Клэр Норт - Пятнадцать жизней Гарри Огаста
Мой собеседник в отчаянии всплеснул руками.
– Человечество эволюционирует, Гарри! – воскликнул он. – Мир не стоит на месте. За последние два века в жизни людей произошли более радикальные изменения, чем за предшествующие две тысячи лет. Процесс эволюции и самого человека, и человеческой цивилизации ускоряется. И мы, хорошие парни, должны стараться держать этот процесс под контролем и добиваться того, чтобы человечество избегало войн и катастроф! Вы хотите повторения Второй мировой войны или Холокоста? Мы можем изменить будущее, и ни то, ни другое не случится.
– Значит, вы считаете себя достойным того, чтобы надзирать за будущим?
– Да, черт побери! – взревел Фирсон. – Потому что я защитник демократии! Потому что я сторонник либеральных свобод и хороший парень! И еще потому, что кто-то должен этим заниматься!
Я откинулся на спинку стула. За окном крупные капли дождя с громким шелестом падали на траву. На столе в вазе стояли свежие цветы, а рядом со мной – остывшая чашка с кофе.
– Извините, мистер Фирсон, – сказал я после долгого молчания. – Я не могу понять, чего еще вы от меня хотите.
Мой собеседник резким движением придвинул свой стул к столу и наклонился ко мне.
– Почему мы не победили во Вьетнаме? – спросил он свистящим шепотом. – Что мы делаем не так?
Я в отчаянии обхватил руками голову и застонал, а затем, спустя секунды, выкрикнул моему собеседнику в лицо:
– Потому, что вас не хотят там видеть! Потому что вьетнамцы не хотят, чтобы вы захватили их страну! И китайцы этого не хотят! Более того, даже американцы не хотят войны во Вьетнаме! Нельзя выиграть войну, которой никто не хочет!
– А что, если мы сбросим на вьетнамцев атомную бомбу? Одна бомба – и Ханоя как не бывало.
– Я не знаю, что из этого получилось бы, потому что этого не было. А этого не было, потому что это мерзко! – заорал я и вскочил со стула. – Вам нужно не знание, вам нужно, чтобы кто-то оправдал ваши гнусные, безрассудные, бесчеловечные действия! Извините, но в этом я вам ничем помочь не могу. Когда я давал согласие на сотрудничество с вами, я думал… что вам необходимо что-то другое. Видимо, я ошибался. Мне нужно… еще раз как следует все обдумать.
Наступила тишина. Фирсон тоже вскочил и стоял в напряженной позе, стараясь сдержать ярость, но его выдавало дыхание, со свистом вырывавшееся из груди.
– К чему вы клоните? – спросил он наконец вполне нейтральным тоном, взяв себя в руки, хотя, судя по его взгляду, с удовольствием перегрыз бы мне глотку. – Вы считаете, что происходящее в мире вас не касается, доктор Огаст? Думаете, что вы умрете – и дело с концом? Но вам ведь известно, что для вас все начнется сначала! – Фирсон хлопнул ладонью по столу с такой силой, что фарфоровая кофейная чашка звякнула о блюдце. – Это мы, простые смертные, уйдем в небытие, и для нас действительно все закончится. Вы что же, считаете себя богом, доктор Огаст? Единственным живым существом в этом мире? Вы в самом деле полагаете, что если вам известны кое-какие события, которые произойдут в будущем, то ваша боль важнее, чем боль других людей? Вы полагаете, что только ваша жизнь имеет какое-то значение? Вы правда так думаете?
Фирсон говорил спокойно, не повышая голоса, но его дыхание стало еще более тяжелым, вздувшаяся вена на виске явственно пульсировала, а пальцы сжались в кулаки. Я понял, что мне нечего ему сказать.
– Ладно, – снова заговорил он, не дождавшись от меня ответа. – Ладно, доктор Огаст. Мы оба немного устали и испытываем некоторое разочарование… Пожалуй, нам следует сделать перерыв. Почему бы нам не отдохнуть сегодня весь остаток дня? Это даст вам возможность подумать. Так и сделаем. Отлично. Увидимся завтра. – И с этими словами Фирсон, не оглянувшись, вышел из комнаты.
Глава 14
Мне надо было бежать.
Эта мысль зародилась и крепла в моем сознании уже давно и теперь сформировалась окончательно. Я не ждал ничего хорошего от моих бесед с Фирсоном. Разумеется, я понимал, что не смогу просто взять и покинуть усадьбу через главный вход. В то же время я знал и то, что наиболее простые планы побега зачастую оказываются самыми лучшими.
Почему, с досадой спрашивал я себя, проведя столько лет в Азии, я не удосужился освоить хотя бы элементарные навыки восточных единоборств – например, того же кунг-фу?
Сидя в своей комнате, я дожидался сумерек. Само собой, усадьба охранялась. Я достаточно хорошо знал распорядок дня, поэтому мне было известно, что на территории одновременно находится не менее пяти охранников, одетых в штатское. Обычно они рассредотачивались таким образом, чтобы их присутствие в доме и на участке не слишком бросалось в глаза. В семь часов вечера на вахту заступала новая смена. Это происходило сразу после ужина, а потому вечерняя команда церберов, как правило, выглядела более расслабленной и благодушной, чем дневная. Под моим окном росли кусты вереска и можжевельника. Мне было известно, что молочник, регулярно доставлявший в усадьбу молоко, говорил с заметным северным акцентом. Этого было достаточно. Я сам вырос в северной части Англии и знал, как выжить на болотистых вересковых пустошах. Что же касается Фирсона и его помощников, то я давно уже понял, что они были сугубо городскими людьми, непривычными к охоте в диких условиях. Так что главным для меня было оказаться за пределами усадьбы.
Когда к семи часам вечера на улице начало смеркаться, я быстро собрался. Набор вещей, которые я решил прихватить с собой, был нехитрым: кухонный нож, украденный во время обеда, оловянная чашка, небольшая оловянная тарелка, коробок спичек, кусок мыла, зубная щетка, зубная паста и пара свечей – вот и весь походный комплект. Фирсон снабдил меня бумагой, на которой я должен был фиксировать свои воспоминания, и перед тем, как бежать, я написал два письма. Завернув собранные вещи в одеяло, я с помощью простыни сделал из него некое подобие рюкзака. В пять минут восьмого, когда уже почти совсем стемнело, я осторожно открыл дверь своей комнаты и стал спускаться вниз по лестнице.
Я понимал, что у главного входа и у входа на кухню наверняка есть охрана. Однако мне было известно и что охранники нередко дремлют на своем посту. К тому же никому не приходило в голову наблюдать за комнатами, где жили помощники Фирсона. Проникнув в одну из них, я раздобыл прекрасный плащ и носки, а также разжился небольшой суммой денег, которую нашел на прикроватной тумбочке. Затем направился в ту часть дома, где находилась дверь черного хода. Через одно из окон оттуда можно было без труда выбраться на крышу угольного сарая. Открыв окно, я, балансируя на подоконнике, осторожно вытянул вниз ноги и спрыгнул. При приземлении посуда у меня за спиной издала металлический лязг. Я присел и затаился, выжидая.
