Л. Макарова - Фантастика-2009
Руки были полны, но он догадался, разложил на полу ее старый халат, тот, который с лиловыми розами, и начал сваливать вещи на него. Почему-то принес из кухни любимую кастрюлю жены – обыкновенную кастрюлю. С минуту стоял, разглядывая ее, потом поставил обратно на полку – таких кастрюль в мире миллион. Затем вспомнил – полез под кровать. Так и есть, там забыт старый чемодан с барахлом и туфлями жены, которые вышли из моды, с кофтой непонятно каких времен. Из чемодана несло нафталином, и сквозь этот запах пробивался запах жены – ее волос, ее духов, такой знакомый, что он отпрянул от чемодана и оглянулся. Ему показалось, что он слышит вздох жены, как бывало, когда она ночью вдруг вздыхала, говорила что-то неразборчиво и переворачивалась на другой бок. Он вскочил, обернулся – от ветра медленно закрывалась дверь.
– Нет тебя, нет тебя совсем, – сказал он тихо, а получилось громко, гулко.
Он уложил барахло в халат, завязал сверток рукавами, потащил к двери. На пороге остановился, посмотрел, нет ли кого на дороге. Холодный туман подбирался к штакетнику, хорошему, ровному, прямому, сам еще летом врывал новые столбы, а она сидела на веранде, перебирала клубнику, у нее были очень белые руки, никогда не загорала, темно-рыжие волосы и веснушки на переносице. Она была не толстой, но со временем обязательно бы располнела. И странно – к ней как-то приезжала сестра из деревни, маленькая, смуглая, будто из другого племени. Но сестра.
Дорога была пуста. Собирался дождь, и, наверное, от этого никак не светлело. Он поволок сверток по тропинке к сараю. Стало очень жарко, словно взбирался на гору.
У старого заброшенного колодца, из которого давным-давно ушла вода и который он все собирался расчистить, да не было денег, чтобы нанять мастера, а сам не мог, он остановился. Потом поднял узел на сруб – только два бревна над травой – и толкнул. Узел послушно скользнул вниз, упал на мягкое, недалеко, метрах в двух, что-то в нем звякнуло, наверное, вилки. Он вытер о пиджак потные ладони.
Надо спешить, спешить... еще столько работы осталось. А в любой момент кто-то может появиться. Ну хотя бы на соседней даче. Они, правда, не приезжали уже недели две, но чем черт не шутит... Он побежал в сарай, отыскал там в куче хлама лом, а топора не было. И лопаты не было. Вспомнил, что лопата стоит у дома. Бросил лом у колодца, поспешил к дому, лопата стояла, прислоненная к стене. А топор? Топор в комнате. Он вернулся в дом, часто дыша и не имея времени перевести дух, у дверей поднял с пола топор, еще раз огляделся – увидел на столе шкатулку с ее письмами и всякими бумажками, подхватил ее, побежал обратно, от двери кинул взгляд в комнату, будто уже не смог бы вернуться сюда вновь, – на стуле лежала ее шляпа, круглая, без полей, она носила ее набекрень, вернулся, взял и шляпу.
Он расшатывал, разваливал ломом бревна, бревна сруба были старыми, кое-где подгнили, но держались крепко, скрип стоял на весь поселок, наконец одно бревно поддалось, отвалилось в сторону, он выпрямился, и тут его кто-то спросил, совсем рядом:
– Помочь, может, хозяин?
– Что? – И сразу наступило спокойствие. Все погибло. Он ждал этого голоса. Лучше было поджечь дачу и бежать – бежать без оглядки.
Он заставил себя обернуться.
У забора, облокотившись на низкий штакетник, стоял молодой мужчина в ватнике поверх гимнастерки, на гимнастерке видны две полоски за ранения. А на дороге – удивительно, неужели он мог этого не услышать, – «студебеккер».
Он с трудом заставил себя заговорить.
– Не надо, – сказал он. – Я сам...
– А чего трудишься?
– Колодец, – сказал он. – Видите, колодец совсем старый. Воды нет. Я здесь огород сделаю.
– Огород?
Место для огорода неподходящее, с первого взгляда видно.
– Я выкорчую, – сказал он, – выкорчую, понимаете?
– Дело твое, а то бы я за червонец тебе это все быстро организовал, – сказал демобилизованный. – Не хочешь?
– Спасибо, не надо, спасибо.
– Ну как знаешь. А ты мне тогда скажи, как мне на Пушкино выехать?
– На Пушкино?
Он положил на землю лом и пошел к забору, стараясь закрыть собой колодец, хотя в колодец заглянуть от забора было нельзя – все-таки метров пятнадцать.
– Через километр, – сказал он и откашлялся, – будет поворот направо...
Шофер слушал его, кивал, а сам смотрел почему-то ему через плечо, на колодец. «Что я там забыл? Что он там видит?»
– Смотри, – сказал шофер, – твоя баба шляпу и шкатулку забыла. Дождем промочит.
– Это старые, ненужные, я выброшу, – сказал он быстро, не оборачиваясь.
– Может, мне тогда дашь, а?
– Нет, – сказал он быстро. – Нельзя.
– Я заплачу.
– Нет!
– Да ты не психуй, – сказал шофер. – Не хочешь – не надо. Подавись своим добром.
И пошел к «студебеккеру», забрался в кабину, дал газ: «студебеккер», покачиваясь, как корабль, поплыл с ревом по проселочной дороге. Как же он мог не услышать, что подъехала машина?..
Он побежал к колодцу и первым делом кинул туда шляпу и шкатулку с бумагами. Тут же испугался, не остался ли в шкатулке паспорт жены. Поэтому, прежде чем продолжить разрушение колодца, он сбегал домой, убедился, что паспорт там, спрятан, только потом вернулся к колодцу, разрушил его, скинул бревна вниз и начал рыть яму неподалеку, чтобы засыпать колодец. Сровнять с землей.
2
В дверь позвонили.
Зоя Платоновна в этот момент сидела на полу, разложив перед собой фотоальбомы – и с черно-белыми, еще фэдовскими фотографиями, и с цветными, кодаковскими, новыми. Все же черно-белые были милей сердцу и неким парадоксальным образом многозначнее и ярче воскрешали время. Рядом на полу лежали журналы – кое-где в них поблескивали те же фотографии, что и в альбомах, некогда совершившие нехитрое путешествие в издательскую типографию.
Было девять вечера, середина сентября, дома никого – дочь с зятем в Турции. Зоя Платоновна крикнула:
– Сейчас.
Хотя знала, что за дверью не услышат.
Коротко вздохнув, все же захлопнула альбомы и, быстро метнув их в ящик шкафа, пошла открывать.
За дверью оказалась маленького роста смуглая бабушка в черном с красными цветами платке, с большой голубой сумкой «Reebok» через плечо и с чемоданом в руке.
– Долго не открываешь, – сказала бабушка сердито. – Что ж, я всю ночь на лестнице стоять буду?
– Вам кого? – спросила Зоя Платоновна, приглядываясь к гостье в тусклом свете лестничной площадки.
– Погодите, – сказала бабка. – Проверим. Ты только меня на лестнице не держи, в дом пригласи, окажи уважение пожилому человеку. Я тебя не съем, не обворую, у меня паспорт есть...
