Василий Головачёв - Русская фантастика 2014
Вздохнув, он сжег выпуск «Уолл-стрит джорнела» новой порцией умной кислоты, наконец сворачивая к лифтам.
Роу не испытывал к европейцам зависти или злости — эти пустяковые эмоции ребят из отдела конкурентных преимуществ стали пережитком времен, когда он еще не занимал шикарный кабинет первого заместителя редактора. А вот азарт и предвкушение новой битвы испытывались в полной мере. Когда «Аксель Шпрингер» выпустят «Пурпурные очки», «СШиУ» придется ответить. Чем именно — решить предстояло именно заместителю редактора — главной тягловой силе 47-го этажа.
Он снова оскалился, с вызовом уставившись на огромную голографическую эмблему главного конкурирующего издательства, висящую над холлом в обманчиво-мирном соседстве с логотипом «Саймон, Шустер и Усманов». Непримиримые соперники книготоргового рынка наводняли один небоскреб, разделенные восьмиэтажной прослойкой безымянного человеческого мусора, и лично Теда такое соседство заводило пуще адреналиновой инъекции.
Развернув на одном из окон забрала журнал заметок (почти незаметный на фоне максимальной прозрачности кибергласса, с нагло просвечивающими сквозь файлы лифтами), Эдвард оформил запрос на вечернюю встречу с Хьюго Парксом, замом начальника службы контрконкурентных действий.
Мучить противника штрафами, конечно, подло и низко. Но таковы правила игры, и если Роу не натравит на «Шпрингер» юристов и спецов по генетической безопасности, в совете директоров удивятся. А тяжелый нрав этих парней на верхних этажах «Миллениум Плазы» знали все, вплоть до операторов роботов-уборщиков.
— Кусай, царапай и жаль врага всем, на что способен, — как говаривал первый наставник Теда, открывавший вчерашнему студенту мир книготоргового бизнеса в далекие времена медленного угасания бумажных носителей.
Эдвард фыркнул. Часть толпы перед лифтами, не погруженная в виртуальность киберглассов, покосилась на статного менеджера с настороженным интересом, с каким гиены подчас разглядывают льва, стоит тому подать голос.
Предстоит понести материальную ответственность…
Господи, какая наивность! Неужели в многочисленных христианских (и не только, если говорить откровенно) комитетах и коллегиях, давящих на ООН с упорством сушильного пресса, всерьез считают, что таким способом способны повредить гигантам, вроде «СШиУ» или «Аксель Шпрингер»?
Прибыль, получаемая за новый вид книгоиздания, неустанно росла уже шестой год, многократно окупая и выплаты по санкциям, и судебные издержки, и последствия рейдов военизированных христиан с их фанатичным Орденом Генетической Чистоты.
Одурманенные псалмами и обвешанные автоматами безумцы — заказав виски и сев за уютный столик джентльменского клуба, именно так Роу характеризовал коллегам ярых противников клонирования. Находил слепцами, бросившими якоря сознания в темных безднах отсталого XX века. Наивными простаками, отказывающимися признать, что технический прогресс есть дар Божий во всех его проявлениях: от полетов на Марс до воспроизводства отжившей свое ДНК.
Штраф — понятие, связанное с преступной деятельностью. Эдвард Роу не считал преступником ни себя, ни членов совета директоров, ни ребят из лабораторных команд, жертвовавших полным стиранием личности во благо конспирации и ради сверхвысоких надбавок к зарплате. Более того — он видел весь многотысячный коллектив «Саймон, Шустер и Усманов» никем иным, как героями, возродившими настоящую литературу.
Не виртуальную, десятками гигабайт закачиваемую в домашние системы или киберглассы. А настоящую, с уютным шуршанием страниц, дружеским теплом качественного переплета, добротным весом томика в руке.
Что с литературой сделала всемирная паутина? Убила. Причем не сразу, а мучительно, изобретательно, с отсрочкой приговора. Загнала в хранилища, где прозябают в ожидании неизбежного финала лишь упертые приверженцы библиотечного дела.
— У меня богатая библиотека, — говорил гостям английский лорд, хвастаясь сотнями томов, украшавших дубовые полки.
— У меня богатая библиотека, — стал говорить гостям заурядный американский подросток, включая на киберглассе проекционный режим и вываливая на ближайшую стену список из тысячи произведений.
Литературу, как таковую, в итоге не спасла даже система сарафанного радио, которой любители чтения пользовались в социальных сетях, помогая друг другу фильтровать тонны графоманского шлака и выискивать достойных авторов. Тех становилось все больше, планка качества скакала, как пульс скаковой лошади, поток свободного сетевого творчества набирал напор с каждым годом, и вдруг…
В один прекрасный день книгоиздатели поняли, что не в состоянии платить по счетам. Пузырь лопнул, рынок охватили тоска и хаос.
До тех пор, пока на сцене не появились они — герои утраченных шедевров, спасители бумажной книги, пусть и не совсем откровенные в заявлениях для прессы. Но искренние в желании помочь человечеству вернуться к высокому искусству чтения. Они, и, безусловно, Константин Мазурак, осужденный на четырнадцать пожизненных заключений после пробного запуска (по большей части кроваво-неудачного) программы «Сын Адамов».
Спустившись из заоблачных краев, где правили грезы и свободные измышления, Тед Роу вернулся на землю, которую после талантливых открытий Мазурака стали считать еще более грешной…
Вместе со стайкой счастливчиков вошел в кабину, через кибергласс отдал распоряжение на пульт лифта. Но едва створки успели сомкнуться, в них совершенно варварским способом вклинилась чья-то нога. И одного взгляда на дорогой кожаный ботинок, намеренно состаренный так, чтобы казался историческим артефактом, Роу хватило догадаться о его хозяине.
Манфред Бирнбахер дождался, пока послушные двери расползутся.
Игнорируя хмурые взгляды остальных пассажиров, широко улыбнулся Теду, входя внутрь и чуть не загнав капсулу с людьми в сектор перегруза. На него зашикали еще настойчивее, но открыто конфликтовать с одним из старших менеджеров «Рэндом Хаус Паблишинг» не решился никто.
Увеличив прозрачность линз кибергласса («Нокиа Корп», 70 часов работы батареи, эргономичный дизайн по индивидуальному заказу, уменьшенный вес, повышенная производительность), Манфред позволил Роу взглянуть в свои лучащиеся счастьем глаза.
— Доброе утро, коллега.
— Доброе утро.
Привычный оскал растянул губы Эдварда. Невольные свидетели встречи раздались в стороны, физически ощутив скопившееся в кабине напряжение. Одна акула встретила другую. Грозила пролиться холодная акулья кровь, а бедным рыбам-клоунам и океанским окуням было совсем некуда бежать…