Филип Фармер - ФАТА-МОРГАНА 3 (фантастические рассказы и повести)
Послышались дрожащие звуки, казалось, играющие ее волосами, как слабый ветерок. Женщина улыбнулась.
— Вот и все, — прошептала она, пожелав каждому слушателю «спокойной ночи».
Экран потемнел, когда без всякого предупреждения передачу прервали, вездесущие крапинки вновь побежали по всему экрану.
Пит встал и зажег свет. Бонза и Сонни молчали. Прошло какое-то время, прежде чем Сонни сел прямо, дрожа как новорожденный щенок. Казалось, что-то мешает двигаться.
— Вам нельзя ни с кем сражаться, нельзя убегать и жить. А теперь вы не можете даже ненавидеть, потому что Стар не разрешает, — тихо сказал Сонни.
В голосе его звучала горечь, а в воздухе плавал горький запах.
Пит Маузер потянул носом, впрочем, без всякой связи с запахом.
Потом сделал это снова.
— Чем это пахнет, Сон? — спросил он.
Сонни втянул воздух.
— Не знаю, — сказал он. — Что-то знакомое. Может, ваниль? Нет… нет.
— Миндаль. Горький… Бонза!
Бонза лежал неподвижно с открытыми глазами и гримасой улыбки на лице. Мышцы щек у него напряглись, так что видны были почти все зубы. Лицо его покрывал пот.
— Бонза!
— Это случилось именно тогда, когда она появилась и сказала «привет», помнишь? — прошептал Пит. — Бедный парень. Вот почему он хотел смотреть представление здесь, а не в кантине.
— Он ушел, глядя на нее, — сказал Сонни, синими губами. — Не скажу, чтобы осуждал его. — Интересно, где он взял эту штуку?
— Неважно! — резко заметил Пит. — Пошли отсюда.
Они отправились вызывать «скорую». Бонза лежал, глядя мертвыми глазами на экран, а в воздухе плавал запах горького миндаля.
Пит не отдавал себе отчета, куда и зачем идет, пока не оказался на темной улице возле Главного Штаба и барака связи. Он подумал, что было приятно слышать Стар, а также видеть ее всегда, когда захочется. Может, и не было никаких записей, однако музыкальное сопровождение шло с магнитофона, а отдел связи мог записать и целый концерт.
Он нерешительно стоял у здания Главного Штаба. Перед входом собралась группа людей. Пит улыбнулся: ни дождь, ни снег, ни град или мрак ночи не прогнали бы охраняющего вход часового.
Пит пошел вниз по боковой улочке, потом вверх, к платформе на задах, куда доставляли почту. Там находились двери — выход из Сектора Связи.
В бараке связи горел свет. Пит как раз протянул руку к двери с проволочной сеткой, когда заметил кого-то, стоящего рядом в тени. Свет мягко поблескивал на золотистых контурах головы и лица.
Пит остановился.
— С… Стар Антим! — воскликнул он.
— Привет, солдат… Сержант.
— Я… — он покраснел, как мальчишка, и онемел. Проглотив слюну, поднял руку, чтобы сорвать фуражку, но ее не было. — Я смотрел выступление, — наконец выдавил он, чувствуя себя неловко. Было темно, но он хорошо видел, что ботинки почищены плохо.
Она передвинулась к свету и была так прекрасна, что он на мгновение закрыл глаза.
— Как вас зовут? — спросила она.
— Маузер. Пит Маузер, — ответил он.
— Понравился концерт?
— Нет, — с нажимом сказал он, не глядя на нее.
— Вот как?
— То есть… мне понравились некоторые моменты. Песня.
— Понимаю.
— Можно мне получить запись?
— Наверное, — ответила она. — Какой у вас аппарат?
— Аудиовид.
— Значит, диск. Мы записали несколько. Подождите, я принесу вам один.
Она медленно вошла внутрь; Пит завороженно следил за ней. Она была коронованной особой, окруженной нимбом, а также оправленной в раму картиной — живой и золотистой. Он ждал, жадно следя за ней. Она возвращалась с большим конвертом, сказала «спокойной ночи» кому-то внутри и вышла на платформу.
— Пожалуйста, Пит Маузер.
— Большое спасибо, — выдавил он и облизал губы. — Это очень мило с вашей стороны.
— Не совсем. Чем больше их будет в обороте, тем лучше, — она вдруг засмеялась. — Не нужно понимать это буквально. В последнее время меня не волнует слава.
— Не знаю, была бы она у вас, пройди это выступление в прежние времена.
— Гм-м, — она улыбнулась, подняв брови, — кажется, я произвела небывалое впечатление.
— Простите, — сказал он. — Я не должен был так вести себя. Все, о чем я сейчас думаю и что говорю, слишком преувеличено.
— Я знаю, что вы хотите сказать. — Она огляделась. Как здесь живется?
— Неплохо. Обычно меня раздражала необходимость соблюдения тайны и эта удаленность от цивилизации. — Он с горечью засмеялся. — Однако оказалось, что я сделал удачный выбор.
— Это звучит как первая глава книги «Мир единый или никакой».
— Какого списка чтения вы придерживаетесь? Официального? — Он внимательно смотрел на нее.
— Ничего подобного. — Она рассмеялась. — Все не так плохо. Эта книга никогда не была в списке. Она просто…
— Немодна, — закончил он.
— Верно, — согласилась девушка. — Если бы люди обратили на нее внимание в сороковых годах, возможно, не случилось бы того, что произошло.
Он проследил ее взгляд до слабо дрожащего неба.
— Надолго вы сюда?
— Пока… Я не собираюсь уезжать.
— Что?!
— Моя дорога подошла к концу, — просто сказала она. — Я была везде, где можно, во всех местах, о которых мы знаем.
— С этой программой?
Она утвердительно кивнула, потом добавила:
— С этой особой миссией.
Он задумчиво молчал. Женщина повернулась к двери, а он вытянул руку; но не коснулся ее.
— Пожалуйста… — начал он.
— Что именно?
— Я бы хотел… Если вы, конечно, не против… не часто удается поговорить с… вы не против прогуляться перед сном?
— Нет, сержант, спасибо. Я устала. Мы еще встретимся.
Он удивленно взглянул на нее, и вдруг в его мозгу словно вспыхнул свет.
— Я знаю, где это находится. Это рычаг с красной ручкой и надписью на бумажке «по приказу главнокомандующего». Все тщательно замаскировано.
Она молчала так долго, что он решил, что она не слушала его.
— Я согласна на прогулку, — сказала она наконец.
Они прошли вдвоем вдоль платформы, потом свернули к темному строевому плацу.
— Откуда вы знаете? — тихо спросила она.
— Это нетрудно. Вся эта ваша миссия… факт, что вы ездили по всей стране. И прежде всего что кто-то считает необходимым убедить нас не наносить ответного удара. На кого ты работаешь? — прямо спросил он.
Она рассмеялась, и это его удивило.
— Для чего все это? — уточнил он.
— Минуту назад ты краснел и у тебя заплетался язык.
— Тогда я говорил не с человеком, — оправдывался он. Я говорил с тысячей песен, которые прослушал, и со ста тысячами золотоволосых изображений. Лучше скажи, что все это значит.
