Юрий Шушкевич - "Вексель Судьбы" (книга первая)
-- Мы все внимание, говорите! -- подтвердила Мария.
-- Итак, -- начал Каплицкий, поудобнее устроившись на своём стуле, -- никто не станет отрицать, что на протяжении тысячелетий, со времён Рима и Афин, древних галлов, нашего германского Мидгарда, славян, кельтов -- пожалуй, всех, кто населял и продолжает населять сегодня этот континент, одной из ключевых и определяющих идей была идея ухоженного, безопасного и справедливого мира. Не думайте, что я изрёк банальность -- в других местах Земли бытовали иные идеи: вспомните, ну хотя бы Тамерлана или тех, с кем повстречался в Америке Кортес. В Европе тоже лились потоки крови, в этом вопросе я полностью согласен со своим русским другом. Однако по какой-то причине после каждого кровопролития, после каждого безрассудства народы, населяющие наш континент, становились более организованными. А древнее зверство на какую-то пусть даже мизерную долю замещалось понятиями справедливости и так, шаг за шагом, уходило. И ещё -- словно во искупление пролитой крови и всех подобных ужасов люди с удвоенной энергией начинали заниматься украшением вмещающей их среды. Мне кажется, в основе этого процесса лежала какая-то внутренняя европейская молитва: выравнивая поля, прокладывая дороги, каналы, строя из вечного камня прекрасные здания, замки и аббатства люди надеялись, что в этой лучшей среде жизни они сами или, во всяком случае, их потомки станут человечнее. Даже кордовские арабы, некогда неотличимые от своих диких родственников из Магриба, прожив пять веков в Испании стали мало чем отличаться от испанцев. И хотя люди в остальных частях света в перерывах между войнами и смутами занимались, в общем-то, тем же самым обустройством, почему-то именно в Европе им удалось построить Европу. Вы вновь качаете головой -- вы не согласны со мной?
-- Пока могу только сказать, что я не уверен в универсальности вашей теории, -- ответил Алексей. -- Не будем брать далёкие страны, обратимся к России. Я уверен, что в России была другая идея, и она точно -- не обустройство существующего. Один мой друг недавно высказал мысль, прямо противоположную вашей, -- о том, что в России, постоянно стремясь к чему-то новому и более совершенному, не только не обращали внимание на жалкое настоящее, но и с лёгкостью сами его разрушали или позволяли разрушать, если случались войны и прочие напасти.
-- Поверьте мне, ваш друг неправ. Беда России -- в её огромных размерах и малой заселённости. В тех же "степях", как говорит Эмма. Поскольку добротного камня на вашей равнине никогда не хватало, люди были вынуждены строить деревянные избы, даже дороги мостили брёвнами -- а разве дерево может создать завершённость, если через какое-то время всё приходится начинать заново?
-- Но вот церкви в России строили почти всегда каменными. И крыли золотом -- "чтобы чаще Господь замечал", как у нас говорят, -- заметила Мария.
-- Вы абсолютно правы, -- поспешил согласиться с ней Каплицкий. -- Через обустройство, даже сверхобустройство сакрального пространства русские люди сумели сверхразвить одну из своих исконных и общих для всех нас общеевропейских черт. Эта черта -- вера в то, что на Земле может быть создана какая-то часть Божьего Царства. Для русского человека эта вера локализовалась в постройках церквей и монастырей, которые с лёгкостью переживали века, а вот у западных европейцев она имела возможность выплескиваться и на другие объекты, среди которых протекала повседневная светская жизнь. В маленькой и густонаселённой Европе развитие этих объектов было делом посильным, пусть и небыстрым. Однако прошли века -- и вот сегодня мы видим результат...
Алексей хотел что-то возразить, однако Каплицкий не дал ему этого сделать.
-- Подождите, я очень прошу вас позволить мне закончить мысль. Я ведь вовсе не собираюсь петь Западу панегирик. Ведь всё, чем мы все только что восхищались, -- с этими словами он повернул голову и окинул взглядом изумрудную долину, -- на самом деле -- обречено.
На какой-то миг воцарилась тишина.
-- Почему вы так считаете? -- недоумевающе спросил Алексей.
-- Потому что в европейцах есть одна очень важная черта, без которой не удалось бы создать Европу такой, какой мы её знаем и любим. И правда состоит в том, что поскольку всё меняется, то сегодня эта самая черта начинает мешать развитию, становится помехой на пути любых улучшений.
-- Что же это за черта такая?
-- Эгоизм. И наш, -- Каплицикй дотронулся до локтя Эммы, -- и ваш тоже. Ведь вы -- точно такие же европейцы.
-- Не совсем вас понимаю, поясните.
-- Смотрите. Когда я говорил про обустройство, про европейскую молитву на сей счёт -- я намеренно не сказал, что всё это могло работать только в условиях, где каждый индивид имел возможность обихаживать и улучшать кусочек своего собственного мира. Причём не обязательно земли -- европеец, живший в городе, с неменьшей истовостью обихаживал и свою каменную конуру -- вспомните все эти бесконечные украшения старых домов, резные двери, флюгера, цветы за окнами, отполированные до блеска камни на порогах и откосах! Стремление к уюту и теплу проявлялось здесь даже в самой нищей лачуге! Всем этим принято восхищаться, но ведь в основе этого -- чистой воды эгоизм! Стремление любой ценой создать и оградить персональный микрокосм. А вот в России ничего подобного нет.
-- И поэтому у нас на окнах не растут бегонии? -- поинтересовалась Мария.
-- Да. В вашем пространстве и в вашем климате создать индивидуальный микрокосм невозможно. Конечно, если вы -- аристократ и у вас есть тысячи рабов, то возможно всё, даже самое невероятное. Оттого европейцы всегда так восхищались дворцами и усадьбами русских аристократов. Однако за пределами этих немногочисленных оазисов приходилось жить куда проще и честнее.
-- Честнее -- вы это хорошо сказали, -- усмехнулся Алексей.
-- Да, именно -- честнее. В этом плане ваш народ лучше европейцев. Наш эгоизм сделал нас самодовольными бюргерами, которым на всё наплевать.
-- Ну уж полноте! -- не выдержала Мария. -- Только что вы пели этим бюргерам дифирамб, а теперь -- смешиваете с грязью?
-- Да, милая Мария, именно так. С европейским эгоизмом и индивидуализмом нельзя дальше двигаться в будущее. Для будущего нужен совершенно другой багаж. Что-то другое нужно готовить и брать с собой. Но уж точно -- не эти лужайки и домики, которые вышли из прошлого и, увы, останутся в нём навсегда.
-- Вы опять говорите загадками, Гельмут...
-- Может быть. Но тогда давайте перейдём ближе к делу. К "закату Европы", как выразился когда-то Шпенглер. Верите ли вы, что её нынешние институты и узаконения способствуют развитию и укрепления в людях исконного европейского духа свободы, ответственности, культуры? Верите ли, что люди, живущие на европейской земле, осознают все эти ценности и стремятся поддерживать их внутри себя? Нет, нет и ещё раз нет! Вы согласны с этим тезисом?
