Борис Фрадкин - Дорога к звездам
Анна Матвеевна занялась шитьем, отец курил и поверх развернутой газеты украдкой поглядывал на сына. Филипп Андреевич остался недоволен собой. Не следовало уступать Анне Матвеевне, она, кажется, того… слишком трясется над мальчиком, чересчур много значения придает словам Подкорытова. Сегодня жена впервые вызвала у него раздражение. Мальчик превращается в юношу, в мужчину, ему нужно больше свободы, больше возможности самостоятельно действовать, привыкать к жизни. Правда, болезни оставили след. Вид у сына неважный. Худоба… На лице ни кровинки, костюм обвис. Только вытянулся Яша, болея, не по годам.
И все же, приглядываясь к сыну, Филипп Андреевич примечал, как зреет в мальчике другая сила, внутренняя. Она заметна и в упрямом изгибе рта, и в сдвинутых бровях, и в разговоре. Несмотря на свою физическую слабость, Яша не переносил покоя, всегда бывал чем-нибудь занят. Тут уж сказывалась якимовская порода.
— Эх, Яков, — не удержался Филипп Андреевич, — вот возьмем мы с тобой да погоним всех докторов, придумаем свое собственное лечение. Как получу отпуск — махнем в тайгу, к брату Василию. Он теперь колхозной пасекой заведует. Говорят, мед лучше всех лекарств человека здоровым делает.
— Не морочь голову, — заворчала Анна Матвеевна. — За тридевять земель ребенка потащит. Чего еще не хватало. Здесь, что ли, нет меда? Пусть лучше он за собой следит, Яков-то. Вот что.
11
Спустя два дня Борис и Яша встретились на улице около водопроводного колодца, внутри которого шел ремонт магистрали. Яша заинтересовался ремонтом.
— Не пустили? — спросил Борис.
— Нет. А тебя? Борис пожал плечами.
— У меня дело известное. Дядька и разговаривать не захотел. Я его спрашиваю, а он молчит. Он все молчит, будто я уж и не человек. Тоска… Удрать бы от него.
— И чего он такой?
— Ха! Известно чего: работать по-настоящему не хочет. Старый режим вином заливает. Ему бы в конторе сидеть да приказывать, пальцем тыкать. Ну да ладно, чего про него толковать. Я к тебе шел. На рыбалку пойдешь?
— Далеко?
— Да уж ради тебя можно и поближе. К Софроновской мельнице.
— К Софроновской мельнице? — спросил за их спиной чей-то голос. — На рыбалку?
Обернувшись, они увидели Женьку Мачнева.
— На рыбалку, — буркнул Борис. — А тебе чего?
— А я тоже с вами пойду, — безапелляционным тоном произнес Женька.
— Очень ты нам нужен. — И, окинув Женьку презрительным взглядом, Борис спросил: — На шахту мамочка не пустила?
— Это Яшку мамочка не пускает. Я сам не захотел. Чего там особенного?
— Трусишь под землю лезть?
Женька сморщил лицо и стал сосредоточенно заглядывать в колодец, где возились рабочие.
— Значит, договорились? — обратился Борис к Яше.
— Да я что… вот как дома.
— Не пустят его, — фыркнул Женька и чванливо добавил: — А меня пустят.
Действительно, мать запротестовала и на этот раз. Но тут не выдержал отец. Он закричал, что в конце концов нельзя из ребенка делать урода. На улице тридцатиградусная жара, а мальчика за тысячу верст к реке не подпускают. И сказал Яше:
— Иди на рыбалку. Разрешаю.
Борис зашел за Яшей в пять часов утра. Анна Матвеевна не хотела открывать ему в такую рань, но вскочил отец и сам разбудил Яшу. Тогда Анна Матвеевна заставила сына дать торжественное обещание не лезть в воду.
— Слово придется дать, — пряча улыбку, сказал отец. — В воду покуда не лазь,
Выйдя на улицу, Яша, к своему неудовольствию, увидел Женьку Мачнева. Женька имел независимый вид и появление Яши встретил презрительной усмешкой.
— Думаешь, я его звал? — кивнул Борис на Женьку. — Он, наверное, всю ночь меня у ворот караулил. Может, ему по шее дать, чтобы отвязался?
— Эх, вы, а еще товарищи, — проговорил Женька.
Борис с Яшей переглянулись.
— Да пусть его, — сдался Яша. — Помешает, что ли?
И трое мальчиков пустились в путь. Очень приятно было идти босыми ногами по мягкой улегшейся за ночь пыли. Где-то скрипели телеги, далеко на станции свистел паровоз. Солнце уже взошло, но еще не припекало. А как хорошо было в лесу! Пахло смолой и цветами. Прохладная роса обмывала ноги, на деревьях перекликались птицы.
У реки было еще лучше. От обилия незабудок поляны казались голубыми. Ивы наклонились так низко, что их ветви почти касались воды.
Рыболовы поставили корзинки с провизией в тени деревьев и стали готовить удочки. Борис все косился на Женьку. У того удочка была настоящая, бамбуковая, купленная в магазине, не то что самодельщина. В Женькиной корзине из-под газеты выглядывала аппетитная поджаристая ножка курицы, сквозь прутья просвечивали белые булки и еще всякая всячина. Ноздри Бориса зашевелились от дразнящего запаха.
У Яши запасы были скромнее. Ему мать положила в корзинку вареной баранины, три яйца и кусок пеклеванного хлеба. В корзинке Бориса лежали мешочек с пшенной крупой, несколько сырых картофелин, краюшка черного хлеба и две луковицы — все это из расчета на уху. Ничего другого при всем желании он взять не мог: дядя запасов продуктов дома не держал.
И вот трое мальчиков стоят по колено в воде с удочками в руках. Борис снабдил Яшу удочкой, подробно объяснил, как насаживать червяка, как подсекать рыбу. Оказывается, все это не так просто. Рыба, как выяснилось, куда хитрее Яши. Борис с Женькой выдергивают одну за другой трепещущие на леске рыбки, а у Яши каждый раз червяк съеден. Вот где требуется терпение! Мальчики стоят как каменные и молчат.
Наконец и Яше выпала удача. Он закричал от радости, когда, выдернув запрыгавший на воде поплавок, увидел подцепившегося на крючок глупого пескаренка.
— Тише, ты, — заворчал Женька, — всю рыбу распугаешь.
— Мало тебе? — огрызнулся Яша. — Вон уже сколько наловили.
— Пожалуй, на уху хватит, — поддержал его Борис, — запросто.
— Нет, нет! — взмолился Женька, — давайте еще. Вон как клюет здорово. Много можно наловить. Домой захватим.
— Жадина какая, — усмехнулся Борис, но на уговор сдался. Он сам питал слабость к рыбной ловле.
Неподвижное стояние в воде, как и всякое однообразие, стало утомлять Яшу. Он уже перестал следить за поплавком и спохватился только от яростных окриков Женьки: «Клюет же у тебя! Клюет! Упустишь, разиня. Ах ты…»
Яша загляделся сначала на отражения в воде — там был такой же мир, как и здесь, наверху.
Потом он прислушался к шуму воды на мельнице. В этом шуме ему почудился гул работающей динамо-машины.
Наконец надоели и эти отвлеченные наблюдения, захотелось движения. Яша оглянулся на берег. За кустами, где были оставлены корзинки с провизией, он заметил что-то темное, шевелящееся.
