Владимир Михайлов - Михайлов В. Сторож брату моему.Тогда придите ,и рассудим
— Куда же вы, так сказать, смотрели? — не очень дружелюбно поинтересовался Первый. — И в чем, собственно, дело? Если в нем неисправность — устраните ее побыстрее, и дело с концом.
— Там все исправно, — отозвался Верховный. — Однако сам, так сказать, образ мыслей машины…
— Машина мыслить не может! — пресек Первый попытку Верховного Стратега оправдаться. — Если же там кто-то мыслит, то это наверняка люди, которые ее обслуживают. И если они стали мыслить чрезмерно или не в том направлении, то их надо срочно заменить, а мы потом спросим с кого следует за то, что именно такие люди оказались именно там, где им быть никак не следовало.
— Не в этом дело, го-мар Первый, — упорно продолжал сопротивляться Верховный Стратег. — Просто с самого начала машина задумана так, что для выработки плана действий ей нужно определенное количество различной информации.
— Не понимаю, — сказал Первый. — Что, у нас даже уже и в информации недостаток, что ли? А коли так, посадите два десятка или две тысячи, или сколько там потребуется журналистов, и пусть дают столько информации, сколько будет нужно.
— Такую мы уже дали. Но нужна именно различная информация, го-мар, из разных источников, — пояснил Стратег.
— Вообще это черт знает что, — откровенно высказал свое мнение Первый. — Мы ведь уже дали то, что считали нужным дать? Зачем же ей нужно еще что-то? Разве не заключается самая главная информация в том — что нужно нам, чего мы требуем ради блага нации? По-моему, именно так было всегда.
— Надо будет уточнить, кто конструировал машину, — негромко промолвил Великий Вещий, — и кто санкционировал. И поинтересоваться мотивами..
Если Первого Гласного Верховный Стратег, по положению, должен был бояться и действительно боялся, то с Великим Вещим он чувствовал себя на равных и потому не преминул огрызнуться:
— Конструировал ее соответствующий институт, строго придерживавшийся данных ему заданий. Задания же были обсуждены и утверждены именно на заседании Высшего Круга, уважаемый го-мар.
— Когда?
— Проект утверждался двадцать лет назад.
Эти слова вызвали у находившихся в помещении определенную положительную реакцию: двадцать лет назад никто из них в Высший Круг еще не входил, а кто входил — тех теперь уже не было, а если кто и был, то хорошо помнил, что тогда от них зависело не больше, чем сейчас, даже меньше, потому что и Первый Гласный тогда был другой, не этот.
— Хорошо, — сказал нынешний Первый, махнув рукой. — Сейчас не время искать виновных, надо усиленно работать, прилагая все силы и черпая энергию в сознании важности задач. Какая же там в конце концов нужна информация, и почему ваша машина никак не может ее переварить?
Верховный Стратег объяснил, почему, и Первый спросил:
— Какие будут идеи?
— Я полагаю, — сказал Великий Вещий, — что для того, чтобы устранить опасную информацию, следует нейтрализовать ее источник. Это наверняка началось с вашего коллеги, го-мар, — повернулся он к Великому Питону. — Ни от кого другого такая… такая чушь проистечь не могла.
— Насколько нам известно, он погиб, — возразил Питон.
— Да вот выходит, что не погиб.
— Что означает, — подхватил Питон, который все же не только наукам был обучен, но и кое-каким приемам аппаратной борьбы тоже, — что он ушел от ваших людей, и именно таким образом получил возможность генерировать излишнюю информацию, не так ли? Вот теперь и пресеките его, как источник информации.
— Не преминем, — заверил Великий Вещий. — Собственно, соответствующие мероприятия уже проводятся.
— Примем это к сведению, — сказал Первый. — Но этак можно прождать и целые часы, если не больше. А время — деньги, а деньги надо беречь. Хорошо. Объявляется перерыв.
Он, как обычно, удалился в свои помещения, на ходу формулируя вопрос. Вернулся он через несколько минут.
— Продолжаем, — сказал он. — Итак, го-мар, вы говорили, что вредная информация имеет своим источником определенное место в городе?
— Так точно.
— Тогда следует, не дожидаясь, пока ваши работники пресекут одного человека, являющегося первоисточником информации, нейтрализовать все место — в особенности учитывая, что там, по вашим же словам, вредная информация успела распространиться и продолжает просачиваться.
— Продолжает, вот именно.
— Вот и сделайте это общими усилиями, — сказал Первый, переводя взгляд с Верховного Стратега на Великого Вещего и обратно. — И как можно скорее. Не церемоньтесь. По сути дела, мы уже в состоянии войны. Только сделайте так, чтобы в органы информации попало как можно меньше. Или совсем не попало, что самое лучшее.
— Репортеры — народ пронырливый, — недовольно проговорил Верховный Стратег, на что Первый Гласный лишь повторил:
— А вы не церемоньтесь… Время только экономьте, остальное неважно.
Так решилась за несколько минут судьба Шанельного рынка, и не оказалось тут никого, кто предупредил бы об опасности его обитателей.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
— Право, мне стыдно, — сказал Форама, — но я просто не знаю, с чего начать. И побаиваюсь.
— Вначале всегда так, — утешил Хомура. — Мы все через это прошли. Похоже на легкую лихорадку, правда? Ничего, посидите еще минутку-другую, соберитесь с мыслями. Да и мы все время будем рядом.
Они втроем сидели в центральном посту Полководца — Форама, Хомура Ди и флаг-корнет Лекона, нынешний дежурный. Наверное, из всех присутствующих ему было более всего не по себе: как-никак, в святая святых, в центральном посту, куда далеко не каждый большой звездоносец имел право войти, но лишь немногие избранные, — в помещении этом находился человек совершенно посторонний, да и штатский к тому же, и мало того — еще и пребывающий в данный момент в розыске. И разрешил ему находиться здесь, и не просто находиться, а общаться с Полководцем именно Лекона: штаб-корнет Хомура, хотя и Главный дежурный, в счет не шел, потому что его формальная ответственность за Полководца кончилась часа полтора назад, вместе со сдачей дежурства. Если бы кто-нибудь даже из самого маленького начальства обнаружил такое вопиющее нарушение всех правил и законов, о полном разжаловании и пожизненном пребывании в Легионе Смертников можно было бы только мечтать, как о почти невероятном подарке судьбы. И, однако, Лекона позволил этому человеку присутствовать. И не потому, что поддался на уговоры Хомуры, и не потому, что был плохим служакой и с такой легкостью шел на такое пренебрежение требованиями службы; такого тоже не было. Но служебный долг, как и всякий долг вообще, не есть что-то незыблемое, раз и навсегда утвержденное. Долг есть прежде всего результат действий, а не их образ. Для всех операторов, программистов, инженеров и техников, обслуживавших Полководца, долг этот, по их глубочайшему убеждению (хотя нигде письменно и даже, кажется, устно не сформулированному) заключался раньше всего в первом и самом главном в их мире: в содержании в полной исправности и готовности колоссальной компьютерной системы, точного обозначения которой еще не найдено (не «электронный мозг» и не «искусственный разум», конечно, но и ни в коем случае «вычислительная машина» просто), — системы, называемой ими малышом и вызывавшей в их корнетских и обер-офицерских душах соответствующие эмоции. Поэтому главное, что считал своим долгом сделать Лекона (как и Хомура тоже), заключалось в устранении той причины, которая мешала их малышу нормально жить. Корнеты прежде всего помогали Полководцу, ну а вместе с ним и всему остальному: ведь если бы с ним что-нибудь произошло, ни одна задача и подавно не была бы решена. В таких случаях предпочитают выбежать на улицу и пригласить первого попавшегося врача, не дожидаясь, пока прибудет специалист; Фораму можно было считать если не таким врачом, то, допустим, знахарем, способным снять боль заговором. Что касается специалиста, то дежурный психолог Полководца (такой существовал) своевременно получил все данные о состоянии Малыша, оценил всю сложность ситуации, отправил соответствующий доклад наверх (после чего и произошел известный нам разговор в Высшем Круге), а сам стал честно искать способ справиться с неурядицей. Он беседовал с Полководцем почти полчаса, пытаясь убедить его в том, что недоразумение вышло лишь кажущееся, что вся смутившая малыша информация, конечно же, бред собачий, что источником ее является место, которое смело можно назвать приютом для помешанных (слово «пьяный», так много и исчерпывающе объясняющее человеку, для малыша просто ничего не значило, поскольку не было включено в лексикон Полководца), и если информация случайно и выглядит логичной и убедительной, то именно случайно; просто вероятностная шутка. Однако Полководец с доводом не согласился, хотя будь он человеком, психолог, конечно же, его быстро уговорил бы: человеку и самому хотелось бы быть убежденным, а Полководцу нужна была истина, а что подумает начальство, его вовсе не интересовало. Беда была, во-первых, в том, что само понятие сумасшедшего дома или приюта, для человека исполненного глубокого смысла, для малыша было звуком пустым: с его точки зрения все люди, с их куцей памятью, беспомощной логикой, убогими знаниями были в той или иной степени слабоумными; логика же Полководца позволила ему заметить, что в приюте для помешанных вовсе не все являются помешанными — врачи и прочий персонал хотя бы, — и, следовательно, наименование источника еще ничего не говорит о качестве информации. Во-вторых, все, что касалось теории вероятности, было известно Полководцу куда лучше, чем психологу, так что малыш почти мгновенно подсчитал подлинную вероятность случайности тех многих совпадений с истиной, какие он в информации отметил; вероятность оказалась настолько неотличимой от нуля, что ею можно было смело пренебречь. Потерпев поражение, психолог отключился от Полководца и стал искать новые способы успокоения пациента, дежурный же Лекона решил, что надеяться на специалиста дело гиблое, тут и подоспел Хомура с физиком. Форама с первого взгляда Леконе не понравился, да и попахивало от него, что флаг-корнет справился с этой антипатией, тем более что поведение Форамы, включая и его волнение перед пультом в центральном посту, говорило скорее в его пользу, чем против.
