доме; который лишь время от времени проводил в нем ночь, в лучшем случае неделю, но никогда там не жил по-настоящему. У него но было ни семьи, ни друзей, и он явно избегал заводить с кем-либо дружбу.
На первых порах жители Тимбер Лейна презирали его — по той простой причине, что некогда усадьба «Белмонт» была центром того неустойчивого явления, которое в Тимбер Лейне называли «светом». Теперь же имя его никогда не упоминалось — во всяком случае, в Тимбер Лейне. Подобно тому как обходят молчанием грехи молодости.
Так, может быть, это месть? — подумал я, раскладывая под лампой бумаги. Впрочем, едва ли: судя по всему, Этвуда нимало не беспокоило, что о нем думают в Тимбер Лейне.
