Сергей Плеханов - Советская фантастика 50—70-х годов (антология)
Он заподозрил Горона в попытке единолично захватить Башню и обойти его, Тираса. Захватив «гостей из Силая», Тирас намеревался теперь отобрать у Горона «силайские яблоки», ибо был уверен, что без красного саквояжа в Башню не проникнуть.
И надо было держать его в этом спасительном заблуждении как можно дольше, хотя бы для того, чтобы попробовать найти выход…
— Ты прав, высший. Можешь не продолжать. Я понял тебя. Именно ты, а не Горон достоин войти в Башню. Ты заслужил высокую участь облеченного абсолютной властью. Я и Сип поможем тебе осуществить твои смелые планы. Свире нужна свежая кровь…
— Свежая кровь! Это отлично сказано — свежая кровь! Я сразу понял, что вы — из Внешнего мира. Я всегда догадывался, что Правитель — пришелец, и ждал гостей с неба. Ведь вы оттуда?
Сип предостерегающе поднял руку, но Шан, помедлив, подтвердил:
— Да, мы оттуда.
Словно что-то забулькало в комнате — Тирас смеялся счастливым смехом ребенка, нашедшего спрятанную родителями игрушку.
— Мы готовы помочь тебе, высший, но красный саквояж — у Горона…
— Завтра он будет здесь.
— Горон или саквояж?
— Саквояж. А Горон…
Шанин с удивлением смотрел, как медленно отливает кровь от лица всевластного министра, как в глубине серых уверенных глаз прорастают страх и растерянность. На шее вздулись, запульсировали две витые жилы, и с каждым толчком пульса уходила упругая сила из его тела — уже не атакующий боксер, а струсивший мальчишка мялся перед Ша-ном и Сипом.
Шанин оглянулся. В распахнутых створках туалетного бокса стоял Мос.
— Что же ты замолчал, Тирас? Продолжай. Где брат наш Горон?
— Разве я сторож брату нашему?
— У тебя хорошая память, Тирас. Ты хорошо помнишь все и вся. Но ты забыл сказать мне, что встречаешься с гостями сегодня.
— Я думал, ты в Силае…
— Да, ты хотел, чтобы я был в Силае сегодня. Вчера ты послал меня к Горону за красным саквояжем, уже зная, что я не застану ни Горона, ни саквояжа.
— Горон слишком любил серебряные…
— Горон мог проболтаться мне о том, что в саквояже, и ты убрал его.
— Я думал о судьбе Ордена…
— Нет, Тирас, ты думал о себе.
— Именем Ока…
— От имени Ока говорю только я!
Даже Бин, привыкший с детства к двуликости своих сограждан, слушал неожиданную интермедию оторопело: великолепный Тирас, гроза и проклятье Свиры, великий инквизитор, задумавший свержение Кормчего, дрожал перед «чистильщиком туалетов». А Мос, в потертом рабочем комбинезоне, пучил свою резиновую грудь, и круглую шейку его тоже облегала золотая цепь, но на этой цепочке болтался не золотой треугольник, а круглый черный агат.
Тирас зачарованно следил за руками Моса. Старший сантехник достал из нагрудного кармана еще одну цепочку — с треугольником.
— Знак Горона… Ты сам убрал Горона, Мос! Раньше меня!
— Нет, Тирас, — пухло выгнулись губки старшего сантехника. — Я просто подождал, пока твои люди сделают свое дело. Я прижал их на месте… Ты уже не имеешь этих людей, Тирас. Они мои. И могут подтвердить перед всем Орденом, что Г орона приказал убить ты.
Пальцы Моса ловко отстегнули треугольник от цепочки и, произведя какую-то неуловимо быструю манипуляцию, вставили треугольник в агат. На груди его засверкала половина золотого глаза с черным зрачком.
— Око… — выдохнул Тирас. — Вечное Око…
— Нет, это еще не Око. Здесь не хватает твоего треугольника, Тирас.
— Ты не сделаешь этого, Мос! Это вопреки традиции.
— Ты же имеешь хорошую память, Тирас! Трое в одном!
— Мос, я объясню тебе все! У меня есть план! Этим младенцам из Внешнего мира я морочил голову! Я скажу тебе все — все до конца, клянусь Оком! Пойдем ко мне, я все расскажу!
— Я не злопамятен, министр милосердия. Я человек простой. Пойдем к тебе — только без глупых фокусов, ладно? Ты иди, иди, а я младенцам скажу еще пару слов…
Тирас ушел за стену пятясь. И Мос повернулся к Шану только тогда, когда стена закрылась.
— Вчера я не смог прийти, дорогие гости. Очень извиняюсь. Но мы все-таки встретились. И красный чемоданчик все-таки у меня. Не тот, поддельный, содержимое которого вы спрятали в общественном туалете на стадионе, а настоящий, с ключами от Башни. Спасибо за корешок, добрый женьшень, настоящий. Так-то, Шан.
— Слушай, Мос, я впопыхах сунул туда и свою электробритву.
— Знаю, Сип, знаю. Побриться хочешь? Сейчас тебе принесут твою машинку, побрейся. У нас разговор по душам будет, долгий. Говорил я вам сразу — не связывайтесь с Тирасом, зачем он вам? Я человек простой, отходчивый. А Тирас зачерствел, озлился на работе — работа такая. А вот мы с вами быстро столкуемся, верно, Шан?
— Я еще не завтракал, Мос.
— Ах, Тирас, Тирас… Не умеет принимать гостей. Ну да вы не беспокойтесь. Отдохните, побрейтесь, покушайте. А через часик и я вас потревожу, прошу извинения. Ну, оставайтесь. Поскучайте. Хода отсюда никуда нет.
Пока Сип брился, Шан обследовал их новый приют. Ничего особенного в белой комнате не было. Она с успехом сошла бы за гостиничный номер, больничный изолятор или тюремную камеру, если бы не отсутствие дверей. У комнаты не было ни входа, ни выхода. В комнату попадали через раздвигающиеся стены. А как покидали? И можно ли было вообще покинуть эту комнату по доброй воле?
Завтрак, прекрасно приготовленный и роскошно сервированный, прошел в молчании. Шан и Сип понимали, что каждое их слово ловят скрытые микрофоны подслушивающих устройств. Да и говорить не хотелось. Требовался крайний шаг, и каждый должен был внутренне, в одиночку, решиться на него.
Три плечистых молодца исчезли, захватив грязную посуду и остатки мрачного пира.
«Ты готов войти?» — написал Сип на гербовом листе.
«Да. Но как?»
«Тирас ошибся. Дверь не у него, а здесь. В завещании Урана говорится о портрете с дефектом — трещина слева, под сердцем».
«Это — спасение».
«Идти надо немедленно. Сейчас».
«Я готов».
Сип взял электробритву, вынул лезвие и подошел к портрету. Он возился долго, водя включенным механизмом по цветному камню вдоль и поперек. Под пластинами мозаики что-то журчало, тихо щелкало и поскрипывало.
«Вибромагнитный замок, — догадался Шанин.—
Как просто! Полтораста лет самую невероятную тайну человеческих поселений охранял элементарный вибромагнитный замок…»
Окончив манипуляции, Сип аккуратно вставил на место лезвие, уложил бритву в футляр и сунул в карман. Потом, подмигнув Шанину, уперся плечом в плечо портрета.
Дверь не поддалась.
