Виталий Забирко - Все пули мимо
Во дела, думаю. Впервые сподобился к Хозяину на собственных колёсах въехать. К чему бы это? Может, по должности положено? Так ведь вчера машину здесь оставлял, а вроде четвёртый день при должности... Будем надеяться, что это не очередные "выверты" хозяйские, а просто вчерашняя "бухгалтерская" проверка меня возвысила.
Впрочем, долго по этому поводу сушить мозги некогда, въезжаю на территорию и к гаражу подкатываю. У пандуса Сашок стоит, меня ждёт. Одет с иголочки, как на приём к президенту, разве что не во фраке, и в руке кейс-"дипломатишко" махонький такой, что игрушечный.
Останавливаюсь я, вылезаю из машины и руку Сашку протягиваю. Что банан обезьяний сую, не побрезгует ли? Нет, поручкались мы с ним как старые приятели - то есть без официоза или там теплоты особой - буднично так это, словно всю жизнь друг друга знаем.
Я, естественно, молчу, жду указаний. А Сашок в сторону отходит и начинает мою машину осматривать. Да придирчиво так, что твой цыган кобылу. Вижу, не очень ему скаты нравятся. Оно и понятно, не новяк, специально не менял, когда у Хари купил, чтобы, значит, свои же ребята меня не ущучили, откуда, мол, бабки достал. Впрочем, не помогла тогда эта хитрость, ну а сейчас просто времени не было заменить.
- Ладно, - машет рукой Сашок, - не та он фигура, чтобы пыль ему в глаза пускать. Сойдёт и так. Поехали.
Открывает дверцу, "дипломатишко" на заднее сиденье забрасывает и сам садится. Ошибся я. Как по мне, так нормальный по величине кейс оказывается, просто в руках у Сашка он что игрушечный.
- Куда? - спрашиваю, выруливая за ворота.
- В центр, - неопределённо бурчит Сашок. - Там подробнее проинструктирую.
В центр, так в центр, думаю, только не очень мне нравится такой разговор. Он что, меня вместо личного шофера использовать собирается? Ни хрена себе - повышение по службе... Но молчу.
И Сашок молчит. Как понимаю, натура у него такая. Не любит попусту трепаться, зато руками-ногами такое вытворяет, что другой краснобай это его умение на свой язык трескучий не раздумывая сменял бы да ещё приплатил.
Короче, едем, молчим. Но я постепенно завожусь. И знаю ведь, что молчание - золото, на себе вчера испробовал, но вот чтобы так вот: полчаса баранку крутить и парой ничего не значащих фраз не переброситься? Нет уж, увольте, не понимаю.
Наконец приезжаем в центр, на площадь имени вечно живого, где он и сам стоит десятиметровым медным изваянием. Ва-аще повезло мужику - в мире, небось, никто подобных почестей не удостаивался. В какой город у нас не приедь, можешь и не спрашивать, как центральная площадь называется и высится ли на ней монумент рукопростёртый.
От таких мыслей мне невольно детство золотое вспомнилось, как пионером у постамента в почётном карауле стоял с рукой, задранной выше маковки, а прохожие на нас гляделки таращили. И ведь горд был до беспамятства, что караул нёс. Вот Сёмку, который машину мне мыл, хрена с два заставишь так стоять. Разве за баксы.
Вспомнил я всё это и чуть не брякнул: "Никак цветочки возлагать к памятнику приехали?" Но глянул на Сашка, увидел лик его каменный да непроницаемый, и язык к нёбу присох. Нет, думаю, молчать буду. Но ежели и он в молчанку играет, по-другому его подколю. Раз дорогу не указывает, покатаю вокруг памятника.
Но только правый поворот включаю, как Сашок мгновенно реагирует. Губы разлепляет и командует:
- Нам прямо.
Ну вот, думал, он в прострации, а, оказывается, ни фига подобного. Ладно, еду прямо. Естественно, тут же сзади кто-то клаксоном начинает бибикать. Гляжу в зеркальце: водила "жигулей" задрипанных разоряется, и по мимике определяю, что самое мягкое слово у него в мой адрес - это "козёл". А вот это он зря. Когда я оказываюсь в его положении, то тоже трёхэтажно водилу передней машины крою. Но, честное слово, будь у меня сейчас время, за "козла" он бы ответил.
- Теперь направо, - говорит Сашок.
Сворачиваю, но в зеркальце больше не смотрю. Представляю новую реакцию того водилы, что сзади, и мне тошно.
- Прямо, - продолжает командовать Сашок. - Налево. Стоп.
Торможу резко, и как пелена с глаз слетает. Ехал-то я от площади, практически ничего перед собой от злости не видя, на одной интуиции. А мы, оказывается, подкатили к Дому печати, огромному шестнадцатиэтажному зданию, оставшемуся в наследие от совка. Да уж, бабахали тогда сооруженьица будь здоров! Прямо гигантоманией болели: что этот домина, что памятник на площади. Оно и понятно - денежки-то ничьи были, народные то бишь. В карман себе не положишь, значит, можно и на ветер пускать. Сейчас фигушки кто на строительство такое отважится, поскольку вся "капуста" уже не ничья, а при деле, у "деловых" то есть. У нас. А нам - что искусство, что печать - всё по фиг. Взять хотя бы Бонзу. Что он, вольтонутый, что ли, баксы, допустим, в космос выбрасывать, когда ему больше тёлки малолетние нравятся, чем корабли космические?
Пока я на здание таращился и кумекал, чего нам здесь надо, Сашок взял с заднего сиденья кейс свой и в меня взглядом вперился. А взгляд у него на этот раз ва-аще странный: вроде бы оценивающий меня как вещь какую-то, но, одновременно, заранее явно недовольный этой оценкой. Будто я не человек, а заноза в заднице, от которой хотел бы, да не избавишься.
- Ладно, - наконец вздыхает он и кривится, словно водки "несвежей" глотнул, - идём. Только чтоб я от тебя ни слова не слышал.
Заходим мы в фойе - огромное такое, что зал кинотеатра, но пустое. Раньше на входе наверняка привратник стоял, документы проверял, чтоб, значит, никто секретов социалистической печати не стибрил и не удумал какую-либо прокламацию антисовковскую тиснуть. Теперь в фойе никого входи, кому не лень, публикуй, что хошь, только "капусту" отваливай.
Сашок уверенным шагом идёт через фойе, ну а я, естественно, пристраиваюсь в кильватер. Вижу, к лифтам направляемся: в стене четыре ниши, а простенки между ними указателями пестрят, чтоб понятно постороннему было, на каком этаже редакция какой газеты находится. А указателей этих не меньше полусотни - чёрт ногу сломит, пока в них разберётся. Ишь, как пресса расплодилась - при совке и десятка газет в городе не насчитывалось! И это при том, что их никто не выписывает - по своему подъезду знаю, где все почтовые ящики в прошлом году шантрапа посрывала, и дворничиха потом неделю на мусорник перетаскивала. Во феномен дерьмократии - небось тиражи у газеток в лучшем случае до сотни дотягивают. А названьица-то какие, глаза разбегаются: "Тюрьма и воля", "Дети Вселенной", "Интим"... Обалдеть можно. Вот "Дурдома" только среди них не оказалось. А неплохо бы и такую газетку выпускать. Я бы выписал.
Почитал Сашок указатели, нашёл нужный, и поехали мы в лифте на шестой этаж. Вышли в коридор, и здесь Сашок свой шаг уверенный несколько замедлил, таблички на дверях читая. Выбрал он дверь с табличкой "Жизнь города". По мне, лучше бы в "Интим" заглянуть, но выбирать не приходится. Сегодня не я музыку заказываю.