Александр Соболь - Мир наизнанку
Это было настолько жутко, чудовищно, противоестественно, что Рангар, шатаясь, вышел на чистый песок и рухнул ниц, сотрясаясь от сухих удушливых рыданий, и забылся в прострации.
Пожалуй, эта ситуация оказалась единственной, когда Рангара могли реально уничтожить. Но от замыкания в мнемонических блоках прекратил свое существование Первая Ипостась, испытавший непереносимый ужас абсолютного краха; практически в этот же момент от обширного кровоизлияния в мозг умер в храме Вторая Ипостась, известный как Верховный Жрец. Черные, будучи всего лишь роботами, не имели права без команды покидать Цитадель; эту команду из неизмеримых глубин Инобытия могли дать Сверкающие, но их могучий и холодный интеллект, просчитав вероятности, принял единственно верное решение о невмешательстве, ибо взлелеянный План рухнул окончательно и бесповоротно. Это отнюдь не означало их проигрыша в Споре - просто теперь необходимо будет строить новую модель и постараться избежать допущенных ошибок.
А Рангар лежал на горячем песке, конвульсивно вздрагивая всем телом, и еще более жаркие, горячечные видения проносились в его мозгу.
Он ощущал себя в громадном, убегающем в обе стороны в бесконечность туннеле; плотный воздушный поток рвал тело и свистел в ушах: то ли полет, то ли падение. Впереди - темные фигурки; он силился их догнать, разгоняя и без того сумасшедший полет, он знал, что обязан их настичь, что не может, не имеет права не настичь их, ибо случится непоправимое, что не должно произойти ни в коем случае; но расстояние между ним и стремящимися в бесконечность фигурками не сокращалось ни на йоту, и ветер свистел, насмехаясь над ним и над его усилиями; фиолетовые блики летели навстречу, истончаясь подобий лезвиям, превращаясь в огненные нити; они впивались в его грудь пронизывая, прошивая ее насквозь... больно, о как больно!.. хохот ветра в ушах... гул... свет - пронзительный, переливчатый... зловещие туманные рожи... мимо, мимо! Крутой поворот... он не вписывается... стена туннеля неотвратимо надвигается... удар, треск, вспышка оглушающей боли... он проламывает стену и вылетает на бесконечную светящуюся плоскость под серо-жемчужным небом... он уже бывал здесь как-то... а давай поиграем в мяч, говорит Глезенгх'арр, жутковато похохатывая и перебирая паучьими конечностями, мяча нет, отвечает он, нет есть, возражает Глезенгх'арр, есть много мячей, вот смотри, - и опрокидывает мешок; оттуда весело выпрыгивают головы, множество голов: тут и голова Тангора, и Карлехара, и Квенда, и Долера Бифуша; тут голова маркиза ла Иф-Шоона вместе с головами шести его телохранителей; и огромная мохнатая голова Аллара Гормаса, и головы Ночных Убийц с затерянной среди них головой Пала Коора; головы гонцов, зарезанных в гостиничном номере Деоса, и скромно откатившаяся в сторонку голова Мархута, и много, много других... Это не по правилам, говорит Рангар, это не мячи, головами нельзя играть, тем более головами друзей, какая чушь, восклицает полудемон, теперь им все равно, друзьям ли, врагам, да и чего это я тебя убеждаю, ведь ты уже вдоволь поиграл ими, не разбирая, где чья, но тогда здесь не хватает твоей головы, мстительно говорит Рангар, а уж это пожалуйста, скалится монстр и простым движением снимает голову с плеч и бросает ее в общую кучу, и головы вдруг открывают мертвые глаза и смотрят, смотрят на Рангара... эти взгляды заползают в душу, как ядовитые змеи, как эрры, и они кусают сердце и ползут еще глубже, куда нет и не может быть никому доступа, и это настолько невыносимо, что ужасный, нечеловеческий стон срывается с губ Рангара...
- Рангар, Рангар! Очнись! - словно издалека доносился до него голос Фишура, но ему было наплевать на это, потому что лучше всего лежать вот так, с закрытыми глазами, ощущая лишь собственную неподвижность и отсутствие такого ненужного внешнего мира.
- Рангар, да очнись же ты!
- О Господи, как надоел ты мне, бесплотный голос, да он, оказывается не бесплотный вовсе, ибо его обладатель посмел трясти его за плечо... ну-ну, сейчас он, Рангар, встанет, и тогда обладателю голоса несдобровать... Стоп, стоп, какая галиматья лезет в голову, это же Фишур, друг, один-единственный из всех, оставшихся у него в этом проклятом мире, потому что от остальных остались только головы, и Глезенгх'арр прав, что разницы между мертвыми головами друзей и врагов нет... или все же есть?
Как медленно, медленно и трудно отпускает вязкий дурман... и как болит все тело! Но куда более яростная боль терзает душу и сердце... нет таких слов в языке человеческом, чтобы описать эту боль, передать ее... Ну еще немного... еще... Вот так.
Рангар привстал с исказившимся, мокрым от пота лицом, опираясь рукой на песок, и сел с глухим, утробным стоном, заботливо поддерживаемый Фишуром.
- Как ты, Рангар? С тобой все в порядке? Ты не ранен?
- Ранен, Фишур... прямо в сердце. Ох как болит эта рана...
- А, ты об этом... Поверь, у меня тоже вместо сердца кровоточащий кусок мяса. Ты можешь идти?
- Даже... не знаю.
- Надо идти, Рангар. Неужели столько жертв - и все впустую? Нельзя сейчас отступать. Вон она - Цитадель, рукой подать.
- Да, Фишур, жертв многовато получилось... Но ты прав. Идти надо. Должен же кто-то ответить за все...
Рангар медленно поднялся на ноги, опираясь на мечи, как на костыли.
Фишур посмотрел на него с острым беспокойством:
- Встряхнись, гладиатор! Иначе нам придется разделить участь Карлехара и Квенда.
Рангар дернулся, точно от удара, и забормотал:
- Да, да, и нашими головами будут играть в мяч... О, проклятие!
И медленно, но неуклонно сталистый блеск выдавил, изгнал из его глаз отчаяние и боль.
- Ничего, Фишур, я уже почти в порядке... - Он криво усмехнулся, глядя на тревожно-испуганное выражение своего единственного оставшегося в живых спутника. - Долги надо платить, и мне пока рановато сходить с ума... Идем!
Медленно, словно преодолевая незримое вязкое давление, он зашагал в сторону Цитадели. Фишур, покачав головой, двинулся следом, тревожное выражение не покидало его лица.
И словно отвечая на невысказанные опасения Фишура, Рангар произнес, не оборачиваясь:
- Раненый фархар гораздо опаснее...
Издалека Тарнаг-Рофт напоминал блистающий в солнечных лучах холм снежно-белой морской пены. Но чем ближе подходили к Цитадели Рангар и Фишур, тем больше разнообразных деталей выделял глаз: различные геометрические тела, такие, как пирамиды, шары, эллипсоиды, и фигуры гораздо более сложные, соединялись во всевозможных, на первый взгляд, хаотических комбинациях.
- Мираж, - вдруг сказал Рангар. - Игра света. Настоящая Цитадель внутри.
- Как ты узнал об этом? - удивленно спросил Фишур.
- Чувствую, - коротко ответил Рангар. Он не стал говорить о перемене, произошедшей с ним во время боя с мертвецами и которая не покинула его. У него и раньше во время предельной концентрации сил возникало удивительное состояние, которое он называл "надзрением"; но сейчас проявившиеся способности на порядок превышали прежние.
