Лоис Буджолд - Осколки чести. Барраяр
— Я так боялся за тебя, что забыл бояться за твоих противников. Мне следовало бы помнить. Милый капитан!
— Одна я ничего бы не сделала. Дру была моими глазами, Ботари — правой рукой, а Куделка — нашими ногами. Ты должен простить ему эту самоволку. Мы его вроде как похитили.
— Я знаю.
— Он рассказал тебе о Падме?
— Да. — Эйрел горестно вздохнул, уходя мыслями в прошлое. — Мы с Падмой единственные выжили в тот день, когда Ури Безумный убивал потомков принца Ксава. Мне было одиннадцать, а Падме — год, совсем младенец… С тех пор я всегда считал его младенцем. Пытался за ним присматривать… А теперь я остался один. Работа Ури почти завершена.
— Элен Ботари. Ее надо выручить. Она в тысячу раз важнее, чем куча графов во дворце.
— Мы сейчас этим занимаемся, — уверил он ее. — Это самое важное — теперь, когда ты устранила императора Вейдла. — Он помолчал, медленно улыбнувшись. — Боюсь, ты шокировала моих барраярцев, милая.
— Почему? Они что, думали, жестокость — их монополия? Последние слова Фордариана тоже были об этом. «Вы же бетанка. Вы не можете».
— Чего не можешь?
— Наверное, он сказал бы: «Это сделать». Если бы успел.
— Хорошенький трофей ты везла по монорельсовой дороге. А если бы кто-нибудь попросил тебя открыть мешок?
— Открыла бы.
— С тобой… все в порядке, милая? — Несмотря на улыбку, его голос звучал серьезно.
— Ты хочешь спросить, не свихнулась ли я? Есть немного. Больше, чем немного. — У нее тряслись руки, и это продолжалось уже целые сутки. — Почему-то… я была уверена, что мне надо забрать с собой эту голову. Не то чтобы я действительно собиралась прибить ее на стену резиденции Форкосиганов рядом с охотничьими трофеями твоего отца. Хотя это тоже неплохая мысль… Наверное, я не сознавала, почему так уцепилась за нее — пока не вошла в этот зал. Если бы я ворвалась сюда с пустыми руками, сказала всем этим людям, что убила Фордариана, и объявила об окончании войны, кто бы мне поверил? Разве что ты…
— Может быть, еще Иллиан. Он видел тебя в деле. Ну а другие… Да, пожалуй, ты права.
— А кроме того, мне вспомнились какие-то обрывки древней истории. Кажется, тогда было принято выставлять на всеобщее обозрение головы убитых правителей, чтобы не появилось самозванцев. А здесь у вас как раз похожий случай.
— Сопровождавшие тебя охранники сообщили, что ты вызволила репликатор. Он работал?
— Сейчас Вааген его проверяет. Майлз жив. Отрицательные последствия пока неизвестны. Да, вот еще что: оказывается, это Фордариан натравил на нас Ивона Форхаласа. Не напрямую, а через какого-то агента.
— Иллиан так и предполагал.
Эйрел крепче обнял жену.
— Насчет Ботари, — сказала она. — Он совсем плох. Сильное перенапряжение. Ему нужно настоящее лечение — медицинское, а не политическое. Эта блокировка памяти — просто спектакль ужасов.
— Она спасла ему жизнь. Это был наш компромисс с Эзаром. Тогда у меня не было власти. Сейчас — другое дело.
— Уж, пожалуйста. Он смотрит на меня, как пес на свою хозяйку — это его собственные слова. А я с ним так и обошлась. Я обязана ему… всем. Но я его боюсь. Почему он так зациклился на мне?
Форкосиган глубоко задумался.
— У Ботари… совсем не развито ощущение собственного «я». Нет надежного центра. Когда я впервые с ним столкнулся, он был совсем болен и его личность чуть не расщепилась на множество кусочков. Будь он получше образован и не так искалечен, он мог стать бы идеальным разведчиком, тайным агентом. Он — хамелеон. Зеркало. Он становится тем, чего от него ожидают. Думаю, это происходит бессознательно. Моему отцу нужен преданный слуга — и Ботари всерьез играет эту роль. Форратьеру нужно чудовище — и Ботари становится насильником и палачом. И жертвой. Мне требовался хороший солдат — и Ботари стал для меня таким. А ты… ты — единственный человек из всех, кого я знаю, кто видит в Ботари героя. Он цепляется за тебя, потому что ты создаешь из него гораздо более привлекательную личность, чем он мог бы надеяться.
— Эйрел, но это же безумие!
— Разве? — Он зарылся лицом в ее волосы. — Кстати, он — не единственный, на кого ты так странно действуешь, милый капитан.
— Боюсь, я не в лучшей форме, чем Ботари. Из-за моей неосторожности погибла Карин. Кто скажет об этом Грегору? Если бы не Майлз, я бы все бросила. И не подпускай ко мне твоего отца, а то в следующий раз я его в клочья разорву, честное слово.
Ее снова начало трясти.
— Ш-ш. — Он покачал Корделию на коленях, как ребенка. — Предоставь мне закончить уборку, ладно? Ты мне доверяешь? Мы постараемся извлечь пользу из этих жертв. Чтобы они не были напрасными.
— Я вся в грязи. Меня тошнит.
— Конечно. Так бывает с большинством нормальных людей, возвращающихся из боя. Очень знакомое состояние. — Он помолчал. — Но если бетанка могла вести себя по-барраярски, то, может быть, и барраярцы могут стать похожими на бетанцев? Перемены возможны.
— Перемены неизбежны, — заявила она. — Но ты не можешь идти к ним так, как шел Эзар. Время Эзара миновало. Тебе надо найти собственный путь. Переделай этот мир так, чтобы Майлз смог в нем выжить. И Элен. И Айвен. И Грегор.
— Слушаю и повинуюсь, миледи.
* * *На третий день после гибели Фордариана столица сдалась войскам лорда-регента — хотя и не без единого выстрела, но все же без такого кровопролития, какого опасалась Корделия. С боем пришлось занимать только здание Главного штаба и императорский дворец. Гостиницу с заложниками гарнизон сдал в целости и сохранности после нескольких часов интенсивных тайных переговоров. Граф Петер предоставил Ботари однодневный отпуск «для устройства домашних дел», и сержант сам отвез в Форкосиган-Сюрло маленькую Элен и ее нянюшку. Впервые с момента возвращения Корделия спокойно проспала ночь.
Лорд Ивон Форхалас командовал наземными войсками в столице и руководил последней обороной центра космической связи в помещении Главного штаба. Он был пристрелен собственными подчиненными за отказ капитулировать в обмен на амнистию. В каком-то смысле, Корделия была даже рада, что он погиб. Аристократа, виновного в государственной измене, барраярский закон присуждал к публичному раздеванию и голодной смерти в клетке на городской площади. Такова была традиция, и покойный император Эзар неукоснительно ей следовал. Корделия только молила Бога, чтобы этот национальный обычай забылся за время правления Грегора.
Оставшись без вождя, мятежная коалиция сразу же распалась на партии и течения. Какой-то излишне самоуверенный фор в городе Федерстоке поднял знамя и провозгласил себя императором, наследником Фордариана. В этом качестве самозванец продержался меньше тридцати часов. Граф одной из прибрежных провинций, верный союзник Фордариана, покончил с собой, не дожидаясь ареста. Его смерть имела бурные последствия: некая антифоровская группа, воспользовавшись неразберихой, провозгласила независимую республику. Новый граф, пехотный полковник, принадлежавший к боковой ветви семейства и совершенно не ожидавший титула, был искренне возмущен таким безобразием и с солдатской прямотой принялся наводить порядок в своих владениях. Форкосиган предоставил действовать ему и его полиции, оставив имперским войскам лишь «задачи, не относящиеся к внутренним делам провинций».
