Владимир Немцов - Семь цветов радуги
"Так... Сопоставим факты. - Бабкин уже более трезво стал расставлять, как по полочкам, свои наблюдения. - Вначале мы увидели приподнимающуюся землю... Затем завертелся пиджак... Конечно, он вертелся на "чем-то", поднявшемся из земли... На этом месте осталась свободная дыра - и все... Теперь дальше... В том же районе появляется Шульгина..."
- Ну, знаешь ли! - услышал Бабкин приглушенный шепот Вадима. - Час от часу не легче.
Приподняв голову, Тимофей увидел над собой вытянувшегося во весь свой длинный рост товарища. Вадим смотрел вниз на поля. Там перебегали, как гаснущие искры на пепле сгоревшей бумаги, веселые огоньки. Они были еле заметны в темноте, не похожие ни на автомобильные фары, ни на костры. Вот огоньки сгруппировались вместе, вытянулись в длинную цепочку, затем медленно поползли в разные стороны, по несколько штук в ряд.
- Кукурузное поле, - сразу определил Бабкин место возникновения бегающих огней.
Он сразу позабыл о происшествиях на холме и стал пристально всматриваться в темноту. На самом деле, в этой Девичьей поляне так много непонятного...
- Выясним? - нерешительно спросил Вадим, но Бабкин уже поднялся на ноги и молча стал спускаться с холма.
Багрецов нетерпеливо подталкивал его в спину, шагая по узкой тропинке, и силился получше рассмотреть светящиеся точки на кукурузном поле. Снизу у подножия холма их уже было видно плохо. Огни слились в одну тонкую дрожащую полоску.
Все время Вадим торопил друга, который, несмотря ни на что, шел размеренной, солидной походкой, считая, что простое любопытство не требует особой поспешности.
Постепенно огоньки снова стали различимы каждый в отдельности. Они то вспыхивали, то исчезали среди рядов кукурузы.
Вот совсем близко появились две девушки в белых платьях. Одна из них высоко над головой подняла фонарь. Листья кукурузы, узкие и длинные, казались кованными из металла, заиграли медным отблеском.
Послышался негромкий девичий возглас, и все исчезло. Пропали огоньки, люди.
Луну закрыло облако. Ее скупой свет слабо падал на землю. Кукурузное поле стало совсем черным.
- Чего они от нас прячутся? - растерянно прошептал Вадим.
Из темноты выплыла светлая фигура.
- Девчата! Зря испугались, - услышал Вадим голос Антошечкиной. - Это москвичи!
Сразу же среди стеблей кукурузы замелькали огоньки.
Зазвенел, будто приглушенный колокольчик, чей-то смех, звякнула дужка ведра, и снова все смолкло.
Стеша подошла к друзьям спокойно и неторопливо.
- Опять заблудились? - обратилась она к Бабкину, расправляя уставшие плечи.
Тимофей пробормотал что-то невнятное.
- Вас мамаша ужинать дожидается, - недовольно заметила девушка, - а вы все гуляете.
- А вы? - с усмешкой спросил Вадим.
Антошечкиной, видимо, не понравился его тон.
- У нас тут свои дела, колхозные, - сказала она. - Как-нибудь разберемся.
- Простите меня, Стеша, - мягко промолвил Багрецов, подходя к ней ближе. Мы, конечно, в колхозных делах ничего не понимаем, но вы же сами меня учили, как отличить кукурузу от кок-сагыза.
Антошечкина насторожилась.
- Что же из этого?
- Вот я и думаю, - невозмутимо продолжал Вадим. - Можно лив темноте перепутать участки? Ведь это кукуруза? Правда? - указал он на поле.
- Что-то я не пойму, к чему такие допросы, - уже не на шутку рассердилась Стеша.
- Я тоже не понимаю, как звено Антошечкиной оказалось на поле Буровлева.
- Покойной ночи, - резко сказала Стеша и круто повернулась. На ходу она крикнула: - Не забудьте пожаловаться Буровлеву!
Вадим хотел было остановить ее, но Бабкин помешал.
- Вот к чему приводят неумные шуточки, - прошипел он. - Дипломат!
Запустив пальцы в свою шевелюру, Вадим долго стоял, наблюдая за мелькающими в кукурузе огоньками.
Тут были и "летучие мыши", и фонари со свечками, и много карманных электрических фонариков.
Вспомнил Вадим разговор Стеши с Васютиным. Никифор Карпович тогда спросил у нее: "Больше вы ничего не придумали?" Антошечкина нашла достойный ответ, ее выдумка проста и в то же время благородна. Трудно пришлось Буровлеву: два человека из его звена больны, троих он сам разрешил послать на уборку сена. Не рассчитал парень своих силенок, вот и приходится расплачиваться. Наверное, ему и в голову не пришло, что можно продлить день, собрав в деревне фонари. Стеша оказалась изобретательней. Молодец!
Однако Багрецову было не по себе. Сейчас он встретился с чудесным примером настоящего коммунистического отношения к труду. Разве слава и почести нужны Стешиным девчатам? Тайком от всех, после тяжелого труда, от которого и спину к вечеру не разогнешь (Вадим вспомнил бочки на тележках), девушки вышли в ночь снова на поле. На "чужое" поле другого звена, которое может занять первое место в колхозе и тем самым оставить позади прославленных на весь район каучуководов! Об Антошечкиной часто писали в газетах. Неприятно, ой, как неприятно отдавать по праву завоеванное место!
"А что ты сделал? Любовался своим остроумием? - укорял себя Багрецов, все еще смотря на мерцающие огни. - Немудрено, что Стеша была раздосадована твоим вмешательством. Она не верит тебе. Думает, что ты проболтаешься Буровлеву. Она очень щадит его самолюбие. Кстати, Вадим Сергеевич, вы хотели работать в звене Буровлева? Где же ваши благие намерения?"
- Нам здесь делать нечего - прервал его "самокритические размышления" Бабкин. - Наверное, Антошечкина не очень нуждается в твоих извинениях. Идем!
Он бесцеремонно взял друга за рукав и решительно потащил к холму.
Дорогой Тимофей небрежно спросил:
- Посмотрим, что ли, новоявленную скважину? Может быть, там чудеса объясняются так же просто, как и на кукурузном поле?
- Ну что ж, пойдем, - равнодушно ответил Вадим. - Вон вешка, - указал он вдаль.
Действительно, на пологом скате холма, в самом низу, торчал куст, похожий на тонкий, будто карликовый кипарис. Вадим связал этот куст из пучков полыни. Он знал, что рано или поздно придется вернуться, для того чтобы разобраться, в чем же тут дело.
Подошли к вешке. Все на этом месте оказалось по-старому. Приподнятый дерн и дыра, самая обыкновенная дыра, каких здесь, наверное, много. Если бы не случай с поднимающимися в воздух предметами, то, честное слово, на эту дыру никто бы и не обратил внимания.
Бабкин опустился на траву и, зажмурив глаза, приложил ухо к отверстию. Вадим сидел здесь же на корточках и с любопытством наблюдал за товарищем.
Лицо Тимофея было сосредоточенное и, пожалуй, даже чуть взволнованное. Впрочем, у него волнение редко когда можно заметить. Уж очень искусно он его скрывал. Твердое убеждение укоренилось в Бабкине, что настоящий мужчина, - а он очень хочет на него походить (даже нарочито говорит басом), - так вот настоящий мужчина никогда и ни в каких случаях не выдаст того, что он в данный момент чувствует. Глазом не поведет!
