Жюль Верн - Том 8. Черная Индия. Пятнадцатилетний капитан. Пятьсот миллионов бегумы
Когда проба показывала, что плавка готова, раздавался сигнальный звонок, и тотчас же к каждой печи подходили двое рабочих одинакового роста с железной штангой на плечах. По свистку бригадира, который с хронометром в руках наблюдал за операцией, тигель щипцами вынимали из огня и вешали на крючья штанги. Рабочие плавным движением опрокидывали содержимое тигля в специальные желоба из огнеупорной глины, по которым расплавленная сталь стекала в воронку, расположенную над изложницей, а раскаленный тигель опускали в приспособленную для этой цели ванну.
Эта операция производилась последовательно каждой бригадой рабочих у каждой печи, без единого перебоя, причем каждое движение было так строго рассчитано, что через одну десятую секунды после того, как опрокидывали последний тигель, все тигли уже лежали в ванне.
Железная дисциплина, привычка, приобретенная опытом, и ритмическая согласованность всех движений совершали это чудо.
Шварц, повидимому, был хорошо знаком с этим процессом. Его поставили в пару с рабочим его роста и после проверки работы на пробной отливке признали превосходным литейщиком. После окончания работы мастер сказал ему, что он может надеяться на быстрое повышение.
Когда Шварц в семь часов вечера вышел за пределы Стального города, он первым делом отправился в гостиницу за своим саквояжем. Оттуда он пошел по дороге, которая вела к группе домиков, замеченных им еще утром. Здесь он без труда нашел себе комнатку у одной доброй женщины, которая взяла его на полный пансион.
Поужинав, он не пошел искать встречи с другими молодыми рабочими в пивной, а заперся у себя в комнате, вынул из кармана кусок стали и кусок шихты, которые он незаметно подобрал в литейной, и при свете коптящей лампы стал внимательно рассматривать их.
Затем он достал из саквояжа толстую переплетенную тетрадь и, перелистав страницы, исписанные разными заметками, формулами и вычислениями, сел писать. Он писал по-французски, но из предосторожности шифром, ключ которого был известен ему одному:
«Десятое ноября. Штальштадт. В методе пудлингования не обнаружил ничего особенного. Взаимоотношения температур, сравнительно невысоких при первой и повторной плавке, соответствуют правилам Чернова. Что же касается литья, оно производится по способу Круппа, но с совершенно изумительной точностью и согласованностью действий.
В этой точности и кроется секрет успеха немцев. Она объясняется присущей немцам музыкальностью. Англичанам труднее достигнуть такого совершенства, и не столько из-за дисциплины, сколько из-за отсутствия слуха. А вот французы, лучшие танцоры в мире, легко могли бы этого добиться. Пока что не нахожу ничего загадочного в этом замечательно поставленном производстве. Образцы руды, которые я подобрал в горах, мало чем отличаются от наших доброкачественных железняков. Каменный уголь действительно очень высокого качества и прекрасно коксуется, но не отличается никакими другими особенностями. Несомненно, к процессу обработки у Шульце приступают только после тщательной очистки руды, но это не так уж трудно осуществить. Теперь для того, чтобы до конца проникнуть во все тайны их производства, мне осталось только определить состав огнеупорной глины, из которой они делают тигли, литейные формы и трубы. Когда этот секрет будет у нас в руках и мы приучим наших рабочих-литейщиков к такой же дисциплине и точности, я не сомневаюсь, что мы сможем делать у себя то же, что делают здесь. Правда, я видел пока еще всего только два цеха, а их по крайней мере двадцать четыре, не считая центрального аппарата, планового и модельного отделов и секретного кабинета. Что-то они замышляют в этом логове? После угроз герра Шульце, заполучившего в свои руки такое наследство, можно опасаться всего».
Тут Шварц, почувствовав усталость, захлопнул тетрадь, разделся, взял какую-то старую книжку и, улегшись в постель, которая отличалась всеми неудобствами типичной немецкой постели, закурил трубку.
Мысли его блуждали где-то далеко. Попыхивая трубкой, он рассеянно следил за легкими облачками светлого ароматного дыма. Наконец, он отложил книгу и долго лежал задумавшись, словно углубившись в решение какой-то трудной задачи.
- Ах, что бы там ни было, - вдруг воскликнул он, - хотя бы сам черт помогал герру Шульце, все равно я проникну в его секрет и узнаю, что он там такое задумал против Франсевилля!
Он уснул с именем доктора Саразена на устах, но во сне с губ его срывалось другое имя, имя маленькой девочки Жанны. Она все еще была девочкой в его воспоминании, хотя с тех пор, как они расстались, она уже успела превратиться во взрослую девушку. Конечно, это было естественной ассоциацией идей. Мысль о докторе влекла за собой невольное воспоминание о его дочери. Во всяком случае, когда Шварц, или, вернее, Марсель Брукман, проснулся на другой день, все еще полный мыслями о Жанне, он ничуть не удивился упорству этого воспоминания, а усмотрел в нем лишь новое подтверждение правильности превосходных психологических трактатов Стюарта Милля.
ГЛАВА ШЕСТАЯ Шахта Альбрехт
Госпожа Бауэр, добрая женщина, у которой поселился Марсель Брукман, была швейцарка. Муж ее, рудокоп, погиб четыре года тому назад, во время одной из катастроф, которые ежеминутно угрожают жизни шахтера. Завод выплачивал ей маленькую пенсию - тридцать долларов в год; к этому присоединялось то, что она выручала от сдачи внаем комнаты со столом, и заработок ее маленького сына Карла.
Хотя Карлу было только тринадцать лет, он уже работал в шахте; на его обязанности лежало открывать после прохода вагонеток с углем одну из тех заслонок, которые служат в шахте для вентиляции и правильного циркулирования воздуха. Домик, где жила бедная вдова, находился далеко от шахты Альбрехт, и мальчику было не под силу совершать каждый день такое утомительное путешествие, - поэтому он ночевал в шахте и сменял конюха, который уходил вечером домой; маленький Карл оставался на его месте и присматривал за шестью лошадьми, работавшими в шахте.
Таким образом, жизнь Карла изо дня в день круглые сутки протекала на глубине пятисот метров под землей. Днем он дежурил у вентилятора, ночью спал на соломе возле своих лошадей. Только раз в неделю, по воскресеньям, он поднимался на землю и в течение нескольких часов мог наслаждаться благами, доступными каждому человеку: солнечным светом, синевой неба и материнской улыбкой. Легко представить себе, что этот мальчик после недельного пребывания под землей отнюдь не походил на выхоленного ребенка. Он напоминал скорее сказочного гнома, а не то так маленького трубочиста или негритенка. Поэтому госпожа Бауэр обычно час с лишним хорошенько отмывала его с помощью изрядного количества мыла и горячей воды. Потом она извлекала на свет из недр большого некрашеного шкафа добротный костюмчик из толстого зеленого сукна, переделанный из отцовских обносков, и, облачив в него Карла, весь день любовалась своим сынишкой, находя его краше всех на свете.
