Джоди Пиколт - Все новые сказки (сборник)
Интересно, что я увидел бы в этой пещере, если бы моим отцом был какой-нибудь трактирщик из низин?
Ты бы увидел золото, произнес шепот, который и не был шепотом, откуда-то из сердцевины горы. Это был одинокий голос, рассеянный и скучающий.
– Я бы увидел золото, – повторил я вслух. – Оно было бы истинным или мороком?
В шепоте послышалась усмешка.
Ты мыслишь как смертный, для которых все либо одно, либо другое. Они увидят золото, коснутся золота. Они унесут золото с собой, постоянно ощущая его тяжесть, они выменяют у других смертных на него, что захотят. Какая разница, есть оно или нет, если они его видят, касаются, крадут, если они за него убивают? Им нужно золото, и я даю им золото.
– И что берешь взамен?
Мало, ибо нужды мои невелики, а я стара, слишком стара, чтобы последовать за сестрами на Запад. Я пробую на вкус их удовольствие и радость. Я кормлюсь тем, что им не нужно и что они не ценят. Лизну сердце, кусну совесть, отщипну от души. А взамен кусочек меня выходит из пещеры вместе с ними, смотрит на мир их глазами, видит то, что они видят, пока их жизни не кончаются и я не забираю свое.
–Ты покажешься мне?
Я видел в темноте лучше, чем любой человек, рожденный от мужчины и женщины. В тенях что-то мелькнуло, а потом они сгустились и сместились, и мне открылось нечто бесформенное на той грани, где восприятие встречается с воображением. Я встревожился и сказал то, что положено говорить в таких случаях:
– Прими вид, который не повредит мне и не оскорбит мое зрение.
Ты этого хочешь?
Далекое капанье воды.
– Да, – сказал я.
Оно вышло из теней и уставилось на меня пустыми глазницами, улыбнулось истертыми желтоватыми зубами. Оно было все из костей, кроме волос, а волосы были рыже-золотистыми, обернутыми вокруг ветви боярышника.
– Это оскорбляет мое зрение.
Я взяла его из твоей головы, сказал шепот, хотя челюсть скелета не шелохнулась. Я выбрала то, что ты любил. Это твоя дочь, Флора, какой ты видел ее в последний раз.
Я закрыл глаза, но фигура не уходила.
Разбойник ждет тебя у входа в пещеру. Он ждет, когда ты выйдешь, безоружный и нагруженный золотом. Он убьет тебя и возьмет золото из твоих мертвых рук.
–Но я не выйду с золотом, так ведь?
Я подумал о Калуме Макиннесе. У него седая волчья грива, серые глаза и острый кинжал. Он выше меня, хотя все мужчины меня выше. Я сильнее и быстрее, но он тоже быстр и силен.
Он убил мою дочь, подумал я, а потом подумал: моя ли это мысль или она вползла в мою голову из теней? Вслух я сказал:
– Из пещеры есть другой выход?
Ты выйдешь как вошел, через устье моего дома.
Я стоял неподвижно, однако в мыслях я был как пойманный в ловушку зверь, мечущийся туда-сюда, не находящий зацепки, утешения, выхода.
– Я безоружен. Он сказал мне, что сюда нельзя войти с оружием. Таков обычай.
Теперь действительно такой обычай – не приносить ко мне оружие. Но так было не всегда. Иди за мной, сказал скелет моей дочери.
Я пошел за ней, потому что видел ее, хотя больше ничего в темноте не видел.
В тени. Под твоей рукой.
Я наклонился и нащупал его. Рукоять была похожа на кость – возможно, олений рог. Я осторожно тронул лезвие и обнаружил, что держу нечто, больше похожее на шило, чем на нож. Лезвие было тонким и заостренным. Лучше, чем ничего.
– Есть цена?
– Всегда есть цена.
– Тогда я заплачу ее. И попрошу еще об одном. Ты можешь видеть мир его глазами? Тогда скажи мне, когда он заснет.
Скелет ничего не ответил. Смешался с темнотой, и я почувствовал, что остался один.
Время шло. Я пошел на звук капающей воды, нашел углубление в камне и попил. Размочил остатки овса и съел, жуя, пока овес не растворился во рту. Заснул, проснулся и снова заснул. Мне приснилась жена, Мораг, которая ждет меня, пока времена года сменяют друг друга, совсем как мы ждали нашу дочь. Ждет меня вечно.
Что-то похожее на палец коснулось моей руки – не костлявое и не твердое. Мягкий палец, как у человека, но слишком холодный.
Он спит.
Я вышел из пещеры в синей предрассветной мгле. Макиннес спал поперек выхода, чутко, как кошка; любое прикосновение его разбудило бы. Я выставил вперед свое оружие – костяную рукоятку и похожее на иглу лезвие из черненого серебра, – протянул руку и взял то, что мне было нужно, не разбудив его.
Я подошел ближе. Он чуть не схватил меня за лодыжку.
– Где золото? – спросил Калум Макиннес, открыв глаза.
– У меня его нет.
Ветер веял холодом. Когда Калум потянулся ко мне, я отскочил.
Он приподнялся на локте и спросил:
– Где мой кинжал?
– Я забрал его. Пока ты спал.
Он сонно посмотрел на меня.
– Зачем? Если бы я хотел тебя убить, я бы сделал это по дороге сюда.
– Но тогда со мной не было золота, верно?
Он ничего не ответил.
– Думаешь, что спас бы свою душонку, если бы золото из пещеры вынес я? Глупец!
Он уже не выглядел сонным.
– Так я глупец?
Он был готов броситься на меня. Полезно злить людей перед стычкой.
Я ответил:
– Нет. Я встречал глупцов и дурней, и они счастливы в своей глупости, будь у них даже солома в волосах. Ты слишком мудр для глупости. Ты ищешь горя и несешь с собой горе, ты призываешь горе ко всем, кого коснешься.
Тогда он встал, сжимая в руке камень как топор, и пошел вперед. Я невысок, и он не мог ударить меня, как ударил бы мужчину своего роста. Он наклонился. Это было ошибкой.
Я крепко стиснул костяную рукоятку и быстро, как змея, ударил вверх кончиком шила. Я знал, куда мечу, и знал, что от этого будет.
Макиннес уронил камень и схватился за правое плечо.
– Рука! Я не чувствую руку!
Он стал ругаться, оскверняя воздух проклятиями и угрозами. Утренний свет на верхушке горы придавал всему красивый синий оттенок. Даже кровь, которая начала пропитывать одежду Макиннеса, казалась фиолетовой.
Он отступил на шаг назад, оказавшись между мной и пещерой. Я почувствовал себя в ловушке. За моей спиной вставало солнце.
– Почему ты без золота? – спросил он.
Его рука безвольно обвисла.
– Для таких, как я, там золота нет, – ответил я.
Тогда он бросился вперед и пнул меня ногой. Кинжал-шило вылетел из моей руки. Я вцепился в ногу Калума, и мы покатились с горы.
Я увидел торжество на его лице, а потом я увидел небо, а потом дно долины оказалось надо мной, и я полетел вверх, прямо к нему, а потом оно оказалось внизу, и я начал падать навстречу смерти.
Мир превратился в головокружительную вереницу камня, боли и неба, и я знал, что уже покойник, но все равно цеплялся за ногу Калума Макиннеса.
Я увидел летящего беркута, только не разобрался, подо мной или надо мной – в рассветном небе, в осколках времени и восприятия, в боли. Я не боялся: не осталось ни времени, ни пространства для страха ни в уме, ни в сердце. Я падал сквозь небо, цепко держась за ногу человека, который пытался меня убить. Мы вреза́лись в камни, покрывались ссадинами и ушибами, а потом…
…остановились. Меня дернуло и чуть не сбросило с Калума Макиннеса, к смерти внизу. Склон давно обрушился, и осталась полоса камня, без выступов и выемок, гладкая как стекло. Но это под нами. А там, где оказались мы, был карниз, и на карнизе – чудо: там, где уже не растут деревья, где у них нет никакого права расти, прижился куст боярышника, карликовый и узловатый, совсем небольшой, хоть и старый. Его корни вросли в гору, и именно он поймал нас в свои серые объятия.
Я отпустил ногу Калума Макиннеса и слез с него. Встал на узком карнизе и посмотрел на крутой обрыв. Пути вниз не было. Совсем.
Я посмотрел вверх. Возможно, если карабкаться медленно и если повезет, мне удастся подняться. Если не пойдет дождь. Если ветер не будет слишком жаден. Да и какой у меня выбор?
Голос.
– Стало быть… Ты оставишь меня здесь умирать, карлик?
Я ничего не сказал. Мне было нечего сказать.
Его глаза смотрели на меня.
– После твоего удара я не могу шевельнуть правой рукой. А падая, я, похоже, сломал ногу. Мне не подняться на гору.
Я ответил:
– Может, я поднимусь, а может, и нет.
– Поднимешься. Я видел, как ты лазаешь, – когда ты спас меня во время перехода через водопад. Ты вскарабкался по тем камням, как белка по дереву.
Я верил в свои способности меньше.
Макиннес сказал:
– Поклянись всем, что для тебя свято. Поклянись своим королем, который ждет за морем с тех пор, как мы выгнали его подданных с этой земли. Поклянись тем, что дорого для существ вроде тебя, – поклянись тенями, орлиными перьями и тишиной. Поклянись, что ты за мной вернешься.
– Ты знаешь, что я за существо? – спросил я.
– Я ничего не знаю. Только то, что хочу жить.
Я задумался.
– Клянусь. Клянусь тенями, орлиными перьями и тишиной. Клянусь зелеными холмами и стоячими камнями. Я вернусь.
– А я бы уже тебя убил, – со смехом сказал человек в кусте боярышника, словно удачно пошутил. – Я собирался убить тебя и забрать золото.
