Роджер Желязны - Доннерджек
– Что случилось, МБ?
– По рельсам идет вибрация. Нехорошая. Вряд ли нам удастся добраться до Непостижимых Полей. На путях установлена какая-то преграда.
– Кем? Хозяином или кем-то другим?
– Похоже, кем-то другим. Во время прошлых визитов я не встречал такой программы.
– Барьер может навредить тебе, если ты в него врежешься?
– Угу.
– В таком случае остановись перед ним. Если нам придется взять в руки кирки и молоты, мы все равно расчистим путь.
– Хорошо, Джей. Надеюсь, ты понимаешь, что барьер совсем не обязательно будет физически осязаемым.
– Знаю, МБ. Я говорил фигурально – и, возможно, слишком легкомысленно. Как обстоит дело с запасом чудесных магнитов?
– Сколько хочешь. Я согласился перевезти осиротевших грохнеров и стадных мышей в район, где им дали приют, а они в качестве благодарности заполнили магнитами мои грузовые вагоны.
– Спасибо.
– Пожалуйста, Джей. Мне совсем не хочется стать каким-нибудь элементарным прогом. Если небольшая инициатива поможет…
– Все равно спасибо.
– Твой отец дал мне имя «принц марионеток», но, выполнив миссию, для которой он меня создал, Джон Д'Арси Доннерджек обрезал веревочки, и я познал, что такое свобода. Я ему буду вечно благодарен.
– Пойду расскажу ребятам, что происходит, – заявил Джей. – Не волнуйся. Мы найдем выход.
Единственное, что он смог сделать, это привести небольшую группу избранных представителей своей армии в кабину Медного Бабуина, где они принялись ждать, когда появится барьер. Пройдя лунный портал, призраки больше ничем не отличались от жителей Веритэ, и, несмотря на то, что Медный Бабуин расширил свою кабину в два раза, там стало очень тесно.
– Приближаюсь к барьеру, – объявил поезд. – Начинаю тормозить.
– Я не… – начала Алиса, которая смотрела в бинокль. – Подождите, забираю свои слова назад. Тут и в самом деле что-то есть – темное, какое-то волнистое, и оно трепещет. Похоже на стену горячего воздуха…
– Муар, – грустно проговорил Джей.
– У босса не такой, – добавила Дьюби, стараясь перекричать визг тормозов. – Нет цвета. Если не считать редких случаев, муар сначала кажется черным, а чем больше ты смотришь (правда, мало у кого возникает такая возможность), тем больше цветов возникает на поверхности.
– Здесь я вижу только зеленый, – сказала Вирджиния. – И я его знаю. Муар испускает ребенок Террамы.
– Это – ребенок? – недоверчиво спросила Алиса.
– Нет, – проговорила Вирджиния. – Но барьер поставил он.
Медный Бабуин замер на месте, и уже все видели преграду, возникшую у них на пути. Складывалось впечатление, что барьер стоит прямо на сверкающих железнодорожных путях, однако каждый раз, когда Джей пытался заглянуть за него, самая плотная часть сдвигалась.
– МБ, ты можешь проанализировать его? – спросил Джей.
– Конечно. Приступил к сканированию. – Возникла короткая пауза. – Ты прав, субстанция напоминает муар. Если прог войдет с ним в контакт, он погибнет.
Вспомнив, как цветы вяли и тут же умирали, стоило Алиоту осыпать их мельчайшей пылью муара, Джей кивнул.
– Большинство из нас не проги, – сказал он. – Мы с Алисой находимся в собственных телах. Значит, барьер остановит только тебя и Дьюби.
– Тут все гораздо сложнее, Джей, – ответил Медный Бабуин, и впервые за время знакомства с ним Джей услышал в голосе поезда грусть. – Дальнейший анализ показывает, что тот, кто установил программу, внес в нее особое уточнение – уничтожить тебя и любого из твоих спутников. Боюсь, идентификации твоей личности будет достаточно, чтобы приказ сработал.
– А как насчет виртуального изменения тела? – спросил Джей.
Вирджиния Тэллент покачала головой.
– Тело меняется, личность остается прежней. Ты все равно будешь Джеем Доннерджеком, даже если превратишься в голубоглазого красавчика.
Словно не доверяя тому, что он видит в окно, крестоносец высунулся из кабины и начал внимательно изучать, преграду.
– Я вот тут подумал… – медленно проговорил он. – Дурацкая штука, которая болтается у нас на дороге, на что-то похожа. Я уже такое встречал, только вспомнить не могу где… Так-так, понял! Страж у лунного портала.
Джей выпрямился, его переполняла надежда.
– Мне не довелось с ним сталкиваться, – сказал юноша, – но я знаю, что нужно делать, чтобы победить стража. А вдруг получится…
Не тратя времени на объяснения, он продекламировал:
Ангел Забытой Надежды,
Вздымающий Меч Ветра и Обсидиана,
Рассеки алгоритмы нашего Врага.
Как только Джей произнес первую строчку, он услышал отчаянный крик Эйрадис:
– О, Джей! Нет!
Юноша попытался остановиться, однако слова, казалось, обрели собственную силу и помимо его воли срывались с языка:
Русалка под Семью Танцующими Лунами,
Поющая Песнь Сирен,
Утопи наших врагов в базе данных.
Нимфа Древа Логики,
Дитя Первого Слова,
Пусть наш противник плачет.
Когда Джей замолчал, Эйрадис выскочила из кабины поезда. Она уже начала меняться. Белое одеяние банши засеребрилось, затрепетало на ветру и превратилось в жесткие, как у дракона, крылья Ангела Забытой Надежды. Вместо обнаженных ног, мелькнувших на одно короткое мгновение, возник извивающийся хвост Русалки под Семью Танцующими Лунами. Волосы по-прежнему оставались темными, но взгляд стал диким и каким-то нечеловеческим, милые мягкие губы теперь были злобно поджаты.
Эйрадис устремилась в сторону барьера.
Под воинственные вопли шотландских призраков, высунувшихся из вагонов Медного Бабуина, чтобы посмотреть, что происходит, она выхватила Меч Ветра и Обсидиана и превратила преграду, вставшую на пути ее сына, в мерзкого цвета дымку, которая постепенно рассеялась, а вскоре и вовсе исчезла.
– Мама… – прошептал Джей охрипшим от ужаса голосом. – Я никогда…
Но Нимфа Древа Логики не обращала внимания на молодого человека, выскочившего из кабины поезда и подбежавшего к ней. Она развернулась, немного полетала у него над головой, словно пыталась сориентироваться или понять, откуда исходит зов, который никто, кроме нее, не слышал.
– Мама? – крикнул Джей. – Эйрадис?
Злобные глаза непонимающе уставились на юношу. Крылья рассекали неподвижный воздух, рыбий хвост сражался с потоками, невидимыми для тех, кто стоял внизу. Она поднялась выше.
– Мама! Эйрадис? Мама! – У Джея задрожал голос, потому что существо у них над головами явно улетало (или уплывало?) вдаль. – Мама! Вернись!
