Михаил Савеличев - Догма кровоточащих душ
Рюсин трогает Тэнри за плечо. Свой выстрел он еще не сделал, хотя и его пистолет жадно смотрит на девушку в форме пилота, которая замерла посредине коридора.
- Тэнри... Тэнри...
- Мне пришлось выстрелить! - кричит Тэнри.
Девушка не двигается, и это очень хорошо, потому что иначе Рюсин ничего не сможет сделать, кроме как нажать на спусковой крючок. Один раз, второй, третий... Как на тренировке в подвале - хладнокровно и точно. Стюард прав... был прав - оружие живет собственной жизнью, и уж если обнажил его, то мертвая машинка все равно заберет чью-то душу. Девушка... Красивая девушка... Взрослая девушка в короткой юбочке и в блузке с расстегнутым воротом.
- Тэнри, - снова позвал Рюсин. - Ты в порядке?
Конечно, думает Тэнри, он в бесподобном порядке. Он очень меткий стрелок. Сама Никки-химэ ценит его умение обращаться с оружием, хотя кто может тягаться со Слепой Принцессой в искусстве смерти? Никки-химэ его бы одобрила. Так и слышится похожий на звон колокольчика голос - переливчатый, неуловимый, сотканный из такого множества оттенков, что не поймешь - плачет она, грустит или смеется: "Ты лучший стрелок, Тэнри! Всегда приходится кого-то убивать, чтобы дать жизнь другим, уж поверь своей Принцессе!"
Всегда приходится убивать...
- Я в порядке, - неожиданно спокойно говорит Тэнри, делает шаг назад, переступает порог и захлопывает дверь. Запирает. Отрезает себя металлической преградой от совести, от сомнений, от сожалений. Все они должны остаться там - голодные зверьки, кусающие душу. Ведь у него еще есть душа? - Я в полном порядке...
Он бьет ногой в дверь, еще, еще, еще, как будто она в чем-то провинилась перед ним, как будто в ее металлической власти избавить Тэнри от расползающегося в груди невыносимого холода ужаса.
Девушка молчит и не двигается. Хорошая девушка, умная девушка, Рюсину нравятся такие девушки. Умные и спокойные. С большими карими глазами и короткими огненно-рыжими волосами. Есть в ней что-то от лисичек - хитро-простодушное, обманчиво-безопасное.
- Ты ведь не будешь делать глупостей? - почти жалобно спрашивает Рюсин.
- Нет, - говорит девушка. Обученная девушка. Она не покачала головой, не сделала ни единого движения, потому что знает - машинка в руках Рюсина видит только движение. Как жаба - летящего комара.
- Я в полном порядке, - повторяет словно заклинание Тэнри. - Опусти пистолет. Она не убежит. Хватит... - "крови", хочет добавить он, но понимает, что ничего, кроме лжи, в его словах не будет. Кровь, много крови... Сколько еще ее предстоит пролить во имя... Чего? Разве у кого-то из людей есть на это ответ? У Никки-химэ - есть, но она не человек.
- Твое имя? - спрашивает Рюсин девушку.
- Юри.
- Очень хорошо, Юри. Очень хорошо, - как будто, если бы ее звали как-то иначе, то дела пошли бы хуже. "Очень плохо, очень плохо", - покачал бы головой Рюсин и застрелил бы девушку. - Нам необходима твоя помощь, Юри. Небольшое содействие, сотрудничество. Ты понимаешь, Юри?
Главное - чаще произносить ее имя. Личное обращение устанавливает доверие. А им очень нужно ее доверие после того, как Тэнри пришлось стрелять.
- Что с людьми? - спрашивает Юри.
- Пока все в порядке, - лжет Рюсин. - Мы их только припугнули.
Лучше тебе в это поверить, шепчет смертоносная машинка, лучше тебе в это поверить, Юри. Юри ни на грош не верит подонку с пистолетом. Не верит его близко посаженным глазам, словно облизывающих ее с макушки головы до кончиков пальцев ног. Страшно. Очень страшно. Но ненависть еще сильнее. Подонки. Отморозки. Твари. Маленькие, грязные твари. Ты хочешь моего содействия? Сотрудничества? Ладно. Глупо было бы не согласиться. Против смерти не пойдешь. Слишком уж в неравном они положении. Но ведь ситуация быстро меняется? Она, ситуация, - как погода в стремительно сужающемся анима-коридоре. Мир техиру все равно возьмет свое у мира анимы.
- Что мне нужно сделать? - Юри смотрит на увальня с пистолетом.
- Отвлечь внимание, - говорит увалень. - Мы хотим нанести частный визит господину канцлеру, но телохранители...
- Я должна раздеться?
- Зачем? - удивляется увалень.
- Придурок, - нежно говорит Юри. - Когда я войду в апартаменты господина канцлера с двумя вооруженными идиотами на хвосте, то как иначе я смогу их отвлечь?
Рюсин на "придурка" не обижается.
- Раздевайся, - разрешает он.
Тэнри начинает смеяться.
20
Они идут по коридору вдоль запертых кают. Впереди - Юри в трусиках и лифчике, позади нее - Рюсин, замыкает шествие Тэнри.
- Господин канцлер будет рад нашему визиту, - сказал Рюсин в голую спину девушки. - Мы давно не виделись.
- Он ваш дедушка? - говорит Юри. Нагота почти стесняет, но злость - сильнее. Любуйся, ублюдок, любуйся, прилипни своими похотливыми глазками к моей спине, прилипни так крепко, чтобы не обращать внимания на мои руки. Мои руки должны быть свободны... Тогда мы будем на равных, уж поверь рыжей красотке Юри.
- Почти, - говорит Рюсин. - Близкий родственник. По материнской линии.
Неужели у таких ублюдков есть матери? Юри еле сдерживается, чтобы не сказать это. Незачем злить мальчиков, мальчики и так расстроены. Что-то у мальчиков пошло не так, как что-то не так происходит за бортом "Альбатроса". Пол подрагивает, дергается, дирижабль замедляет ход. Видимо, совсем плохи дела. И никого в коридоре. Ярус для Очень Важных Персон. Поднимаешься по небольшой лесенке в несколько ступенек и оказываешься в круглом холле. Никого нет. Идиоты. А еще называются телохранителями! Пьют дармовую водку и режутся в карты.
- Теперь что? - раздраженно спрашивает Юри, но ответа нет. Она оборачивается.
Пустота.
Ублюдки испарились.
Это настолько неожиданно и необъяснимо, что Юри на мгновение кажется - все происходит во сне, бессмысленном, страшном сне после длинной, изнурительной вахты. Скользят смутные тени, выплывают из темноты полузнакомые лица, которые сменяются яркими обрывками какой-то прошлой или вообще ненастоящей жизни. Сон. Морок. Наваждение.
Юри пятится от лесенки и прислоняется спиной к двери. Нащупывает ручку и замирает. Но тишина остается тишиной, а пустота - пустотой. Пальцы обхватывают стылый металл, плотнее, еще плотнее, так, чтобы кончики ногтей коснулись ладони. Может быть, стоит постучать? Сжать кулачок, трижды ударить по красному дереву и жалобно проблеять: "Это я - Юри! Отвернитесь, пожалуйста, я - голая!" Со стороны происходящее кажется ужасно смешным. Посмотрел бы на нее Идзуми. Обхохочешься. Юри всегда отличалась повышенной добросовестностью в деле несения службы. Если капитан приказывает снять галстук и расстегнуть две пуговицы на блузке, то добросовестная Юри вообще раздевается. До нижнего белья.
Юри сжимает кулачок и трижды ударяет по двери. Достаточно. Этикет вежливости соблюден. Теперь поворот ручки, щелчок замка, и можно сделать шаг назад, продавливая дверь голой спиной. Шажок, еще шажок. Изнутри тянет застоявшимся запахом ароматических палочек и алкоголя... Как Юри и думала. Бездельники.
