Артур Кларк - ФАТА-МОРГАНА 6 (Фантастические рассказы)
Наступил день отъезда (неужели действительно всего четыре дня назад он собирался с часами к скупщику краденого, когда в дверь постучали?). Рокхард пожал ему руку, и Диминг вторично ощутил это теплое прикосновение, одновременно заметив в старых, холодных глазах нечто, что могло быть мольбой. Интересно, какой бы она была, если придать ей форму слов? «Спаси моего сына»? «Не подведи меня»? Или, может: «Верь мне и никогда не сомневайся»? Он вручил ему столько денег, сколько Диминг не держал в руках с той ночи, когда за покером сорвал банк, а потом спустил все парню, который выиграл следующую раздачу. Но сейчас это были деньги только на мелкие расходы, даже не включенные в договор. Рокхард наверняка не подозревал, насколько близок был к потере нанятого человека — из-за размеров этой «карманной» суммы. А может, и подозревал, поскольку с этой минуты Димингу было бы легче избавиться от своей тени, чем от толстяка Рокхарда.
Думаете, он отправился в путь, откинувшись на роскошном сиденье лимузина, глядя на толпу друзей, машущих платочками из окон? Ничего подобного. Он выехал из дома в кузове фургона, доставившего его во двор неведомого здания. Там его без слов проводили в какое-то помещение, запихнули в скафандр и сунули в камеру не большую, чем ящик для белья в диване, при этом мучительно округлив, поскольку ее диаметр был на две ладони меньше его роста и он никак не мог распрямиться до конца. Крышку заварили, и в этот момент он обнаружил, что анальная трубка не хочет поворачиваться на ту четверть оборота, которая открывала доступ к регенератору. Он провел почти всю ночь, пытаясь сжать ее ягодицами, которые оказались недостаточно цепкими, а по мере течения времени начали требовать признания своих нужд, что выходило за пределы его возможностей. Впрочем, тут он ошибался: методом «постепенного приближения» ему удалось наконец открыть выход, после чего он долго лежал весь в поту от усилий и облегчения. А потом через его тюрьму прошло больше времени, чем такая клетушка могла вместить, и все это время он мог только думать.
Думал он раз за разом лишь о том, что, собственно говоря, тюрьма эта не была для него ни неудобной, ни мучительной, поскольку он привык к чему-то подобному. В конце концов уже пару лет в его номере в отеле было не менее тесно, чем в этой консервной банке. Его прогулки в образе Джимми-Молнии подчинялись подобным ограничениям: отсутствие времени, подходящих целей и помехи, создаваемые вездесущими Ангелами с их добрыми, умными лицами и снисходительностью — чтоб их всех черти взяли! И ни одного из них нельзя было убить, хотя он много дал бы, чтобы заполучить такого под елочку и испробовать на нем разные методы, хотя бы до лета. Это они, больше чем кто-либо, закрыли ему небо, так что приходилось повсюду ходить, опустив голову. Диминг пытался представить, как было бы хорошо, если бы его собственное небо позволило ему подпрыгнуть повыше и выругаться так, чтобы слышали все, а им — сто чертей в бок; но мечты слишком отличались от привычных, и он вернулся к мысли, что ему не так уж и неудобно, и так кружил в этом замкнутом круге чувств, под закрытом небом. Черти бы взяли этих могучих, снисходительных Ангелов!
Потом он заснул, а еще позднее поверхность, на которой лежал, загремела и накренилась и — можете себе представить? — это было лишь следующее утро.
Диминг включил свой проникатель и с нетерпением ждал, пока его псевдожесткое излучение пройдет сквозь бериллиевую оболочку корпуса и изображение станет резким. Его тюрьму поднял кран, чтобы поставить на низкую транспортную платформу, движущуюся немедленно после установки груза. С грохотом въехала она на стартовую плиту, где уже ждал корабль, — брюхом вниз, как бескрылое насекомое, опирающееся на шесть суставчатых ног, одна их которых не имела подошвы, и ее поддерживал в воздухе высокий домкрат, как будто конюший, поддерживающий поврежденное лошадиное копыто и ждущий, пока товарищ вернется с живительной мазью.
Платформа оказалась под ногой, и Диминг даже сощурился из-за грохота и скрежета, доносившихся сверху, пока его темницу крепили к подпорке, чтобы она стала ее частью. Потом наступила минута покоя, когда ушли монтеры и помощники, наглухо закрыли люки и шлюзы, а экипаж занял свои места. Где-то прозвучал свисток; Диминг услышал его через радио скафандра, передавшее этот звук из интеркома, а тот, в свою очередь, из наружного микрофона, размещенного на панцире корабля. Свист умолк, сменившись грохочущим ворчанием распрямляющихся ног, поднимающих корабль с Земли, чтобы большую часть забираемой мигополем земной материи составлял воздух.
А потом Земля внезапно исчезла, и корабль оказался в световых годах от космодрома еще до того, как гром имплозии потряс внутренности. Желудок у Диминга подскочил к горлу, но через мгновение вернулась тяжесть, а вместе с ней — изображение в проникателе: серо-зеленая равнина, на которой виднелось несколько цилиндрических зданий и шесть посадочных площадок.
«В этом вся проблема с современными космическими полетами, — угрюмо подумал Диминг. — Космоса в них и одним глазом не увидишь».
Корабль висел в воздухе, метрах в трехстах над площадкой, антигравитатор получал энергию от находящегося внизу генератора. Затем он начал постепенно снижаться, направляясь к одной из незанятых платформ.
Четвертый по счету.
Инструкция, полученная Димингом, гласила, что это должна быть платформа номер шесть, и сейчас он с растущим беспокойством заметил, что шестая платформа занята небольшим спортивным мгновенником.
Только в одном месте он имел шанс выбраться из своей тюрьмы, и место это находилось на шестой платформе. Никто из экипажа корабля не знал о присутствии Диминга, да и он не знал, откуда этот корабль прилетел, куда направляется и на какой платформе находится в данный момент. Если он сядет не на ту платформу, ему придется остаться в укрытии, а затем лететь дальше с кораблем и либо сдохнуть с голоду, либо орать по радио, пока его не вытащат в неуместном месте, в неуместное время и неуместные люди.
Включив передатчик, Диминг настроился на посадочную частоту.
— Вали отсюда, капитан. Шестой номер наш, — решительно сказал он, надеясь, что контроль полетов решит, будто с капитаном говорит кто-то из экипажа, а капитан будет уверен, что это контроль полетов.
Из интеркома донеслось ворчание, но он не понял ни слова. Корабль притормозил, но через мгновение снова начал спуск. Диминг напряженно ждал, умоляя свой мозг придумать что-нибудь, а потом буквально расплакался от облегчения, увидев фигуру в скафандре, выбежавшую из здания и мчащуюся к мгновеннику, стоящему на платформе номер шесть. Корабль поднялся вверх и приземлился на четверке, а тот, в ноге которого находился Диминг, сел на отведенную ему платформу.
