Что-нибудь светлое… Компиляция (СИ) - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович

— Название так и не поменяли? Звучит неприятно.

— Нет, осталось. Привыкли, а как иначе это назвать? Хауфман еще пошутил, что электроники в стуле больше, чем в БАКе [3]. В квантовый режим его мозг вошел через тридцать восемь минут — кстати, время, точно соответствовавшее расчетам по нашей с тобой методике. Квят непременно сошлется на нашу статью.

— Режим квантового запутывания [4]…

— Да, самый важный момент! Длительность вхождения в режим так и не зафиксировали, она оказалась меньше времени срабатывания.

— Меньше десяти в минус двадцатой секунды?

— Минус двадцать первой. После моей предыдущей поездки Матесон увеличил чувствительность на порядок.

— Отлично! И что Хауфман?

— Как только вошел в перепутанное состояние с компьютером, вспомнил, куда дел книгу Дойча! В феврале — он и число вспомнил, и время с точностью до минуты, — он случайно смахнул книгу с полочки в прихожей. Думал о другом — кстати, вспомнил, о чем именно, — а книга упала в щель между стеной и обувным шкафом.

— Проверили?

— Конечно. Книга там и лежала. Даже не очень запылилась за полгода. Но это было потом, а тогда как раз начался пиковый режим, и Квят задал Хауфману контрольный вопрос. Ты бы видел выражение его лица!

— Чье? Хауфмана?

— Квята!

— Представляю, — пробормотал Игорь. — Дело всей жизни. Какой вопрос он задал — я знаю. Читал в отчете, я получил его на почту.

— А у тебя, — помолчав, сказал Эхуд. — Ну… с той женщиной…

— Мне запретили к ней приходить, — помрачнел Игорь. — Я хотел попрощаться с Тами перед уходом, а в это время «выгуливал» отца, и у него начался приступ. С ним бывает, но доктор решила…

— Отец? — насторожился Эхуд. — Расскажи подробнее.

В пересказе произошедшее выглядело не столько драматично, каким казалось Игорю, сколько комично и бессмысленно.

— Жаль… — протянул Эхуд и, не зная, что еще сказать другу, перевел разговор.

— Ужинать будешь? Есть стейки.

— Я уже поел.

— Чай? Или кофе?

— Я бы выпил вина, — неожиданно для себя сказал Игорь. Он любил полусухое, но пил редко: на днях рождения или встречах, когда невозможно отказаться. Игорь обычно осушал бокал-другой под стандартные тосты вроде: «А теперь за здоровье родителей!» Почему ему сейчас захотелось вина? Странная штука — подсознание. Вернувшись домой, надо будет проанализировать, из каких причинно-следственных связей возникло неожиданное, но наверняка имевшее свой смысл желание.

Нашлась початая бутылка «Хеврона», разлили по бокалам, Эхуд принес из кухни на подносе тарелочки с круасанами и шоколадными вафлями.

— За профессора! — сказал он. Естественно, за кого же и пить в такой день, когда, похоже, в физике возникло новое направление: биологическая квантовая магия. Или психологическая? Или лучше обойтись без раздражающего слова «магия»? Название придумают. Профессор Квят мастер на всякие названия — правда, его так и не удалось убедить в том, что бесконтактные наблюдения невозможно объяснить без привлечения многомировой интерпретации квантовых процессов. «Давайте пока без этого, — говорил он Игорю, когда тот, приехав на очередной семинар, в сто тридцать шестой раз показывал расчеты. — Пока все возможные… обычные, да… рассмотрения не будут опровергнуты, а вы знаете, что это не так, я не могу относиться серьезно к предположениям, которые сделают физику не наукой, а набором игральных карт».

У великих свои причуды. Эйнштейн до конца дней не признавал физическую неизбежность квантового мира. Резерфорд не верил, что из атомного ядра можно будет извлекать запасенную там энергию. Хокинг так и не принял идею своего коллеги Пенроуза о том, что мозг способен думать в режиме квантового компьютера.

Теперь Квят — экспериментатор милостью Божьей, первым поставивший четверть века назад эксперимент по бесконтактным измерениям, — единственно возможной интерпретации не верит и предпочитает вообще не встревать в теоретические споры. Его право. Результат эксперимента можно рассчитать и в копенгагенской интерпретации, чрезвычайно уязвимой логически, невероятной физически, но дающей ровно такие же численные соотношения, как и расчеты с применением многомировой теории, логичной, лишенной внутренних противоречий, но, по мнению Квята, фантастической хотя бы потому, что в ней приходится вообразить неисчислимое множество миров, которые невозможно наблюдать и, следовательно, доказать их существование.

После второго бокала («За физику будущего!») у Игоря застучало в висках, движения Эхуда выглядели нарочито резкими, звуки в комнате — будто сыгранными на ударных инструментах, а пол стал похож на движущиеся тротуары из фантастических фильмов. Чтобы пересесть со стула на диван, пришлось держаться одной рукой за спинку, другая повисла в воздухе, и Игорю показалось, что он вцепился пальцами в воздушное уплотнение, за которое и держался, переставляя ноги.

Опустившись на диван, он обнаружил у себя в руке полный бокал, удивился, как ему удалось не расплескать вино, перемещаясь в искаженном пространстве, и произнес:

— Они ведь поняли друг друга! Тами и папа! Ты понимаешь, что это означает?

Эхуд держал свой бокал двумя пальцами, разглядывая вино на свет.

— Понимаю. Но один случай не дает оснований для далеко идущих выводов.

— Боюсь, — вздохнул Игорь, — что повторить не удастся. Мне запретили появляться в том крыле здания, где живет Тами.

— Плохо, — помрачнел Эхуд. — Произошедшее могло быть совпадением.

Игорь помолчал, собираясь с мыслями.

— В психологии, — сказал он медленно, — повторение условий эксперимента невозможно в принципе. Хотя бы потому, что психологи не знают, какие именно условия влияют на результат.

— Потому психология и не является наукой, — вставил Эхуд. — Всего лишь набор более или менее отработанных практик. Психология сейчас находится на том уровне, на каком была физика до Ньютона и Галилея. Пока психологические эффекты не описываются математически…

— Да знаю я все это, — устало сказал Игорь. — Пока работа мозга описывается феноменологически, а не рационально в терминах квантовых преобразований… И что? Я не знаю, как это описать. Не очень представляю, как понять. Когда папа увидел Тами, что-то с ним произошло: он начал реагировать неадекватно. Тами тоже вела себя странно. Никогда с ней такого не было. Во всяком случае, при мне. Эти двое… Что-то между ними происходило. Если говорить в терминах психологии, это можно назвать реакцией на новый раздражитель. Нестандартная ситуация — нестандартная реакция. Но…

— Ты так бы и решил, если бы Тами не была аутисткой, а у твоего отца не было Альцгеймера.

— Ты понял, да?

Эхуд пожал плечами.

— Идея напрашивается. У аутистки мозг слабо связан с окружающей реальностью. Возможно, наша реальность замещена реальностями других ветвей. Это значит, что мозг аутиста не время от времени, а постоянно функционирует в режиме квантового компьютера. Физически мозг здоров. У больного Альцгеймером ситуация противоположная: в мозгу отмирают нейроны. Но внешне результат напоминает состояние аутизма, и, возможно, отмирание клеток ведет не к общей деградации мозговой деятельности, а лишь к перемене режима мышления. Мозг и в этом случае переключается на квантовый режим.

— Она сказала: «За окном были цапли».

— Думаешь, фраза имела смысл?

— Уверен! Для Тами она означала что-то важное. И по тому, как она себя вела в это время, сказанное было связано с отцом. Фраза что-то должна была значить и для него.

— Мы ходим вокруг да около, — заметил Эхуд. — Ты ведь предполагаешь, что два мозга, находящихся в режиме квантовых компьютеров, взаимодействуют, как квантовые системы в перепутанных состояниях. Я правильно тебя понял?

— Д-да…

— Ты считаешь…

— Послушай, квантовые компьютеры из трех сотен кубитов Квят еще прошлой зимой вводил в состояние перепутанности. Это позволило получить единую работающую систему из двух квантовых компьютеров, разнесенных на расстояние двух километров…