Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Дорога доблести
Ее молчание говорило само за себя.
— Понятно. Марга, я вовсе не собираюсь выкручивать тебе руки. Но меня тревожит одно… мы еще ни разу за несколько недель не разлучались, исключая случаи крайней необходимости. И ты знаешь, почему мы так поступали. Эти превращения, которые случаются чуть ли не каждый день… Я ужасно боюсь, что нечто подобное произойдет тогда, когда ты будешь сидеть здесь, а я — там, внутри, далеко от тебя… Э-э… мы могли бы постоять у входа в палатку, не заходя внутрь Я вижу, что ее парусиновые стенки снизу приподняты.
Она расправила плечи:
— Я просто дурочка. Нет, мы зайдем в шатер. Алек, только я обязательно должна держать тебя за руку. Ты прав — превращения происходят мгновенно. Однако я не могу требовать от тебя, чтобы ты не ходил на собрание своих единоверцев.
— Спасибо, Марга.
— Алек, я буду стараться.
— Спасибо. Большое спасибо тебе. Аминь.
— Не надо меня благодарить. Если тебя возьмут на небо, я хочу быть вместе с тобой.
— Ну так пойдем же в шатер, дорогая!
Я поставил двуколку в дальнем конце площадки для экипажей, а кобылу отвел в крааль; Марга не отставала от меня ни на шаг. Когда мы вернулись ко входу, я услышал пение:
…В углу не сиди, спесив!
Огонь разожги, поярче угол свой осветив!
Кто далеко от гавани —
пусть к свету идет через риф.
И сразу же я успел подхватить:
…Огонь разожги, поярче угол свой осветив…
И почувствовал, что счастлив…
Все музыкальное сопровождение состояло из органа, приводимого в действие ножным приводом, и тромбона. Последний меня немного удивил, но все же понравился: нет другого инструмента, который мог бы так отлично справиться со «Святым градом», как тромбон; он почти незаменим в гимне «Сын Божий выходит на бой».
Молящихся поддерживал хор в белых ангельских одеяниях — набранный с бору по сосенке, как я понял: белые одеяния были сделаны из простынь. Но то, чего хору недоставало с точки зрения профессионализма, восполнялось его энтузиазмом. Церковной музыке вовсе не обязательно быть хорошей, важно, чтоб она была искренней… и оглушающей.
Посыпанный опилками проход футов шесть в ширину вел прямо к центру шатра, по обеим его сторонам были расставлены деревянные скамьи. Проход упирался в алтарь, обнесенный мелкой металлической решеткой. Служка провел нас по проходу и, как мне и хотелось, нашел нам место в первых рядах. Народу в шатре было много, но служка попросил подвинуться, и мы сели во втором ряду рядом с проходом, так что я очутился с краю. Да, сзади были еще пустые места, но каждый проповедник терпеть не может людей (а имя им легион), которые прячутся сзади, тогда как передние скамьи пустуют.
Когда музыка кончилась, брат Барнаби встал и, подойдя к кафедре, возложил руку на Библию.
— В этой книге сказано все! — сказал он тихо, почти шепотом. Присутствующие сидели как зачарованные.
Барнаби шагнул вперед и оглядел сидящих перед ним.
— Кто любит вас?
— Иисус любит меня.
— Да услышит он ваш голос!
— ИИСУС ЛЮБИТ МЕНЯ!
— Откуда вы знаете это?
— ЭТО СКАЗАНО В КНИГЕ!!!
Я почувствовал запах, которого не ощущал уже несколько лет. Мой профессор гомилетики однажды указал нам во время семинарских занятий, что паства, доведенная до религиозного экстаза, издает сильный и специфический запах («вонь» — такое слово он употребил) — так пахнут пот и мужские и женские гормоны. «Дети мои, — говорил он нам, — если от вашей паствы пахнет слишком нежно, значит, вы к ней не пробились. Если вы не заставите их потеть, если они не выкупаются в своем мусоре, как кошки во время течки, вам следует бросить это дело и уйти в соседний храм к папистам. Религиозный экстаз — сильнейшая из человеческих эмоций; когда она присутствует — вы ее сразу унюхаете!»
Брат Барнаби их явно достал!
(Должен признаться, что мне это никогда не удавалось. Вот почему я стал организатором и сборщиком денежных пожертвований).
— Да, все это есть в Книге! Библия — это слово Божие, и не кусочек там, кусочек здесь, а от первой буквы и до последней! Не аллегория, но истина в последней инстанции! Вы познаете истину, и истина сделает вас свободными. Сейчас я вам кое-что из нее прочту: «Ибо сам Господь БОГ спустится с небес, сопровождаемый гласом и громом архангельской трубы, и первыми восстанут из могил умершие во Христе».
В последней строке содержатся важнейшие вести, братья и сестры: умершие во Христе восстанут первыми. Что это значит? Тут не говорится, что первыми восстанут мертвые, тут сказано, что первыми восстанут из могил мертвые во Христе. Те, что омылись в крови агнца и вновь возродились в Иисусе, а затем умерли в состоянии благодати до его Второго пришествия, и о них не будет забыто, они поднимутся из своих могил первыми. Их могилы откроются, им будет чудесным образом возвращены жизнь, и здоровье, и физическая красота, и поведут они шествие на небеса, чтобы там жить в счастии во веки веков у подножия великого белого Трона.
Кто-то взвизгнул: «Аллилуйя!!!»
— Будь же благословенна, сестра моя! Ах, какие это отличные новости! Все мертвые во Христе, все до единого! Сестра Эллен, отторгнутая от семьи жестокой рукой рака, но умершая с именем Христа на устах, возглавит процессию. Возлюбленная жена Эйсы, умершая при родах, но в состоянии благодати, тоже будет там! И все ваши возлюбленные родственники, те, что умерли во Христе, соберутся, и вы узрите их на небесах. Брат Бен, проживший греховную жизнь, но нашедший Бога в одиночном окопе, перед тем как вражеская пуля сразила его… будет там… И эта новость радостная, свидетельствующая, что Бога можно обрести где угодно. Иисус присутствует не только в церквах, тем более что существуют такие церкви, где его имя почти не произносится.
— Расскажи нам еще об этом!
— Расскажу. Бог есть повсюду. Он слышит вас, когда вы говорите. Он слышит вас лучше, когда вы пашете свое поле или стоите на коленях у своей постели, чем когда вы молитесь в роскошном кафедральном соборе, окруженные накрашенными и надушенными. Он и сейчас тут, и он обещает вам: «Я никогда не оставлю вас, я никогда о вас не позабуду. Я стою у двери и стучусь, и, если кто-то услышит мой голос и откроет дверь, я войду к нему и повечеряю с ним, а он со мной». Это его обещание, данное вам в самых простых словах. Не невнятица, не высокоумные «интерпретации», не так называемый «аллегорический смысл». Сам Христос ждет вас, если вы только обратитесь к нему.
И если вы позовете его, если вы опять возродитесь в Иисусе, если он смоет с вас грязь и вы достигнете состояния благодати… что же тогда? Я прочел вам первую часть обещания Господа Бога своим верным. Вы услышите спас, вы услышите рев трубы, возвещающие его приход, как он и обещал, и умершие во Христе воскреснут. Их иссохшие кости восстанут из могил, покрывшись живой, здоровой плотью.
И что потом?
Слушайте же слова Господа, затем мы, которые живы, а это вы, я, братья и сестры мои; это Бог говорит о нас с вами… тогда мы, которые живы и останемся живы, будем вознесены вместе с восставшими из мертвых к облакам навстречу Господу Богу и с этих пор навеки останемся с Господом вместе.
Так вот с нами и произойдет! И мы там пребудем вечно! С Богом на небесах!
— Аллилуйя!
— Да святится имя твое!
— Аминь! Аминь!
(Я обнаружил, что вместе со всеми восклицаю: «Аминь!»)
— Но за все это надо платить. Бесплатных билетов на небеса не существует. Что случится, если вы не призовете Иисуса на помощь? Что будет, если вы отринете его приглашение омыться от грехов и возродиться в крови агнца? Что тогда? Ну? Отвечайте же!!!
Паства молчала, было слышно лишь тяжелое дыхание, а затем голос из задних рядов произнес не очень громко:
— Адское пламя.
— Адское пламя и проклятие! И не на миг, а на веки вечные! Не какое-то аллегорическое мистическое пламя, что обожжет вашу мысль, и будет больно, как от искры фейерверка в день Четвертого июля. Это реальное пламя, жаркое пламя, такое же реальное, как это! — Брат Барнаби так хватил по кафедре кулаком, что звук удара услышали даже в дальних углах шатра. — Это такое пламя, которое заставляет конфорку плиты раскаляться докрасна, а потом добела. И ты будешь в этом пламени, грешник, и дикая боль будет терзать и терзать тебя, и никогда она не прекратится. Никогда! Нет для тебя надежды. Незачем умолять о втором шансе. У тебя был этот второй шанс… был и миллионный. И даже больше того! Две тысячи лет милостивый Христос просил тебя, молил тебя принять от него то, за что он умер в мучениях на кресте, дабы передать тебе этот дар! Итак, когда ты будешь гореть в бездне огненной, стараясь выкашлять из легких серу — а это сера, обыкновенная сера, горячая и вонючая, и она будет жечь твои легкие и покрывать волдырями твою грешную шкуру, — когда ты будешь прожариваться в глубине этой бездны за свои грехи, не вздумай жаловаться, что тебе больно и что ты не ведал, что с тобой случится такое. Иисус все знает о боли: он умер на кресте. Он умер за тебя. Но ты не внял ему, и теперь ты в геенне огненной и скулишь.
