Филип Дик - Лейтесь, слёзы...
Тогда Ясон, после тщательного расчета, уверившись, что поступает правильно, справедливо заметил:
— Ты не берешь на себя ответственность.
— За кого? Я не беру на себя ответственность за твою жизнь, если ты об этом. Это твоя забота. И не перекладывай ее на меня.
— Ответственность, — пояснил Ясон, — за последствия твоих действий по отношению к другим. Морально, этически ты просто плывешь по течению. Всплываешь тут и там, затем снова погружаешься. Как будто ничего не случилось. Уходишь, оставляя всем прочим подбирать знойные луны.
Подняв голову, Кати посмотрела Ясону в лицо и сказала:
— Разве я тебе навредила? Я спасла тебя от полов — вот что я для тебя сделала. Что, этого делать не следовало? Да? — Она повысила голос, не сводя с Ясона немигающих глаз и по-прежнему держа в руке вилку со спагетти.
Ясон вздохнул. Все, все без толку.
— Нет, — сказал он, — это следовало сделать. Спасибо. Я очень это ценю. — И только он это сказал, как сразу почувствовал к Кати стойкую ненависть. За то, что она таким образом его к себе привязывает. Этакая вот жалкая посредственность, нормалка девятнадцати лет от роду — и вот так привязывает к себе его, взрослого секста. Все это казалось до абсурдности невероятным; мысленно Ясону где-то даже хотелось смеяться. Впрочем — только «где-то». В целом же ему было не до смеха.
— Ты реагируешь на мое тепло? — спросила Кати. — Да.
— Ведь ты и впрямь чувствуешь, как моя любовь тянется к тебе? Да? Правда? Прислушайся. Быть может, ты даже ее услышишь. — Сама она внимательно прислушивалась. — Моя любовь все растет, и это нежный побег.
Ясон подал знак официанту.
— Что у вас тут толкового имеется? — быстро спросил он у официанта. — Только пиво и вино?
— Еще трава, сэр. Лучшего качества, «Акапулько-голд». И гашиш, первоклассный.
— А из крепкого спиртного — ничего?
— Нет, сэр.
Ясон жестом велел официанту удалиться.
— Ты обращался с ним как со слугой, — заметила Кати.
— Ага, — подтвердил Ясон и вслух простонал. Потом закрыл глаза и помассировал переносицу. Теперь вполне можно было идти до конца; в конце концов, ему уже удалось разжечь в ней гнев. — До чего же вшивый официант, — сказал он, — и до чего же вшивый ресторанишко! Давай свалим отсюда.
— Вот что значит быть знаменитостью, — с горечью произнесла Кати. — Теперь мне понятно. — Она наконец отложила свою вилку.
— Да что ты вообще понимаешь? — выпуская весь пар, прорычал Ясон. Роль миротворца теперь можно было оставить до лучших времен. А еще лучше — вообще к ней не возвращаться. Поднявшись со стула, он взял свое пальто. — Я ухожу, — сказал он Кати. И надел пальто.
— О боже, — простонала Кати, зажмуриваясь; кривящийся рот ее раскрылся. — Боже мой. Нет. Что ты наделал! Знаешь, что ты наделал? Понимаешь все до конца? Улавливаешь хоть что-нибудь? — А затем, так и не раскрыв глаз и не разжав кулаков, Кати завопила. Таких воплей Ясону слышать не доводилось. Словно парализованный, стоял Ясон, пока дикие звуки и вид ее искаженного, сведенного судорогами лица буквально били и колотили его, еще сильней отупляя. Это психотические вопли, сказал он себе. Продукт расового бессознательного. И исходили они не от личности, а с более глубинного уровня — от коллективной сущности.
Но понимание это никак ему не помогало.
Хозяин и двое официантов поспешили к их столику, так и не выпуская из рук меню. Ясон странным образом все видел и подмечал малейшие детали. Казалось, при этих звуках все вокруг замерло. Застопорилось. Клиенты, подносившие ко ртам вилки, опускавшие ложки, пьющие и жующие, — все это остановилось, и остался только жуткий, чудовищный вопль.
Кроме того, Кати выкрикивала обрывочные слова. Выдавала такие ругательства, словно всю жизнь только и занималась чтением надписей на заборах. Краткие, рубленые фразы, терзавшие в ресторане всех до единого, включая Ясона. Особенно его.
Хозяин, подергивая усами, кивнул двум официантам, и те стащили Кати с ее стула. Подняли за подмышки, а затем, повинуясь еще одному краткому кивку хозяина, выволокли девушку из кабинки, протащили через весь ресторан и вывели на улицу.
Расплатившись по счету, Ясон поспешил было за ними. Однако у выхода, придержав за руку, его остановил хозяин.
— Триста долларов, — сказал дюжий мужчина.
— За что? — поинтересовался Ясон. — За то, что ее выволокли на улицу?
— За то, что не вызвали полов, — ответил хозяин.
Мрачнее тучи, Ясон заплатил.
Официанты уже усадили Кати на тротуар у края мостовой. Она сидела молча, прижав ладони к глазам, раскачиваясь взад-вперед, а рот ее то и дело раскрывался, но звуков оттуда больше не выходило. Официанты с сомнением на нее смотрели, очевидно прикидывая, будут с ней еще проблемы или нет. Наконец, приняв общее решение, они поспешили обратно в ресторан. Ясон и Кати остались вдвоем на тротуаре под красно-белой неоновой вывеской.
Опустившись рядом с девушкой на колени, Ясон положил ей руку на плечо. На сей раз она не попыталась отстраниться.
— Прости меня, — сказал Ясон. Причем честно. — За то, что я так тебя оттолкнул. — Я решил, что ты блефуешь, сказал он себе, а это оказался вовсе не блеф. Ладно, ты победила. Я сдаюсь. Отныне все будет так, как ты захочешь. Только скажи. Еще он подумал: «Бога ради, только пусть все будет покороче. Отпусти меня как можно скорее».
Интуиция, впрочем, подсказывала Ясону, что покороче не получится.
Глава 5
Вместе, рука об руку, шагали они по вечернему тротуару мимо вспыхивающих, перемигивающихся, наскакивающих друг на друга лужиц яркого света, порожденных вращающимися и пульсирующими, покачивающимися и пылающими рекламными вывесками. Такой род дружбы Ясону не нравился; нечто подобное он миллион раз видел — как одно и то же повторяется по всему лику Земли. Именно от таких процедур он когда-то, в ранней своей юности, жаждал избавиться — и бежал, рассчитывая использовать свои способности секста для избавления от рутины и посредственности. Теперь же он к этой рутине, похоже, вернулся.
Ясон не то чтобы ненавидел людей; он просто считал их жалкими посредственностями, пойманными в ловушку. В этой ловушке, причем безвинно, они и должны были оставаться. Собственно говоря, он даже испытывал муки совести, глядя на их угрюмые лица, на рты с опущенными уголками. Искривленные рты — само воплощение несчастья.
— Да, — наконец нарушила молчание Кати, — пожалуй, я правда в тебя влюбилась. Но ты тут ни при чем; все из-за того мощного магнетического поля, которое от тебя исходит. Знаешь, ведь я даже могу его видеть.
